Идун улыбнулась. – Именно. 36 В считаные минуты участники вечеринки материализовались под усыпанным звездами ночным небом. Как будто какая-то невидимая сила выгнала их на улицу, хотя, конечно, может быть, просто кто-то выключил музыку. Поеживаясь от холода, Ханна осмотрелась по сторонам. Исходящую от собравшихся энергию чуть приглушали пуховики и шапки, однако видно было: все прекрасно понимают, что именно должно произойти, и на некоторое время молодые люди замерли в почтительном благоговении. Идун, похоже, была здесь лидером. Она забрала у Ханны флаконы с жидкостью для розжига и щедро полила ею большую кучу разнообразных горючих предметов: куски старого дерева, мебель и несколько веток. Ханну одолели сомнения. Должна ли она как единственный по-настоящему взрослый человек среди этих пьяных подростков помешать им сжигать вещи? Но она не могла заставить себя сказать ни слова, потому что по большому счету ее присутствие здесь вовсе не планировалось. Что-то определенно должно было произойти, при этом сама она не собиралась участвовать в этом – могла лишь наблюдать со стороны. Кто-то чиркнул спичкой. Деревяшки сразу же занялись. За первой спичкой последовала вторая, третья… Огонь быстро набрал силу, и вскоре языки пламени взметнулись в небо наподобие зимнего костра в ночь на Ивана Купалу. Идун встала перед костром, держа в руках кипу светло-зеленых кусочков картона, и, возвысив голос, провозгласила: – Eitt á mann[39]. Ханна смотрела по сторонам в некотором замешательстве, пытаясь разобраться в сути происходящего. Каждый из молодых людей получил по кусочку картона и шариковой ручке и начал что-то писать. Некоторые негромко переговаривались, обсуждая написанное. Кое-кто улыбался, другие были растроганы, но никто не дурачился. Идун подошла к Ханне. – Каждый пишет свое послание – последний привет Тору. А потом мы бросаем все их в костер. Ну а потом… Да, мы все надеемся, что он сидит где-то там и читает их. Ханна кивнула и посмотрела на молодежь. В горле у нее появился ком, который начал стремительно расти по мере того, как в огонь полетели первые кусочки картона. – Может, ты тоже что-то напишешь? Ханна удивленно посмотрела на Идун. – Я? Но ведь я же его совсем не знала. – Будь я на месте Тора, я была бы безумно счастлива получить от тебя привет после моей смерти. Ханна постаралась не обращать внимания на то, что по форме комплимент вышел довольно странным. Ну что ж, разве записка может принести какой-то вред? Она кивнула, взяла ручку и кусочек картона и на мгновение задумалась. У нее никогда не получалось писать другим какие-то краткие сообщения – попросту говоря, ей это было неприятно: получался набор пошлостей, абсолютно равнодушных слов, какие-то безликие поздравления, соболезнования. Став взрослой, она каждый год в день своего рождения получала открытку от родителей. Там говорилось всегда одно и то же. Вплоть до того года, когда очередная открытка не пришла. Она прекрасно знала, что все открытки писала мать, а отец после ее смерти просто не в силах поддерживать традицию. Ханна внезапно подумала, что последние четыре года ей не хватает этих глупых открыток. Она погрызла кончик ручки. Что же написать человеку, который умер и которого ты совсем не знал? Ханна поднесла ручку к картону. «Дорогой Тор. Мне очень жаль, что твоя кипучая жизнь закончилась слишком быстро. Хотя теперь, быть может, это и не имеет особого значения, но ты послужил источником вдохновения для многих, в частности для меня». Ханна остановилась, а затем быстро приписала: «Я обязательно найду твоего убийцу». Ханна сложила картонку и бросила ее в огонь. Языки пламени взметнулись и поглотили ее обещание. – Ты все еще здесь? Узнав голос, Ханна удивленно повернула голову и, к своему изумлению, увидела стоявшего позади нее Йонни с кусочком зеленого картона в руке. Что он здесь делает? Прошел всего день с тех пор, как она видела его сидящим взаперти. – Ты что?.. – Меня освободили. Не сбежал, если ты об этом подумала. – Но ты все еще?.. Все еще подозреваемый?.. Йонни пожал плечами, как будто и сам не