— Тем больнее оказалось падение? – предвидя ее следующую реплику, спросила Киирис. — Кто же знал, что мальчишка окажется безумен до такой степени. — Мысли об уничтожении одной зарождающейся империи и ее императора превратились в мысли об уничтожении кукловодов? От осознания всей бессмысленной глупости произошедшего, Киирис хотелось безудержно хохотать и плакать одновременно. — Ты травила их всех, с самого начала. – Киирис, вспоминая, погладила шрам на горле – и ужаснулась глубине и коварству обмана. – Даже разрешила убить себя, чтобы стать одной из смертных. — Ты, моя дорогая, - злобно кривляясь, поправило Отражение. – Даже если ты еще не все помнишь, это не дает тебе права переложить ответственность на прошлое. Ты сделала то, что сделала – и кто теперь скажет, в чем и когда была самая главная ошибка? Да и стоит ли теперь об этом задумываться? Теперь, когда ты начинаешь вспоминать, пришло время сделать финальный ход этой партии. Согласись, они все и так пожили слишком долго. Киирис упрямо мотнула головой. — Я и так натворила слишком… много. – Верить в это не хотелось до сих пор. Часть сознания, которая не помнила ничего, кроме фальшивых воспоминаний, по-прежнему твердила, что обличительная истина – просто вранье. Этакая попытка заставить ее потерять ясность рассудка и действовать вопреки голосу сердца. — Пока что, мы не сделали ровным счетом ничего. — Кроме того, что убили свой народ. — Брось, последствия этого риска осознавали все. Помнишь, что сказал тебе отец, перед тем, как бросить к смертным? – Отражение сделало характерный жест ребром ладони вдоль горла – и он отозвался вспышкой обжигающей боли в самом сердце. Киирис помнила. Как будто это воспоминание все время было здесь, рядом – и стоило лишь открыть глаза, чтобы увидеть образ далекого прошлого. — «В этой войне выживет не сильнейший, Киирис, а тот, кто ударит первым», - повторила она слово в слово, и собственный шепот показался громогласным набатом. Боги, что они все натворили? Что натворила она? Во имя чего было совершено такое злодеяние? Она знала ответ, но вряд ли это знание принесло хоть немного облегчения. — Убирайся из его головы, - прошептала Киирис. Силы стремительно покидали ее, источалась, словно тень, хрупкая связь, которая еще удерживала ее теперешнюю личность в теле, где теперь жило слишком много демонов, жаждущих сыграть главенствующую роль. Если она ослабеет и позволит хотя бы одному из них подавить ее сознание – Нэтрезская империя исчезнет с лица земли, как некогда с небесного свода исчезли мейрити. Исчезнет Раслер, Рунн, Дэйн… - Убирайся! – глядя в глаза своему Отражению, вкладывая в слово всю боль и отчаяние, закричала Киирис. – Оставь нас в покое! Отражение брезгливо поморщилось, передернуло плечами. — Полагаю, теперь это уже не имеет значения. Мы знаем, что император обречен. Обречены они все. А ты обречена стать их палачом. По-моему, достойная плата за то, что посмели мнить себя богами. Они понятия не имею, что такое кровь богов, и нам, моя дорогая, предстоит показать им всю ее силу: без оков и без жалости. Киирис слепо пошарила вокруг, все еще надеясь отыскать в кромешной тьме прошлого Раслера хотя бы одну спасительную зацепку. Должно быть хоть что-то, что пробудит его точно так же, как пробудил ее. Ведь, в конце концов, они так похожи: каждый искалечил себя своими же руками и каждый спрятался за выдуманным прошлым, чтобы облегчить ношу собственной ответственности. Если кто и может вернуть ее обратно в реальность, то лишь хозяин этого места. И до тех пор, пока он будет блуждать в лабиринте, убегая от собственных демонов, она останется полностью уязвимой. — Раслер, мы все делаем ошибки, - сказала она негромко, потому что знала – Наследник костей услышит ее. – Мы все, в конечном итоге, за них расплачиваемся. Нельзя вечно играть в прятки с прошлым. Когда-нибудь придется остановиться, посмотреть ему в глаза и попробовать правду на вкус, какой бы горькой и отравляющей она ни была. Дэйн ни в чем не виноват. – Она рассеянно смахнула слезы с лица. Сейчас не время для слабости, даже если сил держаться не осталось совсем. – Это сделали мы – ты и я. Мы совершили ужасный поступок, но мы можем не допустить еще одного. И мне ни за