Она ожидала, что за вольность получит оплеуху, вслед за которой последует распоряжение о порке. Плевать. Но император лишь выругался и, глядя прямо в ее широко распахнутые глаза, плотоядно улыбнулся. Боги, если бы она не желала его так сильно до этого момента, то этой улыбки хищника было бы достаточно, чтобы расправиться с ее ничтожными попытками не поддаваться безумному обаянию Наследника луны. — Сильнее, - прошептал он ей на ухо, одновременно проталкивая сразу два пальца внутрь нее. – Покажи, как ты бессильна против собственного тела. Киирис зарычала, срывая с него сорочку. Кажется, теперь Дэйн от души хохотал. Плевать, на все плевать! Она должна выплеснуться. Ткань полетела на пол. — Ненавижу тебя, мой император. Ненавижу, ненавижу, ненавижу, - снова и снова повторяла Киирис, одновременно яростно царапая ногтями его спину. Боги, пусть ему будет больно! — Ты – само совершенство, мое рогатое проклятье, - продолжал насмехаться он. Его пальцы вошли на всю длину, расплавляя остатки ее самообладания. – Мое маленькое похотливое проклятие. — Ненавижу, - выдохнула Киирис вместе со стоном. – Дэйн, боги, ненавижу тебя… — Повторяй это снова, Киирис, и, возможно, убедишь в этом хотя бы собственную тень. Он рывком поднял ее на руки, в два шага оказался около постели и бросил на покрывало. Прохладная ткань растеклась по спине, выуживая из Киирис новую волну дрожи. Боги, как же пусто без его пальцев! — Не смей ко мне прикасаться, - прошипела она прямо в лицо императора и слизала с губ соленый дурманящий вкус его крови. — Еще как посмею, - пообещал Дэйн. – И заставлю тебя просить меня сделать это снова и снова. И снова. – Он послабил завязки на штанах, стащил до колен и чуть склонил голову на бок, предлагая Киирис полюбоваться его теперь уже полностью обнаженным телом. Кажется, у нее остановилось сердце. Он был слишком хорош во всем и везде. Его тело во множестве шрамов представляло собой настоящую оду войне, хаосу и порядку, которые император Дэйн насаждал с помощью меча и пламени. Как вообще возможно, чтобы мужчина был таким мускулистым и крепким? Он весь словно состоял из одних только мышц и рубцов, оставленных мечами врагов. Боги, да он ее проткнет насквозь! От одной мысли о том, что совсем скоро этот поистине могучий член скоро окажется внутри нее, Киирис самым бессовестным образом застонала, опустила пальцы на живот, пытаясь сдерживать рвущееся наружу желание воплотить в жизнь хотя бы часть тех многих непристойностей, которые ежесекундно приумножало ее сознание. — Ну и каковы на вкус подонки и убийцы, Киирис? – Дэйн рассеянно прошелся ладонью по кровоточащему месту укуса. Вместо ответа она, повинуясь древнему инстинкту, широко раскинула согнутые в коленях ноги, опуская пальцы еще ниже. Эта пустота была просто невыносима, она выжигала изнутри. — Шире, Киирис, - приказал Дэйн. Она разомкнулась полностью, открылась настолько, насколько похотливая самка может предлагать себя отвоевавшему ее у других самцу. Дэйн опустился на колени между ее ног, темным от желания взглядом наблюдая за ее откровенными поглаживаниями. И чем жарче становился его взгляд, тем сильнее заводилась сама Киирис. Из горла вырвались первые стоны, поразившие ее саму столь откровенным недвусмысленным призывом. Этому мужчине даже не нужно прикасаться к ней, чтобы заставить изнывать от желания. Хоть в том месте, где его изрубцованная кожа касалась ее нежной внутренней поверхности бедра, тело пропахивали разряды первобытного желания. — Попроси меня, - потребовал он. – Попроси достаточно убедительно, мейритина, иначе, клянусь всеми богами, я и пальцем к тебе не притронусь. — Нет, ни за что, - в приступе последней отчаянной попытки сопротивляться, пробормотала она, хотя пальцы уже гостеприимно разомкнули ее