— Ты мне ещё долго это будешь припоминать? — Да-а-а-а, — растянул самодовольно. Я сделала ещё глоток вина. — Так, теперь твоя очередь. — Моя очередь? — Да, ты обещал. Почему «Француз»? — А, это… — он махнул рукой. — На самом деле ничего особенного. Мне в школе всё никак английский не давался, читал совсем паршиво. А в классе пятом родители переехали и я перешёл в новую школу. Там Пашка ещё учился, он, правда, был старше на несколько лет и подружились мы сильно позже, но это не важно. Помню, на первом уроке английского меня попросили прочитать текст, а я ни бе ни ме… Стрёмно же. Ну я тогда и ляпнул, что в предыдущей школе учил французский. Попросили сказать что-нибудь эдакое, ну я им и задвинул речь минут на пять из набора картавых слогов. — И что, тебе поверили? — Прикинь. Меня потом ещё целый месяц этим донимали, спрашивали, как какое слово переводится, кто-то особо одарённый даже попросил написать признание в любви. Хихикнула. — А ты? — А я написал, правда, насколько это был французский, не ручаюсь. — Как тебя разоблачили? — Наша англичанка заболела, и пришла какая-то старая грымза. Ну мои одноклассники и решили похвастаться своей местной знаменитостью. — Она знала французский? — Без понятия, но, видимо, что-то там понимала, потому что раскусила в два счёта. — Тебя за это не убили? — Попытались, прямо там же в коридоре у кабинета, но мне повезло… Мимо проходил старшеклассник один — гроза местных окраин, — он и заступился за меня. Сказав, что, если кто-то обидит Француза, будет иметь дело с ним. — Это был Пашка? — догадалась я. — Ага. Его тогда опасалась едва ли не вся школа. Поэтому бить меня не били, а вот прозвище… и по сей день со мной. — Тебе идёт. — Чем? — Не знаю. Просто есть в тебе что-то такое… непростое. — Да ладно тебе. Я примитивен, как пять копеек — меня нужно кормить, любить и хвалить. И я ради тебя хоть Луну с неба достану. Сказано было бахвальски и скорее всего не всерьёз, но я поверила. *** Вечер прошёл незаметно. Было вкусно и интересно. Вино всё же ударило мне в голову, но как-то мягко и почти незаметно. О том, что я пьяна, догадалась лишь в машине, когда стала засыпать, прижавшись к стеклу. — Говорил же… — было последнее, что я расслышала через пелену сна. *** Проснулась я в уже знакомой квартире. Правда, на этот раз меня милостиво уложили в кровать, а не оставили куковать на диване, чему я была искренне рада. Всё-таки спать, прижавшись к Андрею, было куда приятнее, чем в одиночестве рассматривать потолок его гостинной. А разбудила меня наглая лапа Исаева, которой он беспардонно прошёлся по моему телу и притянул меня к себе. Он был настойчив, а я не возражала, расплывшись в сладкой улыбке. Мужские губы как раз успели накрыть мой рот глубоким поцелуем, когда в наше уединение ворвалась трель телефона. — Я тебя прибью, — пообещал Исаев, не разрывая поцелуя. — Как хочешь, — фыркнула я, — только это не мой… Француз на мгновение замер, после чего красноречиво выматерился и начал шарить по тумбочке в поисках трубки. Глянув на экран, он повторил свою нецензурную тираду, резко оторвался от меня и, схватив телефон, вышел из комнаты, грозно бросив в динамик: «Да!» Я же раскинула руки в позе звезды и таки в одиночестве уставилась в потолок. Вчера вечером мы приехали поздно, да и усталость дала о себе знать на фоне выпитого. И если лично я ещё была готова на умеренные сексуальные подвиги, то Исаев решил побыть джентльменом, сообщив, что он предпочитает иметь дело с «резвой кобылкой, а не вымотанной клячей». Я его, конечно, от души лягнула за это, после чего Француз несколько перефразировал сказанное: — Свет, я ратую за то, чтобы обе стороны были в состоянии получить удовольствие, а ты выглядишь так, словно готова заснуть прямо в процессе. Я порывалась доказать обратное и даже попыталась изящным движением стянуть с себя платье, но, забыв расстегнуть молнию, застряла в нём, чем изрядно повеселила хозяина квартиры. В итоге легли спать «не кушамши». — Утром наверстаем, — заверил меня Исаев. Однако сейчас, лёжа в одинокой постели и слушая гневные возгласы, доносившиеся из-за закрытой двери, думалось мне о том, что воздержание наше продолжается. И ладно я, привыкшая быть вне отношений годами, а вот за