что не справиться самой. Пожалуйста, помоги мне. Ради человека, который любит тебя настолько, что согласился стать убийцей. Вместо ответа тишину расцарапал хриплый смешок Отражения. — Ты правда веришь, что этот слабак… Она не успела закончить, потому что возникший позади нее Раслер прикрыл ей рот ладонью. Обычный и пустяшный жест, но Отражение страшно выпучило глаза и скорчилось от боли. Наследник костей же, напротив, казался отрешенным и еще более потерянным, чем обычно. Он улыбнулся лишь раз, когда увидел слезы в глазах Киирис. — Не плач, Кровь богов. Помнишь, я как-то сказал, что никому не позволю причинить тебе вред? Я – брат императора, в конце концов, и я держу свое слово, даже если теперь оно стоит меньше свиного навоза. — Ох, Раслер, - мейритина грустно улыбнулась в ответ, - что мы натворили? — Ошиблись, Киирис. Смертным свойственно ошибаться. Уходи, пока я держу ее. Не уверен, что на это у меня осталось так уж много времени и сил. — Раслер, мы должны сделать то, что ты говорил. Чтобы спасти его. — Обязательно, Кровь богов. И пусть нам помогают боги, которые еще не брезгуют слышать наши молитвы. Я буду ждать тебя здесь. Ты знаешь, что нужно делать. Глава двадцать четвертая — Дэйн! Дэйн! Киирис налетела на перегородивших пусть в императорские покои гвардейцев. Двое здоровенных воинов в черных полных латах стояли, словно скала, и не было ни единой возможности сдвинуть их с места. — Дэйн, пожалуйста, нам нужно поговорить! Мейритина отчаянно заколотила кулаками по стальным нагрудникам, но мужчин это вряд ли хоть сколько-то обеспокоило. Они стояли на ее пути, словно черная скала, о которую она сможет разве что убиться, но и в таком случае не пройдет. Дверь за спинами гвардейцев распахнулась, и Киирис с облегчением выдохнула, когда увидела за ней Дэйна. — Пожалуйста, мой император, впусти меня, - взмолилась она. Гордость, сила, желание быть несгибаемой – все это больше не имело никакого смысла, стало незначительным и лишним, потому что истинные чувства давно взяли верх над шелухой. – Прошу тебя, Дэйн. Он сделал жест гвардейцам – и те отступили. Киирис проскользнула в комнату, дождалась, когда Дэйн закроет дверь и вопросительно посмотрит на нее отнюдь не с самым радушным видом. Она скользнула взглядом по комнате – и оцепенела, когда увидела на стойке начищенный до зеркального блеска его боевой доспех. — Киирис, в чем дело? – Дэйн проследил за ее взглядом. – Мое к тебе отношение не дает тебе права врываться ко мне в покои, да еще и с таким эффектным воплем. Мне кажется, я предельно четко обозначил, что не могу уделить тебе время сверх того, что мы провели днем. — Ты не должен ехать, мой император, - выпалила она. – Ты должен остаться здесь. — Что за ересь? – Дэйн нахмурился и рубины в его короне зловеще вспыхнули алым. — У меня было видение о тебе. – Киирис потребовалось все мужество, чтобы произнести следующую фразу. – Тебе не вернуться живым. Я слышала твои предсмертные слова, мой император. — В таком случае, мне остается лишь попросить тебя исполнить мое пожелание на сметном одре. Полагаю, ты исполнишь его хотя бы из уважения к моим костям. — Что ты такое говоришь? — Я говорю, что никогда, ни разу с тех пор, как повел в бой свою первую армию, не прятался за спинами своих солдат. Лишь трусы боятся смерти в бою, а трусы не становятся императорами, Киирис. Знаешь, почему моя армия никогда не знала поражения в бою? Потому что я всегда стоял перед солдатами и они верили, что смерть найдет их там же, где она, возможно, найдет и их императора. И это в некоторой степени делало нас равными. Я становился простым солдатом, они становились подобными мне. Людям нужно чувствовать себя чем-то большим, чем мясо, которое должно сдохнуть за чьи-то амбиции. Киирис с трудом выдохнула. — Даже ты не можешь быть таким упрямым и самонадеянным. — Как раз я и могу, - отмахнулся от ее слов Дэйн. – Думаешь, я стал бы тем, кем стал, если бы боялся умереть? Единственная вещь, которая меня страшит – вероятность того, что империя перейдет в руки человека, который не сможет ее удержать. Император прошел до стола, на котором лежала придавленная каменными фигурками карта. С видом хозяина, он положил ладонь поверх начертанного контура