Листочек с моим посланием сиротливо лежал посреди кухонного стола. Текст был достаточно предсказуем: «Привет. У меня экзамены, нужно на работу. Не смогла тебя разбудить. Завтрак на столе. Всё, что найдёшь в холодильнике, — твоё. Замок автоматический, нужно будет просто хлопнуть дверью. Света». Лишь краткое «Ок» в самом низу листа и чистая тарелка в сушилке намекали на то, что вся эта история мне не приснилась. «Ну что у вас там?! — всё никак не желала успокоиться Лерка, написывающая мне с поразительным упорством. — Что у вас с Исаевым?». «Ровным счётом ничего», — ответила я чистую правду и жалобно шмыгнула носом. *** Пропажу ноутбука я заметила только на следующий день. *** Попытки Светы разбудить его доносились до Андрея сквозь пелену сна. Он слышал её сбивчивую речь, но никак не реагировал, отказываясь сталкиваться с реальностью, существующей за пределами царства Морфея. Уже после, когда он разлепил глаза и обнаружил себя в знакомой комнате, на душе вновь прописалась смутная тревога, будто намекающая на то, что он опять сотворил что-то неправильное. Ставшее привычным «на хрена» навязчивой мыслью крутилось в голове, приводя Исаева в бешенство, далёкий от сложных чувств, он успел порядком заколебаться от этой подзатянувшейся рефлексии. Болезненная эрекция и тяжесть в паху настроения не поднимали. Сказывались вчерашний облом и воздержание, неожиданно случившееся на его жизненном пути. Страшно подумать, но последний его секс случился в этой самой квартире несколько недель назад. А дальше… дальше ему не хотелось. Или вернее будет сказать, что не нашлось той, которую бы хотелось? Что-то как-то вчера со Светой у него проблем с этим не наблюдалось. Это тоже злило, ибо… на хрена?! Самым нелепым в его положении было то, что гневался Андрей исключительно на себя, хоть и пытался всеми силами перевести стрелки на Светлану Анатольевну, но не получалось. А ведь поначалу она действительно раздражала его одним фактом своего существования, а потом… А потом он как-то незаметно для самого себя втянулся, хоть и сам до конца не понял во что. Со Светой было сложно: неприятности будто бы сами находили её, становились в очередь и спорили, какая же из них первой свалится на её учительскую голову. Но гражданка Иванова всячески этого не замечала, да ещё и словно специально лезла на рожон. Это как в том мультике про котёнка: — Не ходи туда, там тебя ждут неприятности. — Ну как же туда не ходить? Они же ждут! Так вот, это абсолютно точно было про Светку. Поэтому привыкший к размеренной и беззаботной жизни Исаев всё никак не мог определиться: А на хрена… это ему?! Если бы он ещё имел какие-нибудь виды на неё… так нет же, не имел, она вообще была героиней не его романа. Понимал-то он это отчётливо, но вот вид Светы в чёрном кружевном нижнем белье отчего-то резко уменьшал способность мыслить трезво. Продефилировав с голым задом по квартире, он оказался на кухне, где на столе его поджидала тарелка то ли с блинчиками, то ли с оладушками и большой белый лист с тщательно выведенным посланием от хозяйки: — Привет… экзамены… разбудить… завтрак… дверь… Мысль о том, что он в доме один, принесла облегчение вперемешку с… разочарованием. Вот спрашивается, какого… хрена?! — Биполярка какая-то, — пробурчал себе под нос и отправился в душ, просыпаться и снимать напряжение при помощи холодной воды, а может быть, и правой руки, как накануне советовала одна язва. *** Завтрак был вкусный. Блинчико-оладушки он оценил настолько, что даже сподобился вымыть за собой посуду, что в его понимании являлось высшей степенью благодарности, ибо мыть посуду он ненавидел. Дома у него для этих целей имелась посудомоечная машина, здесь же пришлось действовать руками. А вот кровать заправлял с совершенно иной мотивацией, следуя поговорке: «Нет тела — нет дела», уничтожал любые улики собственного помешательства. Когда с постелью было покончено, а последний предмет одежды был натянут на царское тело, можно было смело отчаливать восвояси. Но он отчего-то не торопился, шатаясь по пустой квартире, пытаясь проникнуться чужим бытом. Квартирка была маленькой, но светлой и уютной, как сама Света… вот такой вот избитый каламбур. Общий аскетизм нелепо совмещался с хаотично заставленными полками и подоконниками. Чего здесь только не было! Игрушки, вазочки, фигурки, горшки с цветами, гирлянды, рамки с фотографиями, с которых смотрела куча детей. Эти доказательства любви школьников его завораживали. Хотелось посмотреть и рассмотреть всё, но он так и не отваживался, посчитав, что это уж совсем личное. Зато найденный на столе ноутбук он включил без всякого зазрения совести. Нужно же было проверить, что ей накрутили в