За ним выступила завуч. Она долго и интересно рассказывала о школе, например, о том, что в войну половину здания занимал военный госпиталь, что многие из учителей и учеников были на фронте, а директор школы Василий Иванович самый настоящий герой, потому что он два раза ранен и награжден двумя орденами Красной Звезды. По всему выходило, что их школа не простая, а особенная и даже знаменитая. Многие выступали после завуча, но интереснее никто ничего не рассказал… — А сейчас, — объявила старшая пионервожатая, — нам предстоит приятная процедура. Тут восемь силачей из четвертого класса вынесли на сцену большой стол, заваленный призами и вымпелами. — Смотри, — сказал Коля, — Щегол тоже на первом ряду. — Руки потирает, — сказал Савва, — наверное, больше всех сдал… — Волнуется, — сказал Коля, — сейчас дадут. — А самолета-то нет. — Посмотрим, — ответил Коля. Ребята отхлопали все ладони, так как награждаемых было много. Сначала на сцену целыми командами выходили спортсмены в белых трусах и майках. Им вручали вымпелы и кубки. Когда они все ушли, два мальчика и одна девочка показали акробатический этюд. Мальчики встали на середину сцены и взяли руки крест-накрест. Полненькая девочка выбежала из-за занавеса, подпрыгнула, но встать на руки не смогла, потому что руки отодвинулись в сторону. — Кремляков, Меркурьев, присядьте! — приказал голос невидимого физрука. Мальчики присели. Девочка снова подпрыгнула, Кремляков и Меркурьев повалились на пол, но, как настоящие спортсмены, тут же вскочили и снова приготовились. Девочка обхватила их за шеи и опять попробовала. Руки опять ушли в сторону. Мальчики хотели опустить ее на пол, но она не сдавалась, упорно стремясь вверх. — Хватит, — скомандовал тот же голос, — выносите! Кремляков и Меркурьев покраснели от натуги и понесли девочку со сцены, хотя она продолжала барахтаться… — Сидорова, прекрати! Куда ты? Надо было хоть раз прорепетировать! — в последний раз донесся голос физрука, и зал. взорвался аплодисментами. Вечер затянулся, потому что, кроме речей, поздравлений и запланированных номеров, выступали все, кто пожелает. Танцы, песни, стихотворения — все было. Петя Акулов изобразил медведя. А один мальчик из четвертого класса рассказал стихотворение, которое сам сочинил. Стихотворение было длинное, но особенно запомнились строки: Мне приснилось, я мчусь на коне, Сердце бьется свободно в спине… — Это он для рифмы, — сказал Коля. — А вообще-то правильно, — сказал Савва, — оно и в спине бьется, только нужно с другой стороны посмотреть. — На сцену приглашаются Коля Максимов, Савва Марков и Слава Топоров — все из третьего «Б», — неожиданно объявила старшая пионервожатая. Друзья даже подпрыгнули на своих местах и вопросительно посмотрели на Веру Федоровну. — Раз зовут — идите, — сказала она. Оказалось, всех троих наградили книжками: «За активную работу на пришкольном участке», как сказала старшая пионервожатая. — Эти ребята, — добавила она, вручая подарки, — молодцы! Весной по собственной инициативе они помогли нашему ботанику Емельяну Даниловичу привести в порядок пришкольный участок. Все они к празднику будут приняты в пионеры. — А меня тоже примут? — спросил Савва, когда пионервожатая трясла ему руку. — Безусловно, — сказала она, — просто Петя Акулов пропустил в списке твою фамилию… А с Генкой Щегольковым, как всегда, вышла история. За луч-шую работу по сбору металлолома наградили вовсе не мальчиков, а двух маленьких девочек из второго класса, и вовсе не самолетом — а двумя большими куклами. Генка и некоторые другие были недовольны. — Оля и Ира не только собрали по пять килограммов металлолома, но и помогли погрузить его на машину, — сказала старшая пионервожатая, — а некоторые мальчики — я не буду говорить фамилии — хоть и собрали больше, позорно удрали со двора школы, когда их попросили помочь. Выходит, девочки оказались настоящими хозяйками, которые болеют за дела школы, а кое-кто только стремился к получению приза. Правильно я