для его вторжения. — Уверена? – Дэйн придвинулся чуть ближе и, придерживая член рукой, осторожно поводил им по ее влажной промежности. – Самообман тебя не красит, мое рогатое проклятие, ты слишком умна для этого. Эта ласка окончательно разрушила ее хлипкие бастионы. Возможно, он самый недостойный мужчина в мире и не заслуживает ничего, кроме презрения, но ее тело стремится к нему, ее душа разрывается на куски при мысли, что они не станут одним целым прямо сейчас. Позорное сокрушительное падение в самую бездну, имя которой: подчинение императору Дэйну. Добровольное и безоговорочное. Вряд ли хоть одна женщина в мире могла бы так же без остатка отдаться своему мужчине. — Будь ты проклят, мой император, - прямо в его темные от страсти глаза, выплюнула Киирис. И с грудным воем взмолилась: - Возьми меня. Он со свистом выпустил воздух сквозь стиснутые зубы, сомкнул пальцы на ее лодыжках, прижимаясь к самому входу. Толкнулся вперед – и остановился. — Громче, - потребовал снова. – Громче и четче, Киирис. — Умоляю… - мотая головой по подушке, взмолилась она. – Проклятье, Дэйн, прошу тебя! — Вот так, Киирис, - с довольной голодной полуулыбкой, произнес он, - теперь между нами все предельно ясно. Одним резким и решительным движением его член проскользнул в нее на всю длину. Дэйн зарычал, Киирис откликнулась громким оглушившим ее саму стоном. Медленно, чтобы она прочувствовала каждый сантиметр его власти над ней, он почти выскользнул из нее, но лишь для того, чтобы вернутся еще одним ударом. И так снова и снова, удерживая ее широко разведенные ноги. Это было больно и, одновременно, невыносимо, до сладкой дрожи в кончиках пальцев убийственно приятно. Как будто, пока они предаются чему-то порочному и грешному, весь остальной мир летит в тартарары, рушится куском за куском, грозя уронить их в пропасть этой ошеломительной страсти. — Дэйн, - Киирис подалась ему навстречу, обвилась вокруг него, словно ядовитый плющ, впилась зубами в уже познавший ее укус плечо. – Дэйн, мой Дэйн… Он с рыком уязвленного самца опрокинул Киирис на спину, завел руки ей за головы, растягивая, словно струну. В отместку мейритина обхватила его ногами, яростно вонзила пятки в его ягодицы, толкая еще глубже в себя. — Тебе нравится? – Он буквально вколотил тело Киирис в перину, раскрыл новую грань ее криков. – Нравится быть покорной и подчиненной? — Да, да. – От желания поцеловать его, по губам словно полоснули ножом. – Еще, пожалуйста, еще! Он охотно удовлетворил ее просьбу. В конце концов, их тела набрали такой темп, что Киирис больше не могла отличить свои крики от его хриплых гортанных стонов. Их движения были так идеально слажены, будто с самого начала создавались богами лишь для того, чтобы однажды дополнить друг друга в этой постели. — Дэйн, Дэйн, мой Дэйн, - повторяла она будто в горячечном бреду. Тело захлестнула волна пряной истомы, сулящей что-то такое, чего ей еще не довелось испытать. – Не останавливайся. — Вот уж нет, - с видом взявшего еще одну неприступную крепость тирана, пообещал он. – Кричи для меня, Киирис. И она закричала, заскулила от обволакивающего удовольствия. Взмолилась о чем-то, не разбирая собственных слов, с головой окунулась в наполненное запахом их страсти блаженство. И взлетела снова, когда его движения стали яростными и частыми, разламывающими на куски ее хрупкий внутренний мирок. — Боги, Киирис, - выдохнул он, сокрушая ее последним, самым глубоким и жестким ударом. – Проклятье, ты стоишь всего этого… — А вот и наша Совершенно Точно Беременная Потаскуха, - словно стих, продекламировал Рунн, и кивком указал на новоприбывших. – Слышал, они с Принцессой поладили. Поладили? Киирис намеревалась отмахнуться от его слов, потому что они не могли быть ничем, кроме насмешки, но