Я было уже дёрнулась, чтобы заглянуть ему в лицо, и как-то неудачно задела своим бедром его пах, на что Француз тут же зашипел, немного комично схватившись за промежность. — Ой, извини! — переполошилась я, накрывая его ладони своими. — Я не хотела. Сильно больно? — Ну так… приятного мало. — Так, может быть, в этом и вся проблема, что приятного мало? — пошутила, пытаясь хоть как-то сгладить неловкость за свою неуклюжесть, которой стыдилась всю свою жизнь. — Я где-то слышала, что хороший секс помогает не хуже анальгина. Ну там, выработка эндорфинов, дофамина… Я болтала просто так, флиртуя с ним скорее по привычке, чем реально намекая на что-то. Мне было хорошо просто стоять с ним на крыльце, плавясь в его объятиях, большего и не хотелось. Но Исаев решил подыграть, напомнив рекомендации врача: — Никаких физических нагрузок на паховую область. Исключаем любые поступательные движения, и что нам остаётся? — Ну, это у тебя исключаем. Есть ещё и я. — Бог ты мой, Светлана Анатольевна, — театрально изумился Исаев, — боюсь даже спросить, на что вы намекаете. — Ни на что мы не намекаем, — игриво улыбнулась я, хотя на самом деле вдруг не на шутку разволновалась так, что ладони вспотели. — Сам же говорил, что всему есть альтернатива. — И что, больше никакой правой руки? — вторил он моим заигрываниям. — Смотря чьей… И невинно пару раз хлопнула ресницами. Вообще-то, все эти «любовные» заигрывания давались тяжело, обычно я то бледнела, то краснела, чувствуя себя так, словно навязываюсь. Но с Андреем… с Андреем было легко и притягательно. — Как ты заговорила, — выдохнул он мне в губы, почти целуя. Но весь кайф, по своему обыкновению, обломал Родион, завопив едва ли не на весь больничный двор: — Фу-у-у-у, чем вы тут занимаетесь?! Я уже собиралась возразить, что ничем предосудительным, и тут сообразила, что мы с Исаевым продолжаем держаться за его пах. — Блин! — вырвалось у меня, когда картинка увиденного младшим братом пронеслась в моей голове, и я, стремительно отскакивая от Француза, инстинктивно отпихнула его руки, заставив того согнуться пополам. *** — Позор! — возмущался брат, сидя вместе со мной и Леркой на заднем сиденье машины Сергея. — Видели бы тебя сейчас родители! Все остальные молчали и старательно делали вид, что ничего не происходит. — Тебя это не касается! — шипела я на братца. — Я уже взрослая. — Тоже мне, взрослая! Света, ну ты же… приличная. То, что мне за тридцать лет уже порядком осточертело быть приличной, я предпочла опустить. — Родя, не лезь куда тебя не просили. — Он тебя лапал! — ткнул родственничек пальцем в затылок Исаева, сидящего на сиденье перед ним. На что Андрей лишь задумчиво поскрёб подбородок, а вот Литвинов, судя по всему, развлекался, с трудом сдерживая смех. По крайней мере, я видела, как мелко подёргивались его плечи. — И что?! — Что значит что?! Ты о родителях подумала?! Что будет, если они узнают? — Ну, будем надеяться, что они не узнают, — решила я сменить тактику, не совсем понимая истерику брата. — А они не узнают, если кое-кто им не расскажет. А он им не расскажет, потому что я никому не рассказывала, как этот кое-кто целовался с Катей Царёвой под лестницей. Тут не выдержал и Исаев, хрюкнув на всю машину: — У вас не семейка, а сплошные тайны мадридского двора. Махнула на него рукой, мол, помолчи. Родя во все глаза шокировано уставился на меня: — Ты знаешь про Царёву?! — И про Царёву, и про вейп на уроке химии. И про то, как стоял на стрёме, пока Паньшин со Смирновым пили водку в туалете. Веселились уже все, кроме моего брата: — Ты про это всё знаешь? — Я вообще про тебя всё знаю. Младшенький немного помолчал и неверяще уточнил: — И ничего не сказала родителям? Вместо меня неожиданно ответил Андрей: — Вот видишь, как тебе с сестрой повезло. А ты её сегодня весь день обижаешь. — Да где я её обижаю? — пошла на попятную эта шестнадцатилетняя бестолочь. — Я за неё же переживаю! — Вот и переживай, — одобрительно кивнул головой Француз, — только как-нибудь иначе. Пылинки с неё сдувай и всякие приятности делай. А не истерики на ровном месте устраивай, мужики себя так не ведут. А то вымахал вон. Размах плеч и удар как у тафгая, а манеры как у склочной девицы. — Ни чё не как у девицы, — надулся Родька, после чего совсем невпопад заметил: — А в хоккей меня мама не пустила, сказала, что там все тупые. — А жаль, — философски заметила Лерка, — разницы бы никто не заметил… На этот раз к дружному взрыву хохота присоединился даже мой брат. *** Ближе к полуночи мы вернули Родиона родителям, скормив им придуманную на ходу историю, что мы просто брали его с собой покататься по городу. Затем Литвинов отвёз нас к моему дому, где была припаркована машина Андрея. Сергей порывался отвезти друга к себе домой, но тот категорически отказался, заверив, что справится со всем сам. — Только не говори, что собираешься за руль, — включила я режим училки, когда Лера со своим возлюбленным отчалили восвояси. — А ты водить умеешь? — удивил он меня своим вопросам. — Ну-у-у… — замялась я. — Как бы да и как бы нет. — Это как? — Водить я умею, отучилась, а вот прав у меня нет. — Чего так? Я густо покраснела, радуясь тому, что на улице стоит непроглядная тьма. Тема водительских прав была несколько болезненной для меня. — Экзамен провалила. — Сколько раз? — понял он всё правильно. — Много. — И всё же? — Говорю же, много. — Света. — Андрей… Помолчали. — Говори, кому говорю, говори. Невольно прыснула. После чего нехотя призналась: — Восемь. — Восемь? — Восемь. — Восемь — это раз, два, три… восемь?!