Нэтрезской империи. — Как только мое сердце остановится, Киирис, все это затрещит по швам. Думаешь, Рунн способен править так же разумно и жестоко? — Нет, - без раздумий ответила она. – Никто из Наследников не сможет заменить тебя, и именно поэтому, мой император, тебе не следует так бездумно разменивать свою жизнь. — Это решено, мейритина. Армия не пойдет в бой без своего императора. А от исхода этого боя зависит жизнь каждого крестьянина, каждого ремесленника, каждого мужчины, женщины и ребенка. В этот раз нам нужно что-то гораздо большее, чем просто удача и отвага. И сейчас это единственное, что меня беспокоит, но никак не твое пророчество, даже если я уверен, что оно – правдиво. — Это… бессмысленно. — Я поступил бы точно так же и для наших с тобой детей, Киирис. — Но их не будет, если ты умрешь! Она набросилась на него, как фурия, слепо колотила ладонями по груди. Что за осел! Проклятый упрямец! Безумец! Дэйн мягко перехватил ее запястья, уткнулся губами ей в макушку и выждал, пока Киирис кое-как совладеет со своими чувствами. — Почему ты не сказал мне про то, что это сделал Раслер? – Она была уверена, что ни за что в жизни, даже под пытками, не станет расспрашивать об этом, но вопрос родился сам собой, против ее воли. — Разве это имеет значение? — Для меня – да. Дэйн подхватил ее на руки, попятился и сел на кровать, а Киирис посадил себе на руки. Его взгляд потеплел, но лишь от того, что теперь усталости там было больше, чем вездесущего упрямства. — Я говорил тебе, что люблю своих братьев, хоть их поступки порой испытывают мое терпение. Судьбе было угодно сделать меня старшим и с момента, как замок огласил крик новорожденного Рунна, я знал, что мне предстоит заботиться о его благополучии. Позже, когда появился Раслер, забот стало вдвое больше. И, кажется, я был отвратительным братом. — Мне кажется, ты был лучшим братом на свете. – Она ни капли не лукавила. — Вероятно, это могут с точностью сказать только наши потомки. Раслер… Он не виноват, в том, что сделал. – Дэйн ненадолго умолк, как будто мысленно вернулся в прошлое, чтобы вспомнить и заново пережить те события. – Он всегда был немного странным, Киирис. Замкнутым одиночкой, который сам себе на уме. Мы все знали, что с ним будет много хлопот, но никто и помыслить не мог, что в итоге Раслер окажется способен на такое. Им словно что-то… овладело. Не знаю, как объяснить. Когда я понял, что он собирается сделать, что было уже слишком поздно. Это целиком моя вина, Киирис, и мне наверняка придется дорого ответить перед богами за то, что не предотвратил это. А с другой стороны – все случилось так, как случилось. И тогда мой выбор был очень прост: сказать мальчишке правду, которая уничтожила бы его – или позволить ему верить, будто все случившееся моих рук дело. Поверь, я смалодушничал, когда взял вину на себя. Это было куда проще, чем сказать десятилетнему пацану, что он угробил небожителей и оторвал голову собственному отцу. Киирис сглотнула, уверенно высвободилась из его рук и отошла на расстояние. Хотела она того или нет, помнила л прошлое всего лишь отрывками, но Дэйн заслуживал знать правду. Он и так слишком долго носил в себе ее отраву. Носили они все. — Это я свела Раслера с ума, - сказала она так твердо, как могла. Выдержать его непроницаемый взгляд оказалось настоящим испытанием: что император думает о ее признании, решит ли наказать или «смилостивится» и вышвырнет за порог? – Вряд ли я смогу объяснить, как, потому что и сама толком не понимаю, но все это – один большой обман. Чтобы уничтожить тебя до того, как ты создашь империю, способную сместить мейритов с их пьедестала. Не было ничего, кроме одной бесконечной лжи, мой император. Я и есть ложь. Нет никаких душ внутри меня, есть лишь множество осколков меня самой. – Киирис горько улыбнулась. – Все они – порождения моей ненависти и любви, предательства и подлости. Вряд ли во всей твоей империи есть существо более достойной самой мучительной смерти, чем я, и менее достойное твоей симпатии. — Как будто мне есть до этого дело, Киирис, - спокойной ответил Дэйн. Если истина и потрясла его, то он ничем не выдал своих чувств. Он словно услышал то, что давным-давно знал, хоть вряд ли мог знать.