— Лина, — в кухню заглядывает Диана, держа в руке свой мобильник, — кот, то есть Глеб, звонил... — У подруги растерянный вид, и эта растерянность передаётся и мне. — Что он хотел? — спрашиваю. — Говорит, стоит у нашего подъезда и ждёт тебя по очень срочному делу. До тебя не дозвонился, и вот... — Ну, конечно. Я же посуду мою. Подхожу в окну и действительно вижу знакомую машину и мужскую фигуру рядом. Когда же мы уже поставим последнюю точку в нашей истории? Глава 43. Кто? Лина Вчера я снова дала нам шанс разойтись мирным путём. Быстро кое-как оделась, спустилась вниз и вышла на улицу. Горло обжёг морозец, а вспыхнувшее волнение ускорило пульс. С моим бывшим теперь совсем не понятно чего ожидать. Пожарский стоял прямо, засунув руки в карманы зимней пухлой куртки. По его лицу мне не был понятен текущий настрой парня, но я надеялась и всё ещё надеюсь, что это была наша последняя с ним встреча. — Привет, — сказала, кутаясь в пуховик, который просто накинула на себя, не застегнув как следует. Потому что я не планировала находиться на улице слишком долго и хотела, чтобы Глеб тоже это понимал. — Привет, — он никак не поменял выражение лица и позы при виде меня. — Разговор есть. — Слушаю. — Должок за тобой остался. — Я ещё и должной тебе осталась? Чего ты хочешь? — Забыла? Я не успел загадать третье желание. — Уже не актуально, Глеб. Мы больше не пара. Никто больше никому ничего не должен. — Звучит стильно, современно, — растянул губы в кривой и немного злой улыбке. — Но меня не проведёшь. Ты должна мне третье желание. — Я сейчас просто развернусь и уйду, — ну почему он не может оставить меня в покое? Любовь? Какая-то больная она у него. — Не спеши убегать, если не хочешь проблем, — прозвучало весьма раздражающе для моих нервов. — Снова угрозы? — Предупреждение. — Говори внятно, или я ухожу. Пожарский, наконец, перестал стоять каменным изваянием. Он шумно и с раздражением выдохнул, делая два широких шага в мою сторону. Между нами теперь остался жалкий метр. — Моё третье желание, рыбка: ты возвращаешься ко мне, и мы живём вместе в мире и согласии. — Не смешно, Глеб. — А иначе я отменю заказ картины у некой Людмилы Ажиновой. Знаешь такую? — Ты...? — Упс, — наглая ухмылка. — Сюрприз! Романтичный донельзя Глеб Пожарский решил не только своей девушке жизнь подсластить, но и её подруге. Представляешь? — Я не могу вернуться к тебе. Я не люблю тебя. — А рыжика любишь? — прищурился. — Я ухожу, — отвернулась и быстрыми шагами последовала к двери подъезда так, словно за мной гонится злая собака или даже целая стая зубастых бешеных псин. — Уходи, — закричал мне в спину Пожарский, — но теперь не смей оборачиваться! Назад пути нет! Ты слышала? Лязг железной двери отгородил меня от назойливого мужского голоса, который в последнее время способен говорить только гадости. Даже все его попытки поговорить нормально оборачивались во что-то жуткое и неприятное. А на следующий день я не знала, как смотреть в глаза Людмиле. Как назло, именно сегодня она пришла на пары в необычайно хорошем настроении, которое даже портить жалко. Я знаю, что выгляжу слишком отстранённой и замечаю, как Михаил пытается что-то разглядеть в моём лице. Я говорю: «всё в порядке», но его не проведёшь. — Ты очень задумчивая сегодня, — сказал он мне во время перемены, пока мы стоим напротив открытой нараспашку аудитории, где уже собираются наши одногруппники. — Про экзамены думаю, про беднягу Антона, — успокаивающе улыбаюсь своему парню. Даже всё ещё не верится, что теперь я Князева могу называть именно так. — А что экзамены? Сдадим! А хомяк справится при любом исходе событий. Через