— Но куда же вы, куда же вы, сударь? — Я спущусь вниз через окно! — крикнул д'Артаньян. — Так будет скорее. А ты заделай дыру в паркете, подмети пол, выходи через дверь и беги, куда я приказал. — О сударь, сударь, вы убьетесь! — закричал Планше. — Молчи, осел! — крикнул д'Артаньян. И, ухватившись рукой за подоконник, он соскочил со второго этажа, к счастью не очень высокого; он даже не ушибся. И тут же, подойдя к входным дверям, он тихонько постучал, прошептав: — Сейчас я тоже попадусь в мышеловку, и горе тем кошкам, которые посмеют тронуть такую мышь! Не успел молоток удариться в дверь, как шум внутри замер. Послышались шаги, дверь распахнулась, и д'Артаньян, обнажив шпагу, ворвался в квартиру г-на Бонасье, дверь которой, очевидно, снабженная пружиной, сама захлопнулась за ним. Обнажив шпагу, д'Артаньян ворвался в квартиру г-на Бонасье И тогда остальные жильцы этого злополучного дома, а также и ближайшие соседи услышали отчаянные крики, топот, звон шпаг и грохот передвигаемой мебели. Немного погодя все те, кого встревожил шум и кто высунулся в окно, чтобы узнать, в чем дело, могли увидеть, как снова раскрылась дверь и четыре человека, одетые в черное, не вышли, а вылетели из нее словно стая вспугнутых ворон, оставив на полу и на углах столов перья, выдранные из их крыльев, другими словами — лоскутья одежды и обрывки плащей. Победа досталась д'Артаньяну, нужно сказать, без особого труда, так как лишь один из сыщиков оказался вооруженным, да и то защищался только для виду. Остальные, правда, пытались оглушить молодого человека, швыряя в него стульями, табуретками и даже горшками. Но несколько царапин, нанесенных шпагой гасконца, нагнали на них страху. Десяти минут было достаточно, чтобы нанести им полное поражение, и д'Артаньян стал господином на поле боя. Соседи, распахнувшие окна с хладнокровием, свойственным парижанам в те времена постоянных восстаний и вооруженных столкновений, захлопнули их тотчас же после бегства четырех одетых в черное. Чутье подсказывало им, что пока все кончено. Кроме того, было уже довольно поздно, а тогда, как и теперь, в квартале, прилегавшем к Люксембургскому дворцу, спать укладывались рано. Д'Артаньян, оставшись наедине с г-жой Бонасье, повернулся к ней. Бедная женщина почти без чувств лежала в кресле. Д'Артаньян окинул ее быстрым взглядом. То была очаровательная женщина лет двадцати пяти или двадцати шести, темноволосая, с голубыми глазами, чуть-чуть вздернутым носиком, чудесными зубками. Мраморно-белая кожа ее отливала розовым, подобно опалу. На этом, однако, кончались черты, по которым ее можно было принять за даму высшего света. Руки были белые, но форма их была грубовата. Ноги также не указывали на высокое происхождение. К счастью для д'Артаньяна, его еще не могли смутить такие мелочи. Разглядывая г-жу Бонасье и, как мы уже говорили, остановив внимание на ее ножках, он вдруг заметил лежавший на полу батистовый платочек, который он поднял. На уголке платка выделялся герб, виденный им однажды на платке, из-за которого они с Арамисом чуть не перерезали друг другу горло. Д'Артаньян с тех самых пор питал недоверие к платкам с гербами. Поэтому он, ничего не говоря, вложил поднятый им платок в карман г-жи Бонасье. Молодая женщина в эту минуту пришла в себя. Открыв глаза и в страхе оглядевшись кругом, она увидела, что квартира пуста и она одна со своим спасителем. Она сразу же с улыбкой протянула ему руки. Улыбка г-жи Бонасье была полна очарования. — Ах, сударь, — проговорила она, — вы спасли меня! Позвольте мне поблагодарить вас. — Сударыня, — ответил д'Артаньян, — я сделал только то, что сделал бы на моем месте любой дворянин. Вы поэтому не обязаны мне никакой благодарностью. — О нет, нет, и я надеюсь доказать вам, что умею быть благодарной! Но что было нужно от меня этим людям, которых я сначала приняла за воров, и почему здесь нет господина Бонасье? — Эти люди, сударыня, были во много раз опаснее воров. Это люди господина кардинала. Что же касается вашего мужа, господина Бонасье, то его нет здесь потому, что его вчера арестовали и увели в Бастилию. — Мой