Татьяна осталась недовольна поведением мужа. Ни о чём нельзя попросить, всё испортит. За собственную племянницу заступиться не может. И зачем ему надо было ждать окончания работы, чтобы поговорить с Владимиром? Можно было бы использовать обеденный перерыв. Деревянкин никогда не ездил на обед ни домой ни в ресторан. Год назад он оборудовал столовую прямо на своём предприятии, и все работники обедали здесь бесплатно. Для себя он тоже не делал исключения: ни собственного закутка, ни особого меню не имел. Обедал со всеми в общем зале. Вот тут-то муж Татьяны по её мнению вполне мог бы подсесть к нему и поговорить. А впрочем… Зря она такое деликатное дело перекладывает на мужа. Не сможет он сделать его хорошо. Стыдно, Татьяна Михайловна. Самой надо со своим родственником разбираться. Она собралась было вечером съездить к нему на московскую квартиру, но вовремя остановилась. Приедет она, а Владимир там не один. Да и неизвестно, одет ли. Очень неудобно получится, а она, Татьяна Михайловна Полякова, человек деликатный и в такие пикантные ситуации старается не попадать. Придётся в субботу утром идти к нему в офис. Так будет лучше. Интересная жизнь началась. Все субботы у неё заняты. То свадьба сына, то визит Маргариты Юрьевны, то собственный визит к её мужу. Даже знакомство с неотразимой Мариной Мезенской – и то произошло в субботу. Так что же сулит ей очередная суббота? Татьяна поехала в офис с мужем, чтобы разрешить все вопросы прямо с утра, а не томиться полдня в ожидании. Владимир принял её просто и элегантно. – Что происходит, Володя? – просто спросила она, – зачем ты обидел свою жену? Деревянкин опустил свои красивые голубые глаза и начал изучать рисунок на паркете. В ожидании ответа Татьяна успела разглядеть, что он гладко выбрит, недавно пострижен, не в самой дешёвой парикмахерской и “как денди лондонский одет”. – Хорошо выглядишь, – сказала она, – к чему бы это? – Моя жена тебе нажаловалась? – спросил он, наконец, не поднимая глаз. – Не так, чтобы очень. Она сказала мне, что уходит от тебя. Не достоин ты её. – А-а… Так что же он, так и будет молчать? Потрясти его что ли? Татьяна начала было сердиться – Что у тебя с Наташей – решилась она спросить напрямик. Владимир поднял глаза и посмотрел на собеседницу. А ведь это она, Татьяна Михайловна, так называемая тётушка, виновата в том, что он оказался таким романтиком. Разве не она его пичкала всякими книгами? – У меня любовь. Разве не видно? – вяло ответил он, – я встретил женщину, близкую к моему идеалу. Разве я не имею право быть счастливым? – Имеешь, имеешь. Вот только девчонке можешь жизнь испортить. Ей замуж надо выходить, а не романы с ловеласами крутить. Владимир вышел, наконец, из полусонного состояния. В глазах появился блеск, а в голосе металл. – Это я-то ловелас? – возмутился он, – я, которого судьба наградила увечьем? Который много лет вообще не выходил из дома, стесняясь своей хромоты? Да я к женщинам и подойти-то боялся… Я читал книги и грезил о прекрасной даме. Только грезил. Где моя Наташа, думал я, читая “Войну и мир”. Когда ко мне явится Натали, как к Пушкину? Да, я почему-то выделил именно этих женщин. И вдруг появляется девушка, которую зовут Натальей Николаевной. И смотрит так, будто видит только тебя, тебя одного. Я понял, что это судьба… Владимир замолчал. Он смотрел уже не на Татьяну, а в окно, где падали на землю жёлтые листья и накрапывал дождь. Осень не весна, не пора любви. А вот надо же! – Ты, наверное, забыл, сколько тебе лет. – Нет, не забыл. Ты меня выучила, вот я тебе сейчас отвечу цитатой. “Любви все возрасты покорны”. Красиво? Татьяна усмехнулась. Её на мякине не проведёшь. И цитатой с толку не собьёшь. Очень любят все находить ту цитату, которая им выгодна, потому что оправдывает их неблаговидные поступки. Вырвут из текста кусок, не задумываясь, что хотел этим сказать поэт. Цитата-то имеет продолжение. – Ученик ты плохой, двоечник. Можешь вспомнить, что там дальше, после этих слов? Нет? Я так и знала. А дальше следует “Но”. Слушай внимательно: “Но юным, девственным сердцам Её порывы благотворны…” Понял? Юным, а не в твоём возрасте. В твои годы уже надо иметь голову на плечах. – Так, так… А что же там дальше, уважаемая учительница? Может быть в последующих строках Пушкина и содержится для меня оправдание? – А вот и нет, уважаемый герой-любовник. Открывай Евгения Онегина и читай. Нет тебе оправдания. Оставь девочку в покое и возвращайся к жене. Владимир сразу стал серьёзным, и у него тут же пропало желание цитировать классиков. Он встал и подошёл к открытому окну. Татьяне показалось, что племянник стал больше хромать. – Я не уходил от жены, – сказал он, не глядя на Татьяну, – и не собираюсь её бросать. Женился я на ней по совету друзей – меня с ней познакомили и сказали, что Рита отличная баба, заботливая, ласковая, с ней ты будешь всю жизнь счастлив. Она, мол, примет тебя таким, как ты есть, ни в чём не упрекнёт, никогда не изменит. – Разве это не правда? – спросила Татьяна, не понимая, куда он клонит. Владимир не ответил. Он протянул