– Ничего себе! – удивился Андрей, – что же ты мне раньше не сказала? Так значит, он ей изменял? Изменял такой женщине? Вот и Андрей заметил, какая женщина эта Мезенская. Красивая, как картинка. Не ромашка, как Татьяна, не фиалочка какая-нибудь, не гвоздичка, а роза в цвету! – А ты бы, конечно, такой женщине не изменил. Это только другим можно изменять, – язвительно заметила Татьяна. Андрей не обиделся, даже улыбнулся. Мать зря возмущается, эту измену он может использовать в своей адвокатской речи – ведь Мезенская не могла не знать об этом. Это, в конце концов, могло быть мотивом её странных поступков. Она начала обеспечивать себе тыл, потому что теряла мужа… – И кто же из твоих подруг его любовница? Витушкина или же эта… пальма финиковая? Они же старухи! – А Мезенская, стало быть молодая! Неужели ей двадцать лет? – Татьяна явно была уязвлена. – Уж не обзывался бы в моём присутствии – они мои ровесницы. Андрей не извинился – он не считал себя виноватым. Он думал о своём. А вдруг Мезенская не знает об измене мужа, а он ей откроет глаза. Какая будет реакция? Скорее всего не поверит, потому что самоуверенна. Тогда он ей скажет: если измены не было, её надо придумать. Это поможет уменьшить причитающийся за преступления срок. – Ну что ты молчишь? Сколько же ей лет? – Татьяну этот вопрос интересовал давно. – Сорок пять лет, это доподлинно известно. Тоже не подарок. Но муж-то старше её лет на десять. Для него она – девочка… Так чего же его на старух-то потянуло? Татьяна больше не возмущалась, что подтвердилась одна из её догадок. Если женщину зовут “Марина”, то родилась она не раньше 1962-1963 года. До того, как вошла в моду песня Марина, это имя было не популярно. Вот вам и “старая дева”… – Я вижу, ты решила скрыть имя своей счастливой подружки, – рассуждал между тем сын, – но я догадался. Не зря же я столько лет работаю в правоохранительных органах. Это всё-таки пальма. У неё же отец генерал был, может быть, лет двадцать назад он как-то пересекался по службе с Мезенским… А тут и дочка нечаянно заглянула… Да, додумался сыночек, ничего не скажешь. И в органах не надо работать, чтобы такую глупость придумать. Но это хорошо. Не объяснять же ему истинную причину недавнего знакомства Ларисы с Александром Владимировичем. – Ты прав. Это Лариса Финк. Но я не говорила, что она – его любовница. Я сказала: приятель подруги. Татьяну очень покоробило произнесённое Андреем слово любовница. Во-первых, втайне она надеялась, что до этого не дойдёт, ведь когда-то у Мезенского не сложились отношения с другой её подругой – ныне покойной Леной. Во-вторых, слова любовник, любовница ей вообще не нравились. Что это такое? Суррогат любви? Всё равно что сахарин вместо сахара… Татьяна, безусловно, желала счастья своей однокласснице Ларисе, она его вполне заслуживала. Кроме того ей хотелось досадить Мезенской, в которой даже при первом знакомстве угадывалась какая-то фальшь. Пусть рядом с Александром лучше будет Лариса, чем Марина вот этого она добивалась. Но когда они ушли вдвоём, ей стало грустно. Она считала Мезенского пусть по глупости, своим поклонником. – Ха-ха! Приятель, как в детском саду или в пятом классе в школе! – поднял на смех замечание матери Андрей, – знаем мы этих приятелей! Хотя, кто знает… В его возрасте он может быть импотентом. – Не хами! – возмутилась Татьяна, сама не зная, почему, – ты всё-таки с матерью разговариваешь. В самом деле, не всё ли ей равно, импотент он или нет? К её собственной жизни это не имеет абсолютно никакого отношения. Ан нет, оскорбилась-таки за своего приятеля. – Не буду, – смирился Андрей, – и вообще мне пора идти. Дела. – Я бы на твоём месте защищала не жену, а мужа, – заметила Татьяна, провожая сына в прихожую, – если она скомпрометировала себя – это её дело. А его-то она за что подставила? – Ты