Она надеялась, что Фельтон придет, когда ей принесут завтрак, но Фельтон не явился. Неужели ее опасения подтвердились? Неужели Фельтон, заподозренный бароном, не придет ей на помощь в решающую минуту? Ей оставался всего один день: лорд Винтер объявил ей, что отплытие назначено на двадцать четвертое число, а уже наступило утро двадцать второго. Все же миледи довольно терпеливо прождала до обеда. Хотя она утром ничего не ела, обед принесли в обычное время, и она с ужасом заметила, что у солдат, охранявших ее, уже другая форма. Тогда она отважилась спросить, где Фельтон. Ей ответили, что Фельтон час назад сел на коня и уехал. Она осведомилась, все ли еще барон в замке. Солдат ответил утвердительно и прибавил, что барон приказал известить его, если узница пожелает говорить с ним. Миледи сказала, что она сейчас еще слишком слаба и что ее единственное желание — остаться одной. Солдат поставил обед на стол и вышел. Фельтона отстранили, солдат морской пехоты сменили — значит, Фельтону не доверяли больше! Это был последний удар, нанесенный узнице. Оставшись одна в комнате, миледи встала: постель, в которой она из предосторожности пролежала все утро, чтобы ее считали тяжело раненной, жгла ее, как раскаленная жаровня. Она взглянула на дверь — окошечко было забито доской. Вероятно, барон боялся, как бы она не ухитрилась каким-нибудь дьявольским способом обольстить через это отверстие стражу. Миледи улыбнулась от радости: наконец-то она могла предаваться обуревавшим ее чувствам, не опасаясь того, что за ней наблюдают! В порыве ярости она стала метаться по комнате, как запертая в клетке тигрица. Наверное, если бы у нее остался нож, она на этот раз помышляла бы убить не себя, а барона. В шесть часов пришел лорд Винтер; он был вооружен до зубов. Этот человек, о котором миледи до сих пор думала, что он всего лишь глуповатый придворный кавалер, стал превосходным тюремщиком: казалось, он все предвидел, обо всем догадывался, все предупреждал. Один взгляд, брошенный на миледи, пояснил ему, что творится в ее душе. — Пусть так, — сказал он, — но сегодня вы меня еще не убьете: у вас нет больше оружия, и к тому же я начеку. Вы начали совращать беднягу Фельтона, он уже стал поддаваться вашему дьявольскому влиянию, но я хочу спасти его: он вас больше не увидит, все кончено. Соберите ваши пожитки — завтра вы отправляетесь в путь. Я сначала назначил ваше отплытие на двадцать четвертое число, но потом подумал, что чем скорее дело будет сделано, тем оно будет вернее. Завтра в полдень у меня на руках будет приказ о вашей ссылке, подписанный Бекингэмом. Если вы, прежде чем сядете на корабль, скажете кому бы то ни было хоть одно слово, мой сержант пустит вам пулю в лоб — так ему приказано. Если на корабле вы без разрешения капитана скажете кому бы то ни было хоть одно слово, капитан велит бросить вас в море — такое ему дано распоряжение. До свидания. Вот все, что я имел вам сегодня сообщить. Завтра я вас увижу — приду, чтобы распрощаться с вами. С этими словами барон удалился. Миледи выслушала всю эту грозную тираду с улыбкой презрения на губах, но с бешеной злобой в душе. Подали ужин. Миледи почувствовала, что ей нужно подкрепиться: неизвестно было, что могло произойти в эту ночь. Она уже надвигалась, мрачная и бурная: по небу неслись тяжелые тучи, а отдаленные вспышки молнии предвещали грозу. Гроза разразилась около десяти часов вечера. Миледи было отрадно видеть, что природа разделяет смятение, царившее в ее душе; гром рокотал в воздухе, как гнев в ее сердце; ей казалось, что порывы ветра обдавали ее лицо подобно тому, как они налетали на деревья, сгибая ветви и срывая с них листья; она выла, как дикий зверь, и голос ее сливался с могучим голосом природы, которая, казалось, тоже стонала и приходила в отчаяние. Вдруг миледи услышала стук в окно и при слабом блеске молнии увидела за его решеткой лицо человека. Она подбежала к окну и открыла его. — Фельтон! — вскричала она. — Я спасена! — Да, — отозвался Фельтон, — но говорите тише! Мне надо еще подпилить прутья решетки. Берегитесь только, чтобы они не увидели вас в окошечко двери. — Вот доказательство тому, что бог за нас, Фельтон, — сказала миледи, — они забили окошечко доской. — Это хорошо… Господь лишил их разума! — ответил Фельтон. — Что я должна делать? — спросила миледи. — Ничего, ровно ничего, закройте только окно. Ложитесь в постель или хотя бы прилягте не раздеваясь. Когда я кончу, я постучу в окно. Но в состоянии ли вы следовать за мною? — Ода! — А ваша рана? — Причиняет мне боль, но не мешает ходить. — Будьте готовы по первому знаку. Миледи закрыла окно, погасила лампу, легла, как посоветовал ей Фельтон, и забилась под одеяло. Среди завываний бури она слышала визг пилы, ходившей по решетке, и при каждой вспышке молнии различала тень Фельтона за оконными стеклами. Целый час она лежала, едва переводя дыхание, покрываясь холодным потом и чувствуя, как сердце у нее отчаянно замирает от страха при малейшем шорохе, доносившемся из коридора. Бывают часы, которые длятся годы… Через час Фельтон снова постучал в окно. Миледи вскочила с постели и распахнула его. Два прута решетки были перепилены, и образовалось отверстие, в которое мог пролезть человек. — Вы готовы? — спросил Фельтон. — Да. Нужно ли мне что-нибудь захватить с собой? — Золото, если оно у вас есть. — Да, к счастью, мне оставили то золото, которое я имела при себе. — Тем лучше. Я истратил все свои деньги на то, чтобы нанять судно. — Возьмите, — сказала миледи, вручая Фельтону мешок с золотыми монетами. Фельтон взял мешок и бросил его вниз, к подножию стены. — А теперь, — сказал он, — пора спускаться. — Хорошо. Миледи встала на кресло и высунулась в окно. Она увидела, что молодой офицер висит над пропастью на веревочной лестнице. Впервые ее объял страх и напомнил ей, что она женщина. Ее пугала зияющая бездна. — Этого я и боялся, — сказал Фельтон. — Это пустяки… пустяки… — проговорила миледи. — Я спущусь с закрытыми глазами. — Вы мне доверяете? — спросил Фельтон. — И вы еще спрашиваете! — Протяните мне ваши руки. Скрестите их. Вытяните. Вот так. Фельтон связал ей кисти рук своим платком и поверх платка — веревкой. — Что вы делаете? — с удивлением спросила миледи. — Положите мне руки на шею и не бойтесь ничего. — Но из-за меня вы потеряете равновесие, и мы оба упадем и разобьемся. — Не беспокойтесь, я моряк. Нельзя было терять ни мгновения; миледи обвила руками шею Фельтона и с его помощью проскользнула в окно. Фельтон начал медленно спускаться со ступеньки на ступеньку. Несмотря на тяжесть двух тел, лестница качалась в воздухе от яростных порывов ветра. Лестница качалась от яростных порывов ветра. Вдруг Фельтон остановился. — Что случилось? — спросила миледи. — Тише! — сказал Фельтон. — Я слышу чьи-то шаги. — Нас увидели! Несколько мгновений они молчали и прислушивались. — Нет, — заговорил наконец Фельтон, — ничего страшного. — Но чьи же это шаги?