— Ты же хочешь спросить, где он, Киирис. Так спроси. — Боюсь, тогда тебе придется убить меня, ведь подобные артефакты слишком ценны, чтобы рассказывать о них первой встречной расм’маа’ре. —Возможно, я бы не сказал о нем, будь Осколок цел. Но Бергата разбила его десять лет назад, и от Осколка осталась лишь бесполезная, усыпанная драгоценными камнями рама. Никто не в состоянии восстановить то, что стало Пылью забвения. Никому это не под силу. И двое уже поплатились за самонадеянность. Думаю, Бергата спрятала раму так далеко, что и сама забыла, где. Он слабо застонал, повернулся на бок, подставляя Киирис спину. Мейритина охотно подвинулась ближе. Не обняла, просто уткнулась носом ему в шею, закрыла глаза – и, словно сирота из сказки, пошла по скупо разбросанным Раслером хлебным крошкам. У Королевы-матери был Осколок Зеркала мира. Одна из величайших реликвий, созданных во времена, когда теургия была подвластна лишь богам. За право владеть Осколком велись кровопролитные войны, дотла сжигались города, горы превращались в пепел, а океаны – в мертвые пески. Бергата была странной женщиной, но ее жажду власти Киирис чувствовала так же отчетливо, как собственные руки и ноги. Что же заставило королеву уничтожить то, что подняло бы ее на вершину мира? И кто были те двое? Пытаться воссоздать сотканное из забытья –безумие! Это под силу лишь богам, которые давно глухи к молитвам смертных и Первой крови, которая давно утекла в Поток. Киирис словно обухом по голове огрели. Внезапная догадка раскрылась, словно жестокая рана, обнажая всю глубину возможной подоплеки ее похищения. Что если Королеве-матери вовсе не была нужна вышколенная дорогая наложница для плотских утех своих сыновей? «Нам нужно оружие, - хищно осклабилась Кровожадная ипостась. – Я бы предпочла пару легких мечей, но сгодится любая длинная булавка, гребень. Яд, - тут она брезгливо поморщилась, - хотя это оружие убийц, старух и трусов. Если королеве в самом деле понадобилась Первая кровь, то ты знаешь, что будет дальше». Она знала. И не боялась. Но нужно подумать, как потянуть время, чтобы сделать то, ради чего она здесь. А потом, после исполнения воли голосов предков, ее собственная жизнь больше не будет иметь ценности. Глава четвертая Она проснулась от того, что в тишину комнат ворвался стук распахнутой двери, а вместе с ним влажный холодный сквозняк. Киирис даже веки толком разлепить не успела, как ее грубо подхватили под локти, стащили на пол. Перед глазами мелькали несколько пар ног.В дремоту, будто гвозди,втискивался шипящий свист выхваченных из ножен клинков. Она инстинктивно прикрылась руками, но это не помогло. На голову обрушился удар закованной в латную перчатку руки. Оплеуха опрокинула Киирис на спину. Перед глазами разлилось красное марево, под носом стало влажно. Она рассеянно мазнула по влаге ребром ладони, отрешенно посмотрела на кровавый след. — Что ты сделала с моим сыном?! – Королева визжала громче застрявшей в капкане суки, на глазах которой выпотрошили ее последнего щенка. – Что ты с ним сделала?! Еще один удар, от которого голова едва удержалась на шее. В затылке хрустнуло. — Моя королева, прошу вас… Голос просителя донесся откуда-то с периферии сознания и был смутно знакомым, хоть нерешительность скрадывала все интонации. Ах да, лекарь. Что он тут делает? И почему старая мегера вопит о сыне? Раслер?! Киирис попыталась встать, но попытка не увенчалась успехом. От удара перед глазами до сих пор плыло, пол качался, словно палуба попавшего в шторм корабля. — Моя королева, домин Раслер… Он спит. Беготня неожиданно прекратилась. С горем пополам Киирис удалось сесть, опереться на стену. Кровь хлестала из носа, стекала на платье и расплывалась по тонкой ткани уродливыми кляксами. В их завораживающих завитках Киирис виделись то хищные оскалы, то непролитые слезы. К счастью, громкий и удивленный шепот Королевы-матери вывел ее из оцепенения. — Он спит? Правда спит?! Королева, словно молодая девица, скинула бархатные туфли, и на цыпочках подошла к постели сына. Очень медленно, словно боялась спугнуть диковинку, присела на самый край, склонилась к умиротворенному лицу сына. — Он в самом деле, как будто спит, - сказала с таким замешательством, что Киирис едва не пожелала ей сгореть в пекле за свои преждевременные выводы и огульные обвинения. – Боги всемогущие, неужели, мой сын… исцелится? — Я бы не стал делать поспешных выводов, моя королева, - сказал