считаешь, не за что? Я раньше думал, что муж и жена – одна сатана. Но теперь готов поверить, что он действительно ничего не знал. Женщины бывают до того коварны, что мы, мужчины, от удивления можем только руками развести. Андрей поспешил откланяться, потому что спешил в контору, куда вскоре должна была явиться, Мезенская. Ему не терпелось встретиться с ней, чтобы предложить новую линию защиты, связанную с изменой её мужа. Но когда она села напротив и укоризненно посмотрела на него своими синими бездонными глазами, он не решился сказать ей правду. – Марина Станиславовна, – начал он осторожно, – вы должны быть со мной предельно откровенны. Иначе мы не выиграем дело. Если вы заявите на суде, что поступили так только потому, что любите каждый день менять наряды, а к каждому наряду вам нужна в тон новая машина то дело мы безнадёжно проиграем. А что, если нам предположить, что ваш муж вам изменил и собрался уйти к другой. Это вас хоть чуть-чуть оправдает… – Этому никто не поверит, – категорически заявила доверительница. Такого ответа адвокат Поляков ожидал, поэтому знал, что сказать дальше. Однако она и в самом деле имеет завышенную самооценку, если даже на миг не может предположить такую возможность. – Я с вами согласен, – сказал он, – изменить такой женщине сложно, потому что трудно найти даже равноценную замену, а уж если лучше – вообще невозможно. Александр Владимирович вам скорее всего, не изменял, но ведь и ему выгодно поддержать эту версию. Марина Станиславовна в очередной раз посмотрела на адвоката удивлённо. Она надеялась, что её муж-генерал поднимет на ноги всю армию, чтобы спасти её от позора. Она не какая-нибудь прачка, жена кузнеца, осудить которую за воровство ничего не стоит. А если предположить, что он ей изменяет, значит и заступаться за неё не захочет. Наоборот, в тюрьму засадит, чтобы не мешала ему завести новую семью. – Что-то я не вижу тут никакой логики, – призналась она, – муж должен помогать мне в тяжёлую минуту, а не толкать в пропасть. – Но ведь его из-за вас отстранили от работы, могут лишить звания. Вы рискуете стать женой не генерала, а какого-нибудь бомжа. Вам это надо? – Нет. Но я в это не верю. Никогда Мезенский не станет бомжем, – и глаза Марины Станиславовны гневно сверкнули. Поляков тяжело вздохнул, но почувствовал не гнев, не злобу, а жалость к своей клиентке. Ничему не верит, ничего не боится. По ней тюрьма плачет, вполне реальная камера ждёт, а она всё ещё чувствует себя хозяйкой жизни. Как её убедить, что дело приняло очень серьёзный оборот? – Как раз этого я и хочу добиться, – сказал он, но посудите сами. Если вы с мужем живёте душа в душу, не имеете друг от друга тайн, то он не мог не знать о ваших нарушениях закона. Стало быть, он ваш соучастник и должен, наравне с вами, ответить по закону… А что будет потом – одному богу известно. Я прошу вас об этом подумать, Марина Станиславовна. Доверительница молчала. Андрей Сергеевич посмотрел на часы – и в это время раздался стук в дверь. Вошёл Олег, его друг детства, недавно приехавший из-за границы. – Вы ещё заняты, Андрей Сергеевич? Как же я не рассчитал… – Входи, Олег. Мы с Мариной Станиславовной уже обо всём договорились. Олег с интересом посмотрел на яркую, шикарно одетую женщину, которая встала, попрощалась и неторопливо, если не сказать вальяжно, направилась к двери. – Кто это? – спросил Олег. – Школьный завуч, воровка. При этом она совершенно уверена в собственной безнаказанности. – Ещё бы! У такой женщины всегда найдутся покровители. Так что я тебе не завидую. – А как ты? – спросил Андрей, чтобы переменить тему разговора. – Я, собственно, зашёл только на минутку. Обстоятельства сложились так, что я не смогу сегодня провести вечер с тобой. – Жаль, но ничего не поделаешь. Подожду лучших времён. – Пока! – помахал рукой Олег и быстро направился к выходу. Кое-что заподозрив, Андрей удивлённо посмотрел ему вслед. 