Миледи побледнела, как полотно простыни, на которой она лежала, и, как ни велико было ее умение владеть собой, она невольно вскрикнула, схватив собеседницу за руку и пожирая ее глазами. — Что такое? Что с вами? — спросила бедняжка. — Ах, боже мой, не сказала ли я чего-нибудь такого, что оскорбило вас? — Нет, но это имя поразило меня, так как я тоже знала этого кавалера, и мне показалось странным встретить человека, который, по-видимому, хорошо знаком с ним. — Да, хорошо, очень хорошо! И не только с ним, но и с его друзьями: господином Портосом и господином Арамисом. — В самом деле? Их я тоже знаю! — воскликнула миледи, чувствуя, что вся холодеет от страха. — Ну, если вы их знаете, вам, конечно, известно, что они славные и смелые люди. Отчего вы не обратитесь к ним, если вам нужна помощь? — Дело в том… — запинаясь, ответила миледи, — что я ни с кем из них не связана дружбой. Я их знаю только по рассказам их друга, господина д'Артаньяна. — Вы знаете господина д'Артаньяна? — вскричала послушница, в свою очередь схватив миледи за руку и впиваясь в нее глазами. Заметив странное выражение во взгляде миледи, она спросила: — Простите, сударыня, в каких вы с ним отношениях? — Он… — смутилась миледи, — он мой друг. — Вы меня обманываете, сударыня, — сказала послушница. — Вы были его любовницей! — Это вы были любовницей д'Артаньяна! — воскликнула в ответ миледи. — Я? — проговорила послушница. — Да, вы. Теперь я вас знаю: вы госпожа Бонасье. Молодая женщина удивленно и испуганно отшатнулась. — Не отпирайтесь! Отвечайте мне! — продолжала миледи. — Ну что ж! Да, сударыня! — сказала послушница. — Значит, мы соперницы? Лицо миледи вспыхнуло таким свирепым огнем, что при всяких иных обстоятельствах г-жа Бонасье со страха обратилась бы в бегство, но в эту минуту она была во власти ревности. — Признайтесь же, сударыня, — заговорила она с такой настойчивостью, какую нельзя было предположить в ней, — вы его любовница? Или, может быть, вы были его любовницей прежде? — О нет! — воскликнула миледи голосом, не допускавшим сомнения в ее правдивости. — Никогда! Никогда! — Я верю вам, — сказала г-жа Бонасье. — Но отчего же вы так вскрикнули? — Как, вы не понимаете? — притворно удивилась миледи, уже оправившаяся от смущения и вполне овладевшая собой. — Как я могу понять? Я ничего не знаю. — Вы не понимаете, что господин д'Артаньян поверял мне, как другу, свои сердечные тайны? — В самом деле? — Вы не понимаете, что мне известно все: ваше похищение из домика в Сен-Клу, его отчаяние, отчаяние его друзей и их безуспешные поиски. И как же мне не удивляться, когда я вдруг неожиданно встречаюсь с вами! Ведь мы так часто беседовали с ним о вас! Ведь он вас любит всей душой и заставил меня полюбить вас заочно. Ах, милая Констанция, наконец-то я нашла вас, наконец-то я вас вижу! И миледи протянула г-же Бонасье руки, и г-жа Бонасье, убежденная ее словами, видела теперь в этой женщине, которую она за минуту до того считала соперницей, своего искреннего и преданного друга. — О, простите меня! Простите! — воскликнула она и склонилась на плечо к миледи. — Я так люблю его! Обе женщины с минуту держали друг друга в объятиях. Если бы силы миледи равнялись ее ненависти, г-жа Бонасье, конечно, нашла бы в объятиях миледи смерть. Но, не будучи в состоянии задушить ее, миледи ей улыбнулась и воскликнула: — Милая моя красавица, дорогая моя малютка, как я счастлива, что вижу вас! Дайте мне на вас наглядеться! И, говоря это, она пожирала ее глазами. — Да-да, конечно, это вы! По всему тому, что он говорил мне, я сейчас узнаю вас, отлично узнаю! Бедная молодая женщина и не подозревала жестоких замыслов, которые таились за этим ясным лбом, за этими блестящими глазами, в которых она читала только участие и жалость. — Значит, вам известно, сколько я выстрадала, если он рассказывал вам о моих страданиях, — сказала г-жа Бонасье. — Но страдать ради него — блаженство! Миледи машинально повторила: — Да, блаженство. Она думала о другом. — И к тому же мои мучения скоро кончатся, — продолжала г-жа Бонасье. — Завтра или, быть может, сегодня вечером я его опять увижу, и грустное прошлое будет забыто. — Сегодня вечером? Завтра? — переспросила миледи, которую эти слова вывели из задумчивости. — Что вы хотите этим сказать? Вы ждете от него какого-нибудь известия? — Я жду его самого. — Его самого? Д'Артаньян будет здесь? — Да, будет. — Но это невозможно! Он на осаде Ларошели, вместе с кардиналом. Он вернется только после взятия города. — Вы так думаете? Но разве есть на свете что-нибудь невозможное для моего д'Артаньяна, для этого благородного и честного кавалера! — Я не могу вам поверить! — Ну так прочтите сами! — предложила от избытка горделивой радости несчастная молодая женщина и протянула миледи письмо. «Почерк госпожи де Шеврез! — отметила про себя миледи. — А, я так и знала, что они поддерживают сношения с этим лагерем!» И она жадно прочитала следующие строки: «Милое дитя, будьте наготове. Наш друг вскоре навестит вас, и навестит только затем, чтобы вызволить вас из тюрьмы, где вам пришлось укрыться ради вашей безопасности. Приготовьтесь же к отъезду и никогда не отчаивайтесь в нашей помощи. Наш очаровательный гасконец недавно выказал себя, как всегда, человеком храбрым и преданным; передайте ему, что где-то очень ему признательны за предостережение». — Да-да, — сказала миледи, — в письме все ясно сказано. Известно вам, что это за предостережение? — Нет. Но я догадываюсь, что он, должно быть, предупредил королеву о каких-нибудь новых кознях кардинала. — Да, наверное, это так! — сказала миледи, возвращая г-же Бонасье письмо и в задумчивости снова опуская голову. В эту минуту послышался топот скачущей лошади. — Ах! — вскричала г-жа Бонасье, бросаясь к окну. — Уж не он ли это? Миледи, окаменев от удивления, осталась в постели: на нее сразу свалилось столько неожиданностей, что она впервые в жизни растерялась. — Он! Он! — прошептала она. — Неужели это он? И она продолжала лежать в постели, устремив неподвижный взор в пространство. — Увы, нет, — вздохнула г-жа Бонасье. — Это какой-то незнакомый человек… Однако он, кажется, едет к нам… Да, он замедляет бег коня… останавливается у ворот… звонит… Миледи вскочила с постели. — Вы вполне уверены, что это не он? — спросила она. — Да, вполне. — Вы, может быть, не разглядели? — Ах, стоит мне только увидеть перо его шляпы, кончик плаща, и я его тотчас узнаю! Миледи продолжала одеваться. — Все равно. Вы говорите, этот человек идет сюда? — Да, он уже вошел. — Это или к вам, или ко мне.