лекарь, но под ее грозным взглядом. Сменил тон на заискивающий. – Но прогноз действительно благоприятный. У Наследника костей хороший крепкий сон, и здоровый цвет лица. — Что за порошок ты дал ему в этот раз? Какой-то новый рецепт? Почему мне не сказал? — Всего лишь поменял пропорции прежнего, моя королева. Он должен был снять боль, и я, признаться, сам удивлен побочным эффектом. — То есть ты хочешь сказать, что подсунул наследнику империи что-то такое, что… Она чуть не задохнулась от гнева, но в этот момент Раслер что-то пробормотал во сне и повернулся на бок. Одеяло сползло ниже, обнажило повязку на животе – и злость Бергаты как рукой сняло. С безграничной любовью женщина подоткнула ему одеяло и несколько долгих минут всматривалась в лицо спящего сына. С кровати Бергата встала уже прежней жестокосердной королевой, готовой до последнего вздоха бороться против каждого, кто посягнет не только на ее детей, но и на ее право оставаться возле них так долго, как это возможно. — Тебе стоит поблагодарить лекаря за то, что он уже дважды спасает твою шкуру: первый раз подчищая за тобой неумелое лечение моего сына, и сейчас, рискнув встать между тобой и моим гневом. И, помнится, я предупреждала о том, что тебе следует знать свое место, потому что оно точно не в постели ни одного из моих сыновей. — Я запомню, королева-мать. – Киирис приложила ладонь к кровоточащему виску и шмыгнула окровавленным носом. – Теперь-то наверняка запомню. «Мы запомним», - прошипела в унисон ее словам Кровожадна ипостась. — Кто-то объяснит мне, что тут происходит? Раздраженный голос императора заставил Киирис собрать последние остатки сил и подняться, чтобы сделать поклон. Хотя она едва стояла на ногах и, ее отчаянно шатало из стороны в сторону. Нельзя показывать слабость, нельзя обнажать свою попранную гордость. И тем более, сейчас не время становиться между обезумевшей волчицей и ее волчатами, которые давно превратились в охотников на людей, но для нее по-прежнему остаются щенками. Нужно во что бы то ни стало узнать про Осколок. А как это сделать, если за один день в замке она успела насолить этой гарпии везде, где только можно? — Твой брат спит, Дэйн! Удивительная метаморфоза! Киирис стоило усилий сдержать иронический смешок и не выдать свою злость. Только что Королева-мать была спятившей ссукой, но, стоило появится императору – и ее безумие растворилось без следа. Осталась лишь дрожащая от счастья женщина, которая не стесняется подтирать набежавшие в уголках глаз нечаянные слезы. Вот только императора эта комедия нисколько не тронула. Он едва скользнул взглядом по лицу матери, подошел к постели брата, прислушался, чтобы убедиться в правдивости ее слов. Потом поднял взгляд на Киирис: ей хотелось снова согнуться в поклоне, лишь бы спрятаться от этих ледяных непроницаемых глаз, но она не рискнула. Лучше вытерпеть эту пытку, чем позорно потерять сознание от нарастающего шума в голове. И что, в конце концов, такого необычного в том, что после ранения Наследник костей провалился в заслуженный и необходимый для выздоровления сон? — Твой брат был ранен, потому что вот эта девчонка охмурила его своими проклятыми чарами и … — Раслеру необходим покой, - грубо перебил мать Дэйн. Хватанул словами так, что вышколенная стража вытянулась по выправке, словно их приколотили гвоздями к стенам. При этом он даже не повышал голос – лишь слегка изменил интонацию. – Странно, что Королева-мать не понимает таких очевидных вещей. Ох и не понравилась же ей эта публичная оплеуха! Киирис позволила себе слабину насладиться зрелищем, которое вряд ли будет часто лицезреть: Бергата побледнела, поджала губы, будто сдерживала рвущийся наружу поток слов. Слезы тут же высохли. — Никто не смеет упрекать меня в нелюбви к моим детям, император, - сказала она дрожащим от напряжения голосом. — В этой империи, Королева-мать, я смею все, что угодно. Еще раз попытаешься ограничить мою власть – и будешь коротать время с Башне плакальщиц. С клеймом на языке. Вон отсюда все. Этот человек обладал удивительной властью, и еще более удивительной способностью ею манипулировать. И ему было плевать, что произнесенная в присутствии посторонних угроза еще одной унизительной пощечиной. И это несмотря на то, что - Киирис в этом не сомневалась – Дэйн знал, как силен ее материнский инстинкт. — Ты пойдешь со мной, мейритина. – Стоило им выйти за пределы комнаты, император властно и жестко взял