26. Крест. Февраль, вопреки ожиданиям, начался не с метелей, а с сильных морозов. И хотя солнце светило чаще, дни становились заметно длинней, всё-таки погода была верна странному на первый взгляд утверждению: солнце на лето, зима на мороз. Владимир Деревянкин, отдав городскую квартиру бывшей жене и не имея желания в морозы ездить в свой загородный дом, жил у Наташи. Болезнь Риты отсрочила на время бракоразводный процесс. Он не хотел травмировать и без того пострадавшую женщину, дав ей время справиться со стрессом и подлечиться. Но время шло, Наташа была уже на шестом месяце беременности, и Владимир не хотел, чтобы он родился у матери-одиночки. У ребёнка должен быть законный отец, которой будет его растить. Развод, как это ни хлопотно, должен состояться в самое ближайшее время. Приняв такое твёрдое, как ему казалось, решение, Владимир, сам не зная почему, всё-таки медлил. Ему не хотелось встречаться с бывшей женой то ли потому, что упрёк в её глазах был невыносим, то ли ему не давали покоя угрызения совести. Он попросил Татьяну узнать, как себя чувствует Маргарита Юрьевна, готова ли она обсудить с ним давно решённое дело о разводе. Владимир хотел встретиться с ней исключительно по делу, не потратив на общение ни одной лишней минуты. Татьяна же, напротив, не стала обсуждать предстоящее дело по телефону, а отправилась к подруге домой в ближайшее воскресенье. В доверительной беседе она быстрее поймёт, как настроена Рита, и сможет её убедить не тянуть с разводом. Маргарита Юрьевна встретила Татьяну несколько официально, никаких дружеских чувств не проявила, и Татьяна поняла, что бывшая подруга считает её представителем той другой, враждебной ей стороны. Татьяна не ожидала, что так быстро окажется по другую сторону баррикад. Она надеялась, что их женская дружба сохраниться, несмотря ни на что. – Пришла меня успокаивать? – спросила хозяйка, приглашая тем не менее гостью пройти на кухню. Под холодным взглядом Маргариты Юрьевны Татьяна чувствовала себя неуютно. Ей уже не хотелось раздеваться и проходить, раз уж её здесь считают врагом. – Я пришла тебя навестить, справиться о здоровье, – ответила Татьяна, решив всё-таки выполнить свою миссию. Она прошла на кухню, достала из сумки яблоки, виноград и курагу. – Ты должна укреплять сердце, – сказала она и, не дожидаясь приглашения, села. – Зря стараешься, – сказала Рита, мельком взглянув на фрукты, – я не нищая. Мой бывший хорошо меня обеспечивает. Я даже могу не работать. Татьяна ничего не ответила, разглядывая брошенную жену. Рита выглядела плохо, как обычно выглядели женщины, поставившие на себе крест. Решив, что они больше никому не нужны и перестав заботиться о своей внешности, они буквально загоняют себя в угол. Критиковать их не только бесполезно, но и опасно: такой разговор может закончиться истерикой. Татьяна, попав в затруднительное положение, решила начать разговор издалека, обсудив сначала отвлечённые темы. – У меня подруга умерла в Париже. Помнишь, была такая Нина Горлатых? Красивая, счастливая, можно сказать, царица была. И вдруг рак… Вот такая наша жизнь жестокая и непредсказуемая. Рита на новость среагировала вяло. Её мало интересовали чужие несчастья, потому что самой несчастной по её разумению была она сама. Её бросил муж, которого она любила, для которого жила… Её жизнь и без рака давно закончилась. – Да, я помню, ты рассказывала о ней. Рак по количеству смертей у нас не на первом месте. На первом – сердечно-сосудистые заболевания. Так что неизвестно, кому не повезло больше – ей или мне. – Ты, слава богу, живая. Да и по возрасту моложе её, заметила Татьяна. – Кажется, она была замужем за артистом? –вспомнила Рита, – и как же он теперь? Скорбит?