Но Хомяков явно был намерен игнорировать меня, не обращая на мои вопросы никакого внимания. Просто стоял столбом, угрюмо глядя сквозь толпу. Я приблизился и хотел ухватить Антона за полы клетчатой рубашки, но тому удалось выскользнуть. — Это уже не имеет никакого значения, — только и сказал он. Больше эта тема не поднималась. Прошла неделя, уже наступил новый понедельник, а Хомяков так и не засиял вновь своей широкой улыбкой. Малообщителен, задумчив, пассивен. Остальные одногруппники тоже удивлены новым поведением нашего друга, но им он, конечно, тоже ничего не говорит. Теперь ещё и Лина пришла сама не своя. Она пытается улыбаться и делать вид, что всё нормально, но в какой-то момент сдаётся и перестаёт воспроизводить свою не очень-то и качественную актёрскую игру. Лицо сделалось почти таким же несчастным, как у Хомякова все последние дни. Заразно это что ли? Случилось это в тот момент, когда мы все уже расселись в аудитории в ожидании звонка на пару, во время которой у нас будет сдача самого последнего экзамена. — Всё нормально? — наклоняюсь к ней и шепотом задаю беспокоящий меня вопрос, не выдерживая неопределённости. — Нет, — отвечает, глядя на преподавательницу, Екатерину Николаевну, что раскладывает билеты на своём столе. — Я потеряла флешку, где хранилась моя экзаменационная работа. — Как? — включилась в наш разговор Людмила. — А вот так, — с горечью отвечает моя девушка. — Не хочу нагнетать, но тебе крышка, подруга, — с ошарашенным видом заключает Ажинова. Я и сам удивлён. Лина слишком ответственна для того, чтобы допускать подобные казусы. Так проколоться на самом последнем экзамене? Да ещё и у Екатерины Николаевны... Звенит звонок, и Беляева сразу словно окаменела рядом со мной, обратившись в неподвижную статую. Чувствую себя просто отвратительно, не имея возможности как-то помочь ей, сделать хоть что-нибудь, что могло бы спасти ситуацию. Она идёт к преподавательскому столу одна из первых, а вскоре покидает аудиторию, гонимая самой строгой и принципиальной преподавательницей, что мы видели. Как можно незаметней беру телефон и набираю сообщение: — «Сейчас Маша сдаёт, я сразу после неё пойду. Дождись меня, ладно?» — «Хорошо, я подожду, Мих», — сразу приходит ответ от Лины. Вскоре, получив заслуженную пятёрку, выхожу в коридор и вижу свою девушку прямо на скамье напротив аудитории. Она поднимает на меня свои несчастные глаза, и мою грудь сжимает так, словно случилось что-то непоправимое. — Думал, ты в буфете, — сажусь рядом с ней. — Что-то аппетита нет совсем. Пересдача завтра. Мне не добыть флэшку, Мих, — говорит дрожащим голосом. — Давай вместе подумаем, где она может быть, — стараюсь успокоить. — Думать нечего, к сожалению, — отрицательно качает головой. — Я знаю где флэшка. И мне её не вернут. Если только... — Если только что? У кого твоя флэшка? Она не отвечает, но так нервно кусает губу и смотрит на меня с такой эмоцией на лице, что я всё сразу понял. Чёртов Бутч. — Бутч? — уточняю на всякий случай. — Его зовут Глеб, — Лина иронично усмехается. — Да, она у него. — Так, у нас теперь два выхода: оторвать Бутчу хвост и забрать флэшку или разработать тебе новую методичку. — У нас? — Конечно, у нас! А ты думала я брошу тебя с этим? — Только давай без Глеба, — морщит нос. — Не хочу больше никак с ним контактировать и тебя к тому же призываю. Лучше новую методичку разработать. Но как мы сделаем это за день? — Вдвоём справимся. Да и вся ночь впереди, — подмигиваю. — Я могу всю ночь... Прозвучало весьма не двусмысленно. И хоть я не это имел в виду, но всё равно невольно хихикаем, как дети малые. Беляева шлёпает меня по руке, призывая к серьёзности. — ...