сервисе. Оказалось, что… ничего. Судя по тяжёлому гудению ноутбука при загрузке, до сервиса он так и не доехал. Андрей разозлился, даже проскрежетал сквозь зубы: «Света, бл…!» К счастью (для её же сохранности), хозяйки дома не было и посыпавшиеся на её бедовую голову проклятия она слышать не могла, иначе бы смутилась. Ну или не смутилась бы, вполне вероятно, что и ответила бы… с той же экспрессией. Андрей бы не удивился. А вот причины собственной злости он так и не определил. — Вали ты уже домой, — строго приказал самому себе. Оставалось только решить, что делать с запиской, лежавшей на столе. Минут пять пялился в пространство, сочиняя нужное послание, но слова никак не желали складываться во что-либо разумное. В итоге кое-как изобразил лаконичное «ОК». Натянув кроссовки он уже почти вышел из квартиры, но… в самый последний момент повернул назад, метнувшись в спальню. Схватив со стола инвалидный ноут, сунул его себе подмышку и вылетел в подъезд, нервно хлопнув дверью, следуя завету хозяйской записки. *** «Меня обокрали», — с десятого раза нашла я приемлемую формулировку без использования матов. Вся эта игра в кошки-мышки уже начинала порядком бесить. Исаев ответил не сразу, примерно через час, в течение которого я уже успела забеспокоиться, а не был ли грабёж настоящим. «Только не говори, что кто-то украл твои кружевные трусы». Нервно икнула и на всякий случай пошла в комнату проверять ящик с нижним бельём. Для пущей уверенности ещё и в корзину с грязным бельём заглянула. На первый взгляд всё было на месте. «Где мой ноутбук?!» — приправила сообщение десятком гневных смайлов. «Какой такой ноутбук? Тот который ты собиралась отнести в ремонт?» Я таки выматерилась. Правда, исключительно себе под нос. После того как рукопись была отправлена в издательство, я устроила себе небольшой отдых от техники. Да и загруженность на работе была настолько высокой, что мне хватало сил и времени лишь на то, чтобы приходить домой и падать спать. Ну и один раз попасть в полицию. Опять. «Тебя это не касается». «Ещё как касается! — продолжал придуриваться Андрей. — Как говорится, мы в ответе за тех, кого один раз… починили. И вообще, я гуманист, не могу пройти мимо, когда где-то в мире страдает маленький несчастный ноутбук». «Ты — технофил», — заключила я и побежала в кухню — инспектировать наличие всех остальных приборов. Но то ли кухонный миксер не входил в сферу исаевских интересов, то ли он недостаточно был ноутбуком. «Кто-кто? Звучит как какое-то извращение». Участвовать в дальнейшей перепалке я не стала, хотя Француз ещё старался развивать и дальше этот театр абсурда. «А как называется тот, кто предпочитает живых женщин?» Бабник, — решила я, но не стала писать об этом, не желая показывать, насколько личной для меня делалась эта связь. В итоге он сдался сам, кинув мне скупое: «Как починю, напишу». Дальше дни полетели в привычной тональности. Школа — экзамены — репетиторство — редкие ужины у родителей — вечерние перезвоны с Леркой. Он написал накануне ЕГЭ по русскому языку. Я как раз сидела со своими частниками, пытаясь напоследок впихнуть в них невпихуемое и завернуть детские истерики. «Ваша техника готова». Сделала глубокий вдох, стараясь сдержать в себе весь спектр эмоций, рвущихся наружу. «Я на работе», — сказала чистую правду. «Ок, как освободишься, напиши». «Я допоздна». «Напиши!» Вот и поговорили. Ещё долго посматривала на последнее сообщение, гадая, что может означать восклицательный знак и какое значение в него могли вложить. Я, как истинный филолог, верила в силу знаков препинания, но это я… А кто знает, что творилась в голове у Француза? И творилось ли вообще хоть что-нибудь? *** От последней ученицы я вышла уже практически в ночи. Несмотря на полный рабочих забот день, усталость не ощущалась. Мир, окутанный сумраком, манил своей прохладой и… погружал в лирически-задумчивое настроение. Возможно, сказывалось то, что все мои мысли весь день так или иначе крутились вокруг Исаева. Интересно, ждал ли он моего сообщения? Или же, как это обычно и бывало, с глаз долой — в нашем случае из чата, — из сердца вон? Пройдя квартал и набравшись смелости, я таки отправила: «Я освободилась». Ответ не заставил себя ждать: «Ты где?» «На Маркса. Иду в сторону набережной». «Скоро буду». Я фыркнула и погасила экран, хотя сердце всё же сделало кульбит, успев провалиться в пятки и вернуться обратно. Шла по пешеходной дорожке, тянувшейся вдоль бетонного парапета набережной и дороги, по которой то и дело проносились автомобили. Об Исаеве я себе думать запретила, строго велев наслаждаться моментом — дышать свежим речным воздухом и наблюдать за тем, как стайки мотыльков кружатся в свете фонарей.