муж в Бастилии? — воскликнула г-жа Бонасье. — Что же он мог сделать? Ведь он — сама невинность! И какое-то подобие улыбки скользнуло по все еще испуганному лицу молодой женщины. — Что он сделал, сударыня? — произнес д'Артаньян. — Мне кажется, единственное его преступление заключается в том, что он имеет одновременно счастье и несчастье быть вашим супругом. — Но, значит, вам известно, сударь… — Мне известно, что вы были похищены. — Но кем, кем? Известно ли вам это? О, если вы знаете, скажите мне! — Человеком лет сорока или сорока пяти, черноволосым, смуглым, с рубцом на левом виске. — Верно, верно! Но имя его? — Имя?.. Вот этого-то я и не знаю. — А муж мой знал, что я была похищена? — Он узнал об этом из письма, написанного самим похитителем. — А догадывается ли он, — спросила г-жа Бонасье, смутившись, — о причине этого похищения? — Он предполагал, как мне кажется, что здесь была замешана политика. — Я сомневалась в этом вначале, но сейчас я такого же мнения. Итак, он ни на минуту не усомнился во мне, этот добрый господин Бонасье? — О, ни на одну минуту! Он так гордился вашим благоразумием и вашей любовью. Улыбка еще раз чуть заметно скользнула по розовым губкам этой хорошенькой молодой женщины. — Но как вам удалось бежать? — продолжал допытываться д'Артаньян. — Я воспользовалась минутой, когда осталась одна, и так как с сегодняшнего утра мне стала ясна причина моего похищения, то я с помощью простынь спустилась из окна. Я думала, что мой муж дома, и прибежала сюда. — Чтоб искать у него защиты? — О нет! Бедный, милый мой муж! Я знала, что он не способен защитить меня. Но так как он мог другим путем услужить нам, я хотела его предупредить. — О чем? — Нет, это уже не моя тайна! Я поэтому не могу раскрыть ее вам. — Кстати, — сказал д'Артаньян, — простите, сударыня, что, хоть я и гвардеец, все же я вынужден призвать вас к осторожности: мне кажется, место здесь неподходящее для того, чтобы поверять какие-либо тайны. Сыщики, которых я прогнал, вернутся с подкреплением. Если они застанут нас здесь, мы погибли. Я, правда, послал уведомить трех моих друзей, но кто знает, застали ли их дома… — Да-да, вы правы! — с испугом воскликнула г-жа Бонасье. — Бежим, скроемся скорее отсюда! С этими словами она схватила д'Артаньяна под руку и потянула его к двери. — Но куда бежать? — вырвалось у д'Артаньяна. — Куда скрыться? — Прежде всего подальше от этого дома! Потом увидим. Даже не прикрыв за собой дверей, они, выйдя из дома, побежали по улице Могильщиков, завернули на Королевский Ров и остановились только у площади Сен-Сюльпис. — А что же нам делать дальше? — спросил д'Артаньян. — Куда мне проводить вас? — Право, не знаю, что ответить вам… — сказала г-жа Бонасье. — Я собиралась через моего мужа вызвать господина де Ла Порта и от него узнать, что произошло в Лувре за последние три дня и не опасно ли мне туда показываться. — Но ведь я могу пойти и вызвать господина де Ла Порта, — сказал д'Артаньян. — Конечно. Но беда в одном: господина Бонасье в Лувре знали, и его бы пропустили, а вас не знают, и двери для вас будут закрыты. — Пустяки! — возразил д'Артаньян. — У какого-нибудь из входов в Лувр, верно, есть преданный вам привратник, который, услышав пароль… Г-жа Бонасье пристально посмотрела на молодого человека. — А если я скажу вам этот пароль, — прошептала она, — забудете ли вы его тотчас же после того, как воспользуетесь им? — Честное слово, слово дворянина! — произнес д'Артаньян тоном, не допускавшим сомнений. — Хорошо. Я верю вам. Вы, кажется, славный молодой человек. И от вашей преданности, быть может, зависит ваше будущее. — Я не требую обещаний и честно сделаю все, что будет в моих силах, чтобы послужить королю и быть приятным королеве, — сказал д’Артаньян. — Располагайте мною как другом. — Но куда вы спрячете меня на это время? — Нет ли у вас человека, к которому бы господин де Ла Порт мог за вами прийти? — Нет, я не хочу никого посвящать в это дело. — Подождите, — произнес д'Артаньян. — Мы рядом с домом Атоса… Да, правильно. — Кто это — Атос? — Один из моих друзей. — Но если он дома и увидит меня?