ее под локоть. – Мне кажется, нам есть, о чем поговорить. Она всего лишь собиралась поклониться и выразить свою покорность. Уже дважды Дэйн показал, что не спускает ни одного кривого слова в свой адрес, и не делает поблажек даже для той, которая его родила. Страшно представить, что император сделает с рогатой химерой, по вине которой, пусть и весьма призрачной, пострадал наследник империи. Возможно, мужчины этого семейства не пылают братской любовью друг к другу, но подобные проступки обязаны караться со всей строгостью вне зависимости от личных отношений. Как говорила одна из наставниц: лучше наказать за кражу чужого гуся, чем после сетовать на пропажу собственного. Но поклон вышел смазанным. Ее шатнуло в сторону так сильно, что если бы не поддержка Дэйна, Киирис непременно бы упала. — Будь оно все неладно! – прорычал он и легко, словно ноша весила не больше пуховой подушки, поднял мейритину на руки. И пошел дальше, что-то бормоча себе под нос. – Ты хоть осознаешь, что от тебя кругом одни хлопоты? — Да, мой император. – А что еще ей оставалось, кроме покорного признания несуществующей вины? Хозяевам мира нельзя говорить, что они не правы, если только на черный день не припрятана запасная голова. – Я искренне сожалею, что своим присутствием доставляю столько неприятностей и отвлекаю тебя от куда более важных дел. Он остановился, за их спинами, лязгнув стальными сапогами, остановились гвардейцы из личной охраны императора. Киирис предпочитала не думать о том, кто скрывается за двухметровыми громадными фигурами, закованными в полную броню и шлемы с узкими прорезями для глаз. Вряд ли люди. Вряд ли вообще живые существа. — Если хочешь выжить и не осточертеть мне через неделю, придется выучить несколько правил. – На этот раз пришел ее черед получать порцию словесной трепки. – Правило первое: не ври мне. Я ненавижу лицемеров, мейритина, но их, увы, слишком много в моем окружении, чтобы я мог без ущерба для управления империей обезглавить каждого. Но ты – другое дело. От тебя я не потерплю ни вранья, ни притворства. Поэтому, скажи мне еще раз – сожалеешь ли о том, что твое присутствие так досаждает всем нам? У него был совершенно невозможный взгляд: одновременно и обжигающий, и ледяной, страстный – и совершенно безучастный. Император Дэйн определенно владел каждой своей эмоцией, знал каждое слово наперед. Но где-то там, в глубоких темницах его души пряталась настоящая животная страсть, свойственная любому живому человеку. Простая эмоция, что была не по карману лишь императору. — Я слишком большая диковинка, мой император, чтобы со мной все было так же, как с любой смертной женщиной. И, конечно, от меня будет масса хлопот. — Королева уже тысячу раз пожалела, что задумала привезти тебя в Замок туманов. Надеюсь, я не повторю ее ошибку. — Император решил оставить меня для себя? — Храбрость, Киирис – это следующее правило. – По его возмутительно четко очерченным губам, скользнула тень улыбки. – Ты должна быть смелой всегда и во всем. А это был смелый вопрос. Киирис сглотнула, почему-то подумав, что ему удивительно идут эти длинные светлые волосы и выстриженные на висках затейливые узоры. — Все в Нэтрезской империи принадлежит мне, мейритина. До тех пор, пока я жив, но,кажется, это продлится не так уж долго. – Ни страха, ни иронии, лишь четкое понимание своей судьбы. Он горел, словно солнце – так ярко и беспощадно, что обжигал слишком многих. – И ты – тоже моя. Хоть, признаться, мне бы не хотелось знать, что это лишь по моему приказу. — Я не могу принадлежать одному мужчине до тех пор, пока он не заявит свои права: золотом и ключом. — Да-да, таэрн, как же. Он зашагал дальше, гвардейцы двинулись следом. — Куда ты несешь меня, император Дэйн? — В твою комнату, Киирис. — У меня будет собственная комната? — Разве все это не приличествует твоему статусу рас’маа’ры? Комната, служанка, платья, драгоценности. Но прежде, хочу показать тебе кое-что. Они вышли на мраморный арочный мост, который соединял между собой две башни Замка туманов. Дэйн все-таки поставил свою ношу на ноги, крепко обнял за талию и по-хозяйски прижал к себе, вынуждая Киирис жадно глотать прохладный морозный воздух. На ней было легкое платье, и промозглый ветер пробирал до самых костей. А рядом был великолепный соблазнительно-теплый мужчина, чей очерченным рассветным солнцем профиль был одновременно и красивым, и ужасающе-беспощадным. —Вон там, Киирис.