вперёд руку, и на его ладонь начали падать мелкие дождинки. Он тяжело дышал, несмотря на лёгкий свежий ветерок. – Таня, я прошу тебя, не говори ничего, – Владимир вдруг повернулся к ней, – мне и так плохо. Я и так себе места не нахожу. И не знаю, что делать. Я буду помогать Маргарите материально. Но жить хочу с Натальей. – И никогда на ней не женишься? Хорошо устроился. Денег хватает, почему бы не завести гарем. А тебе не кажется, что слова гарем и горемычный в чём-то схожи? Можно сказать, однокоренные? Владимир посмотрел на тётушку удивлённо. Он закрыл окно, поёжился от холода и снова сел на место. – Горемычный – это я. Так надо понимать? Согласен. Ну и что? Буду нести свой крест. – И долго ты его собираешься нести? Надоест – сбросишь с плеч. С этими словами Татьяна встала и, не дожидаясь ответа, простилась. Она решила, что не стоит больше тратить время и силы на Владимира. Это всё равно, что черпать воду решетом – толку нет. Как бы теперь ей поговорить с Наташей, не зайти ли к ней в школу… Да нет, не стоит. У Наташи уроки, а на перемене времени мало. Да ещё Марина Станиславовна сделает замечание, что её подчинённая отвлекается от работы. Тяжёлый случай, но увидеться всё-таки надо. Татьяне не пришлось ломать голову, где лучше увидеть Наташу. На следующий день, в воскресенье, она пришла сама. Вид у неё был виноватый, но не несчастный. Памятуя вчерашний разговор с Владимиром, Татьяна не пошла в наступление. И, сказав гостье: “проходи, садись”, стала терпеливо ждать, что она скажет. – Я совершила грех, – сказала Наталья после короткого молчания, – я сама виновата, и сама буду отвечать перед богом. Прошу я только об одном: не говорите маме. Это может её убить. Я вас очень прошу… Наташа заплакала. Татьяне стало жаль её. И мать её несчастная брошенная женщина, и дочь начинает жить с ошибок. Что за судьба? – Мы ничего не скажем, сказала она, – но ты-то что собираешься делать? Может быть нужна помощь? Наташа перестала плакать, удивлённо взглянула на собеседницу и покачала головой. – Мне уже никто и ничего не поможет. Я не раскаиваюсь. Я ни о чём не жалею. Лицо Наташи приняло непреклонное выражение. Продолжать разговор на ту же тему уже казалось бессмысленным. И всё же Татьяна спросила: “ Не хочешь ли уехать на время, чтобы страсти улеглись?” – Нет, от себя не убежишь. Такая уж у меня судьба. Татьяна вздохнула и тоже решила уповать на судьбу. 16. Белый маг. Разговор Татьяны с Владимиром Деревянкиным не прошёл даром. Он имел вполне положительные последствия. Старый ловелас, видимо, устыдился и решил навестить жену, терпеливо ожидавшую его в загородном доме. Маргарита Юрьевна встретила мужа сдержанно. Поначалу она подумала, что он пришёл за вещами, чтобы окончательно уйти от неё. Но Владимир даже не заикнулся об уходе и всячески старался показать, что ничего не произошло. Он обнял жену и даже чмокнул её в щёку, давая понять, как он по ней соскучился. Потом бросил несколько фраз на тему офис-работа-бизнес, что несомненно говорило о его большой занятости. Жена молча слушала выполнив весь необходимый ритуал, Владимир Васильевич пошёл мыть руки, давая понять своей домохозяйке, что пора ужинать. Он сел за стол и, прежде чем приступить к трапезе, заявил Маргарите Юрьевне, что приехал за ней. Жена удивлённо, но также молча подняла на него глаза. – Я очень занят на работе, – повторил он, мне неудобно каждый день сюда ездить. Да и тебе далеко добираться до школы. Впереди – зима, природа уже не та. Не лучше ли нам окончательно перебраться в город? – Разве не лучше там без меня? – наконец отозвалась супруга. Владимир честными глазами посмотрел на неё, а потом удивлённо вскинул брови. Да что такое она говорит! Жена должна быть при муже. – Да что с тобою, моя милая? Помнишь, я тебя даже называл Милкой, а не Риткой, то имя было мне милей. А сейчас у тебя такой грозный вид, что я скоро перейду на имя, отчество. – Да, тебе придётся привыкать называть меня официально. Особенно в суде, когда будем разводиться. Я с тобой сюсюкаться больше не собираюсь. Владимир внимательно слушал, поглощая салат и не глядя на Маргариту. Поэтому отозвался не сразу. Сначала он положил себе в тарелку большую отбивную котлету, добавил жареной картошки и щедро полил блюдо соусом. Плохим аппетитом в связи с последними событиями он не страдал, к тому же, ему всегда нравилось, как готовила Рита. – Я тоже буду называть вас не иначе, как Владимир Васильевич, продолжала жена, – и слова дурного тебе не скажу. Достаточно будет одной фразы: он мне изменил. И ни слова о возрасте вашей любовницы. Муж с аппетитом ел, давая жене выговориться. А вот когда её красноречие иссякнет, он всё равно ни в чём не признается. Зачем брать на себя вину, которая не доказана. У него – презумпция невиновности. У кого-то другое мнение? Жаль, что Андрюха Поляков в отъезде. Можно было бы с ним поговорить, ещё каких-нибудь юридических терминов нахвататься. – Хватит, дорогая, – попросил Деревянкин, вставая из-за стола, – машина ждёт, собирайся. Ревность тебе не к лицу. Ты в зеркало-то давно смотрелась?