открытую дверь я смотрю на Ажинову с Хомяковым, сидящих за аудиторным столом. Сейчас у нас будет зачёт по философии, но никто о нём не переживает, кроме нашего Антона, решившемуся именно сегодня подкатить к Анне Ивановне. — Надеюсь, она хотя бы его не пошлёт, а вежливо откажет, — говорю. — Не представляю её в таком стервозном амплуа. — Я тоже, но переживаю так, будто это я собираюсь ей в любви признаваться. Обсуждаю Антона, используя его, как прикрытие, а сама смотрю на подругу. Она выглядит такой беспечной, довольной собой и жизнью. Андрей ей вчера устроил романтический ужин, и картина, как сказала сама Ажинова, завершена и теперь только ждёт своего часа... Заказчик должен выкупить её тридцатого декабря... Но не выкупит. Потому что картину заказал мой бывший, желающий насолить мне как следует. Он реально верит в возможность счастья таким путём? — На всю жизнь запомню твоё признание, — тепло в голосе Михаила согревает, как если бы меня укрыли одеялом. — Как и я твоё, — отвечаю, улыбаясь. Приятное воспоминание на минуту отвлекло меня от тревожных мыслей, но зазвеневший звонок вновь возвращает меня в настоящее. Мы вместе с остальными заходим в аудиторию и расходимся по своим местам. Я подсаживаюсь к Ажиновой, Михаил следом за мной, а Антон, вставший до этого, чтобы пропустить нас двоих, привычно замыкает собой нашу четвёрку. Молодая преподавательница заходит последней, и сразу принимается, опираясь на список наших фамилий, вызывать к себе по одному человеку. Подруга пойдёт второй. Я шепчу Людмиле, чтобы она ждала меня в коридоре, когда освободится, и та согласно кивает. В это время Антон с Михаилом веселятся, рассматривая в Яндекс картинках русский алфавит, чтобы понять получится ли вообще у Хомякова остаться в аудитории последним. — Да! — громким шёпотом восклицает Хомяков. — После «Х» у нас больше никого нет в группе! За буквой «А» следом сразу иду я. Получаю подпись в свою зачётку и выхожу в коридор, где уже вовсю расхаживает Людмила, болтая параллельно по телефону. — Ну, что? В буфет? — подмигивает она, когда завершает телефонный разговор. — Угу. — Андрей прямо расстарался, — принимается щебетать подруга пока мы идём к лестнице, чтобы спуститься затем на первый этаж. — Говорит, пойдём сегодня сходим куда-нибудь. Даже подозревать его начинаю! — В чём? — Не знаю... В измене? В пакости? Чего это он такой классный стал? — Ну, что ты сразу так, — смеюсь. — Может, новогоднее настроение у человека, хочется чуда и простого человеческого тепла. — Надеюсь. Иначе руки-ноги ему поломаю! — Кровожадно звучит, — хмыкаю. — Я посмотрела бы на твоё звучание, если бы возникла угроза измены от Миха! — Фу на тебя! — морщусь. — Вот видишь, как неприятно! — смеётся. — А картину показывать когда будешь? — перехожу на более волнующую меня тему. — Сегодня точно не получится, — она на секунду замолкает, отвлекаясь на студентов, что вышли нам навстречу возле лестницы, а затем продолжила, когда мы уже начали спускаться по ступеням: — Но время ещё есть. Покупка тридцатого числа, а сегодня ещё только девятнадцатое. — А кто заказчик? Я не помню говорила ли ты... — Ой, имя не помню, Лин. Белоусов там какой-то. А чего спрашиваешь? — Просто интересно... Вдруг фамилию узнаю. — Так много Белоусовых-то на свете. Конечно, узнаешь. Но нет. Не узнаю. Мы уже шагаем по первому этажу, где более оживлённая обстановка и уже не так тихо и пустынно, как на втором. Белоусов? Почему не Пожарский? Глеб действует от вымышленного имени? Через кого-то? Это точно он? Или кто-то другой? Кто этот чёртов заказчик? — Люд, посмотри, пожалуйста, имя и отчество заказчика.