червь сомнения уже вгрызся в душу. Поладили? Будущая жена беременная наложница? Никто в здравом уме не пойдет на такое, а Принцесса, хоть и выглядела странной помесью стервы и одуванчика, вряд ли была наивной и бестолковой до такой степени. А шутка Рунна была слишком бестолковой, чтобы быть шуткой. — В каком смысле «поладили»? — Знал, что ты заинтересуешься. – Этот мужчина не упускал возможности самодовольно усмехнуться. – Мои Вороны слышат каждый шепот, пташка, каждое слово, даже если оно было произнесено в голове. Киирис безразлично пожала плечами. Любопытство ело ее поедом, но показать свои заинтересованность Рунну означало добровольную сдачу в плен. Он непременно что-то потребует взамен. Нетрудно догадаться, что. И вряд ли сломанная братом рука, которую теурги почти вылечили, сделала его благоразумнее. По случаю приглашения, Алура нарядилась в безупречное желтое платье, которое оттеняло ее кожу и делала глаза еще более золотыми. Все на ней, от прически до туфлей, кричало о тщательной подготовке. Она явно пришла блистать, и статус наложницы ее не смущал. — Я трахнул ее, - ни с того ни с сего, признался Рунн. – Точнее говоря, их обоих. Киирис посмотрела на него так, будто впервые видела. — Их – это… — Ради богов, пташка, не притворяйся дурой, это совершенно тебя не красит. Ты и без разжевывания поняла, о ком речь. И если тебя это утешит – они обе совершенно пресные. Хотя Алура неплохо сосет, но я почти уверен, что ты, - Рунн большим пальцем здоровой руки погладил ее нижнюю губу, - куда более хороша в этом. Я готов кончить от одной мысли о твоих губах у меня… Конец фразу утонул в громогласных приветствиях, которыми гости встретили появление императора и его спутницы. Киирис инстинктивно шагнула глубже в толпу, радуясь, что количество людей позволяет без труда затеряться в их плотных рядах. Не известно, что двигало Дэйном, когда он потребовал ее обязательного присутствия, но это было настоящим безумием. Три женщины так или иначе желающие заполучить самого влиятельного мужчину империи на одной территории – такое вряд ли выдержат даже трехсотлетние стены Замка туманов. Тем более, что на фоне расфуфыренных соперниц, Киирис, в простом черном наглухо закрытом платье, выглядела совершенно проигрышно. Единственным ее украшением был ошейник, и это радовало и огорчало одновременно. С одной стороны, даже если собрать все украшения на всех присутствующих в зале женщинах, их все равно будет значительно меньше, чем камней в ее ошейнике. И Киирис уже не единожды поймала на себе завистливый взгляд. А с другой: каждый в зале, даже дорожная пыль на сапогах, знают, что она – рабыня. По крайней мере на Алуре не было ни единого свидетельства ее статуса наложницы. Глупость принимать за обиды простой порядок вещей, но Киирис не могла отделаться от мысли, что Дэйн намеренно желал унизить ее перед соперницами. Торжественная часть была короткой. Император пожелал всем собравшимся мира в доме и огня в очаге, его верные касхары пожелали того же взамен. Принцесса – Киирис не могла заставить себя называть ее по имени «Торана» - явилась в дорогом шелковом платье. Слишком вычурном, как на вкус Киирис. Торана как будто кричала: «Я ваша будущая императрица, начинайте думать, чем меня умасливать». Она вела себя так, как ведет себя женщина, которая имеет все основания полагать, что победа уже у нее в кармане. Не слишком умная стратегия, но, возможно, у Тораны, в отличие от Киирис, была куда более спокойная и предсказуемая жизнь, в которой все шло по четко предопределенному плану. П случаю торжества Дэйн сменил более простую одежду, которой отдавал предпочтение в повседневной жизни на кожаные штаны, белоснежную тонкую сорочку и кожаную верхнюю куртку, которая едва не трескалась на его широких