говорю? — Правильно! — закричали все и захлопали. — Не правильно! — буркнул Генка на весь зал. — Щегольков, а ты вообще не бурчи, — сказала пионервожатая. — Буду! — сердито сказал Генка. — Все равно я больше всех собрал! — Знаешь, Щегольков, я не хотела об этом говорить, — сказала пионервожатая, — но ты сдал такой металлолом, за которым пришли из вашего домоуправления. Нам пришлось краснеть за тебя и все вернуть. Разве можно сдавать в металлолом крышки от колодцев и новые трубы? Зал загудел, Щегол вскочил и побежал к выходу. Савва удивленно хлопнул себя по лбу. — А я думаю, — сказал он, — почему на него слесарь дядя Степа ругался? Поймаю, говорит, вашего Щегла — уши оторву! — Значит, еще не поймал, — сказал Коля. На этом юбилейный вечер закончился. «Я вас когда-то разбудил…» Савва Марков откинул одеяло и сел на кровати. Луна в окне уставилась на него, разглядывая хохолок светлых волос, худое лицо с большими задумчивыми глазами и тонкие ноги с острыми коленями. «Странно! Раньше ее не было, — подумал он. — И главное, складная какая!» Савва опять прислушался к самому себе: так и есть, в голове все время вертится мелодия. «Ну вот! — почти испугался он. — Неужели композитором стал?» Вообще-то Савва знал, что когда-нибудь проявит себя, но никак не предполагал, что это произойдет на днях и тем более ночью. Сегодня он долго не мог уснуть. Он думал о папе с мамой, которые скоро должны были приехать, Савва ворочался на кровати и жевал угол подушки, зубами вытаскивая из нее перья. Луна смотрела на него, и вот тут в голове неожиданно появилась эта самая мелодия. «Ура! Сначала песни, потом арии, потом симфонии стану сочинять», — распаляясь, решил он и представил, как все поздравляют его, а он в длинных штанах с подтяжками и с затуманенными от чувств глазами просто и скромно кивает головой и пожимает руки желающим. «Кто сейчас ко мне хорошо относится, того и потом любить буду…» Савва серьезно и грустно раскланялся луне, которая теперь неслась куда-то сквозь горы облаков, не выпуская однако его из виду. «Ничего, привыкну. Послушаю, например, как дверь скрипнула, и оперу напишу, а еще чего услышу — симфонию. А потом?.. Потом обязательно в какую-нибудь декаду или плеяду поступлю». Савва поискал глазами бумагу и карандаш, затем полез под кровать и долго рылся там в темноте, вынимая из портфеля магниты, подшипники, стеклянные шарики и сломанные авторучки. Наконец он выполз обратно, осторожно ступая на прохладный пол, добрался до пианино, включил настольную лампу и сел на черный круглый стул. «Саблю Коле отдам, композиторы с саблями не бывают», — мимоходом подумал он и осторожно нажал на клавиши. Мелодия получилась сразу без особых затруднений. Савва проиграл все произведение еще раз от начала до конца и стал писать, чиркая карандашом и подвывая себе под нос. «Вот это да! — глядя на листок, восхитился он. — Ну, теперь лишь бы бумаги хватило, насочиняю! Здесь обо всем напишу — в Африку поеду. А что? Зайду там, например, в лес и с обезьянами сфотографируюсь…» Савва обвел глазами комнату. Укрывшись тенью, как покрывалом, вокруг спали вещи. Луна все-таки убежала за черные облака и теперь светила из-за них, беспокойно перебирая рваные края. «Нужно разбудить Свету, пусть послушает. Стану знаменитым, буду ей благодарности приносить: „Так, мол, и так, милост-ливая сударыня… я вас когда-то разбудил“, лицо у меня будет в морщинах… Щегла даже замечать не буду, кошку вчера мучил, чуть хвост не оторвал, дурак!» Савва встал и пошел в другую комнату. Он тронул сестру за плечо, но Света только глубже зарылась под одеяло. Савва потянул ее за косу, пощекотал перышком шею и наконец удачно в самое ухо шепнул: — Света вставай, дело есть! Сестра с ожесточением долго терла ухо, потом с трудом открыла глаза. — Саввик, почему ты сам не спишь и мне не даешь? — сказала она. — Вставай, я музыку придумал! — Песню, что ли? — Какую песню? — насторожился Савва. — Ой туманы, мои, растуманы, — пробормотала Света и снова уснула.