Работать, — заканчиваю. — Даже если ты сама заснёшь. В школьные годы я и не с такими марафонами справлялся! — Она ведь не маленькая должна быть... — тянет с сомнением. — Всё есть в интернете. Часть, где можно, у меня скопируем, у Люды, у Антона. Екатерина Николаевна склейки и не заметит даже, если источников много возьмём! — Думаешь? — вижу, как глаза девушки загорелись надеждой. Кажется, мне удаётся внушить ей, что ещё есть за что бороться. — Знаю. Тянуть было нельзя. Поэтому сразу, как только освободились, поехали после вуза к Лине домой за её ноутбуком, а затем сели в автобус, который домчит нас ко мне. Сидя в городском транспорте, я не переставая думал о Пожарском. Лина просила: «Давай без Глеба». Но без него уже никак не получится. Он меня конкретно достал. Я знаю и чувствую, что Беляева не рассказывает мне обо всём, скрывая самые неблагоприятные моменты связанные с её бывшим. Я тоже хорош: выведал такую информацию о нём у своего дяди и Ани, что и озвучивать Лине неловко. Да она же мне просто не поверит! Решит, будто я из ревности болтаю или ещё чего хуже — из-за неуверенности в себе. Ну, уж нет, добытую информацию я приберегу исключительно только ради того, чтобы поставить на место урода, не вмешивая в это свою девушку. Совсем скоро мы уже оказались у меня в квартире. Быстро проглотили чай и расселись на диване, каждый со своим ноутбуком для оперативности. Прошёл час, другой, и вот уже наступил глубокий вечер. Поворачиваю голову в сторону Лины и вижу, что та уже не работает, а невидящим взглядом сверлит стену. Устала. — Есть хочешь? — потягиваюсь всем телом, разминая затёкшие мышцы. — Хочу, — кивает. — Мне кажется, что у меня уже всё тело дрожит от голода. — Это от нервов. Не нервничай, мы уже сделали одну треть. У нас ещё ночь есть — помнишь? — Угу, — вздыхает. — Хорошо, что хомяк и Люда свои методички скинули нам, а то бы совсем тяжело было. — Всё нормально, Лин, мы успеваем. — Мих, — вдруг меняет она тон, глядя на меня как-то иначе, чем минуту назад — Есть ещё кое-что, что беспокоит меня. Она убирает ноутбук с колен и ставит его на стол, что стоит напротив дивана. Следую её примеру, поворачиваясь затем всем корпусом к девушке, чтобы дать знать о своей полной готовности слушать. — И что же это? — спрашиваю. — Флэшка не единственная моя проблема. Есть ещё одна... Она связана с Людой. — С Людой? — невольно хмурюсь. Ажинова вызывает проблемы? Что? — Глеб каким-то образом связан с заказчиком её картины. Он сказал, что покупка будет отменена, если... — Если что? — Если не вернусь к нему. Я не сдерживаю короткого ругательства. Я найду его завтра. Всю шерсть ощипаю, усы оторву и лапы поломаю! — Ты же не думаешь всерьёз о его словах? Может, вернуться думаешь? Потому жалеешь всё время? — срываю вдруг свою злость. Само вылетает. — Вот как тебе рассказывать что-то, если ты сразу всё выворачиваешь наизнанку! — обижается. — Я совета хочу: что мне Люде теперь говорить? — Извини, Лин, — делаю глубокий вздох. — Мне просто неприятно, что ты так долго носила это в себе и не хотела говорить мне. Как будто не заслужил доверия или... А о другом и думать не хочу. — Ты идиот? После всего, что у нас было, ты всерьёз меня спрашиваешь не думаю ли я вернуться к Глебу? — Да, я идиот, я понял, — поднимаю руки в знак капитуляции. — Я помню, ты у Люды про заказчика спрашивала тогда в буфете. Что она говорит? — Заказчика зовут Белоусов Николай Николаевич. — Это... — вырывается у меня, прежде чем я успеваю подумать. — Ты знаешь его? — глаза девушки становятся шире от удивления. — Не лично. — Кто он? Мне и в самом деле придётся это сказать? — Отец Глеба, — отвечаю. — Но он же... — Нет, — говорю твёрдо. — Драматичная история оказалась выдумкой? — Лина саркастично усмехается. — Вау! Но почему фамилии разные? И откуда ты всё это знаешь? — У Бутча фамилия матери — ничего особенного. А узнал от дяди. Он заведует кафедрой, на которой котяра учится. Ну, и Аня твоего бывшего неплохо знает, так как в общей компании вертятся. — Я же... сочувствовала ему, блин! — она и в самом деле расстроена. Жаль ли мне? Ни за что не признаюсь в этом самой Лине, но я чувствую удовлетворение от того, что девушка потеряла повод жалеть своего бывшего. Или хотя бы один из них. — Самое время перестать это делать, — говорю, беря руку Беляевой в свою. — Пойдём есть, заодно и решим, что с Людой делать. А потом снова за методичку. Договорились?