плечах. Кровавые рубины в его короне словно напились света факелов и свечей: полыхали так ярко и зловеще, будто хотели напомнить всем окружающим, что пред ними – первый мясник Нэтрезской империи. Киирис скользнула за спину какого-то богато разодетого господина, благо, он пришел в сопровождении нескольких сыновей и за ними мейритина чувствовала себя почти невидимкой. Почти, потому что Дэйн сразу, будто точно зал, где она спрячется, нашел ее взглядом. Посмотрел с прищуром, как будто нашел какой-то существенный изъян – а потом сосредоточил внимание на своей гостье. — Потанцуешь со мной? – Рунн определенно сам себя назначил ее кавалером на этот вечер. — Уверен, что хочешь со мной танцевать? – Киирис как бы невзначай провела пальцем по ошейнику, поморщилась от холода камней. – Император не просто так окольцевал меня этой безделушкой. И мне казалось, вы все выяснили. Ты сам отдал ему таэрн. Наследнику тени определенно не понравилось напоминание о его проигрыше. Он скривился, что-то пробурчал себе под нос, но остался стоять, где стоял. Киирис его компания начинала нравится. По крайней мере, Рунн отвлекал ее от постоянного навязчивого желания наблюдать за тем, как император вежлив и обходителен со своей гостьей. Почему-то именно сегодня его безупречные манеры раздражали сильнее всего. — У нас с ним был договор, Киирис. Остановимся на этом. Она безразлично передернула плечами. Какая разница, что это за договор? Кусок земли или мешок денег, или какая-то другая привилегия? Лучше сосредоточиться на том, где сегодняшний вечер проводит Раслер: с самого начала празднества Кирис так и не увидела его среди гостей. А домин был слишком значительной фигурой. Чтобы его появление осталось незамеченным. Совсем скоро гостей позвали к столу. Под пиршество живота отвели южную часть зала, самую отапливаемую. Едва гости расселись по лавкам, в промозглые, наполненные гомоном стены потянулась вереница служанок с кувшинами, мисками и отрезами ткани в руках. Гости мыли руки, приговаривая каждый на свой лад слова охранных молитв. Первым блюдом подали разрезанного на куски оленя. К нему множество гарниров: печеный картофель в масле, фаршированные печенью грибы, помидоры с заморскими острыми орехами. Горячие вина с Теплых островов лились рекой. Киирис была рада, что ее место за столом было на самом отшибе. Здесь ее не мог достать даже Рунн, которому, согласно заведенным правилам, полагалось сидеть по правую руку от брата. Натянутая улыбка на лице Тораны, когда тенерожденный наследник подвинул ее с места, куда она нахально уселась, вызвала у Киирис приятное чувство злорадства. В конце концов, она тоже живая кровь и имеет полное право радоваться скисшей улыбке на лице соперницы. Соперницы? Мейритина быстро, пока никто не заметил, опустила взгляд в пустую тарелку. Есть совершенно не хотелось, равно как и пить. Лучше уж после, когда гости войдут в раж и выпадет возможность незаметно ускользнуть, перекусить чем-нибудь у себя в комнате. Верная Корта уже выучила ее повадки и наверняка найдет способ покормить госпожу. После первых блюд музыканты ударили о струнам, а в зал снова потянулись служки с новыми угощениями: гранатами, финиками, приправленной кислыми фруктами рыбой, икрой. Гости пили не переставая, император смеялся и изредка потягивал вино из черного каменного кубка. Все шло своим чередом. И когда Киирис, наконец, успокоилась и убедила себя, что присутствует на празднике лишь в угоду его странной прихоти, Дэйн снова разрушил ее хрупкое внутренне равновесие. Когда музыканты взяли тягучий меланхоличный мотив, император резко встал из-за стола, прошел в другой конец зала в сопровождении напряженно умолкнувших гостей, взял Киирис за руку и выел ее в центр зала. — Мой император, это противоречит…