Андрюшку и его мужское достоинство было тревожно. Что переживала я не зря, стало ясно, когда хмурый он появился на пороге спальни. — Всё плохо, — озвучила вслух очевидное. — Не то чтобы… но мне нужно отъехать на пару часов, — голос его звучал недовольно, хотя взгляд постепенно начал менять свою холодность на… живой интерес, особенно когда добрался до моей груди. Грудь была единственной частью тела, по поводу которой я абсолютно не испытывала никаких комплексов. Являясь гордой обладательницей честного четвёртого размера, я ещё будучи подростком просекла, чем можно привлекать внимание противоположного пола. Поэтому простынь потянула вверх скорее из кокетства, чем из желания прикрыться. Реакция Француза порадовала. Он рыкнул, грозно приказав: — Не смей. — Кажется, ты куда-то опаздывал. Невинно хлопнула пару раз ресницами и продолжила движение простыни дальше. — Света… — на этот раз прозвучало почти страдальчески. — Мне на работу срочно нужно… ненадолго… пару часов. Его речь становилась менее связной, а глаза практически чёрными. — Езжай, — пожала плечами и, всё-таки дотянув простынь, прикрыла все свои прелести. Со мной творилось что-то невообразимое. Плавясь под его тёмным взглядом, я словно ощутила власть. Отбросив все свои переживания на счёт внешности, я вдруг ощутила, что могу если не всё, то многое… И та жадность, с которой он смотрел на меня, являлась самым лучшим комплиментом на земле. Наваждение длилось недолго, и уже через пятнадцать минут Андрей вышел из квартиры, на последок велев не терпящим возражений тоном: — Жди меня и никуда не девайся. Жди… и чтобы голая! Последний наказ всё же пришлось нарушить. Когда мне надоело без дела валяться в кровати, я решила заняться чем-нибудь полезным, например приготовить завтрак. А делать это нагишом было как-то… не комильфо. Натянув на себя нижнее белье и исаевскую футболку, откровенно тесную мне в области груди, я отправилась инспектировать холодильник. Здесь нашлось всё, отчего мне даже стало стыдно: Андрей, как назло, всегда попадал ко мне в те редкие дни, когда любая мышь на моей кухне в отчаянии совершила бы харакири. В итоге идея приготовить завтрак как-то переросла в желание приготовить «первое, второе и компот». Я бы ещё и кексики какие-нибудь замутила, но на мужской кухне не нашлось разрыхлителя и муки, чему я, собственно, и не удивилась. Нарезав салат и поставив в духовку курицу, я слегка раскисла и не придумала ничего лучше, чем пойти принять душ в надежде, что хоть он прочистит мои очумелые из-за гормонов мозги. В голове всё время крутилась мысль, что я делаю что-то неправильное. Вряд ли «свободные не отношения» предполагали «первое, второе и компот». — Вечно ты всё усложняешь, — отругала я своё отражение в зеркале. Из ванной вышла во всё том же виде — футболка и трусы, правда теперь к амуниции добавился ещё и тюрбан из полотенца на голове. Пора было вынимать курицу из духовки, поэтому я вполне уверенным шагом ворвалась на кухню и… замерла истуканом на месте. Духовка была выключена, вполне готовое «второе» отдыхало на столешнице, а у окна стояла она… сухонькая старушка лет восьмидесяти с абсолютно седыми волосами, туго собранными в шишку, и цепким взглядом. И с дымящейся трубкой в руке. Я опешила. Открыла было рот и растерялась. — День добрый, — молвила женщина. — Здравствуйте, — оторопело вымолвила я, наконец-то сообразив, что стою перед ней практически в одном исподнем. — Ой! — нервно пискнула и выскочила в коридор, попутно пытаясь натянуть тесную мне футболку на зад. *** — Можешь звать меня Валентиной Ильиничной, — скрипучим голосом c лёгким налётом надменности разрешила мне женщина. Послушно закивала головой, аки китайский болванчик, чинно сложив ладони на коленях. Мы расположились на исаевской кухне. Валентина Ильинична продолжала стоять у окна, периодически покуривая свою трубку, пахучий дым от которой тут же улетал в жужжащую вытяжку. А я сидела на стуле (на этот раз, к счастью, в своём платье) с неестественно прямой спиной и круглыми от шока глазами, судорожно перебирая в голове все доступные варианты побега. Интересно, что испытывал Исаев, повстречавшись тогда с моими родителями? Нашла с кем себя сравнивать, у этого гада ни стыда ни совести.