знал этого. Тем не менее Ханна отметила, что он, по-видимому, рад снова оказаться на свободе. В оранжевых отблесках костра он выглядел самым обыкновенным тинейджером. Она закусила губу – ей хотелось поскорее расспросить его о многом, но что-то ее удерживало. Сегодня вечером ему, вероятно, стоило побыть с друзьями и пережить то горе, с которым, должно быть, было невыносимо справляться, сидя в одиночестве под арестом. Ветер изменил направление и швырнул облако дыма в лицо Ханне, она отступила на шаг назад. Вздрагивая от укусов пронзительного холода, Ханна провожала взглядом мечущееся пламя и устремляющийся к звездам дым. В приступе непривычной для себя сентиментальности она вдруг подумала: интересно, удалось ли Тору тем или иным метафизическим образом получить все эти прощальные приветы? Она удивлялась самой себе. И откуда только это взялось? Всего лишь несколько дней назад вся эта глупая пафосная церемония вызвала бы у нее лишь насмешливую ухмылку, а теперь она кажется вполне осмысленной и приносящей истинное успокоение. Причем не только молодежи, но и ей самой. Можно сказать, Ханна наслаждалась моментом. Многие молодые люди положили руки друг другу на плечи, некоторые плакали. Она увидела Йонни. По обе стороны от него стояли Идун и девушка со спичками, они поддерживали его. И снова Ханна ощутила странный прилив надежды на будущее, не обязательно для себя, пусть хотя бы для тех, кто придет после нее. Ей показалось, что сейчас настало время уйти. Она начала потихоньку пятиться прочь от костра, а когда удалилась на достаточное расстояние, развернулась и впервые за несколько дней спокойно и уверенно зашагала в сторону деревни. Ханна не могла заставить себя сразу вернуться домой, она чувствовала, что должна передать Виктору новую информацию. Не только потому, что ей хотелось бы видеть его лицо, когда она расскажет о появлении в расследовании столь важной улики, но также и потому, что поставить его в известность о машине – это как-никак ее гражданский долг. Ханна постаралась припомнить все детали, которые сообщил ей ее сосед по очереди в туалет о модели машины и о том, как она выглядела. В то же время, когда минуту спустя она постучала в дверь дома стража правопорядка, она отчаянно боролась со сладострастными надеждами снова увидеться с Маргрет. – Время уже за полночь. Круги под глазами Виктора были такими темными, что казались нарисованными. Волосы торчали в разные стороны, Ханна впервые видела его небритым, однако она его явно не разбудила. В кои-то веки на нем была форма. – У меня есть очень важная информация. – Я просил тебя ни в коем случае не вмешиваться в это расследование. – Я только что видела Йонни. Он что, больше не подозреваемый? – Держись от этого подальше. Виктор попытался закрыть дверь, однако Ханна успела вставить ногу в щель между дверью и косяком. Виктор устало посмотрел на нее – не зло, нет, просто устало. – Ты знал, что кое-кто видел, как Тор садился в автомобиль в тот вечер, когда его убили? Ханна заметила, как по лицу Виктора пробежала тень удивления. – Машина черная или темно-синяя, какой-то внедорожник. Ее видел один из друзей Йонни. В тот вечер он с друзьями пошли покурить травку, поэтому до сих пор никому ни о чем не рассказывал. Но Тора в тот вечер он видел. И наверняка был последним, кто видел его живым. Разумеется, за исключением убийцы. – При условии, конечно, что твой так называемый свидетель говорит правду. Как его зовут? – Само собой, он говорит правду. – Имя? – Я обещала не говорить. – Спокойной ночи и держись подальше. Виктор дернул дверь, больно защемив Ханне ногу, и ей пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не вскрикнуть. – Его зовут Стефан! Стефан Харальдссон. Дверь приоткрылась достаточно, чтобы Ханна сумела высвободить свою защемленную ногу и проскользнуть внутрь вслед за мятой полицейской рубахой. Ханна снова устроилась на коричневом кожаном диване, но на этот раз ей не было предложено ни красного вина, ни секса. Виктор сел на стул напротив нее, по виду он колебался, стоит ли хранить в тайне последние сведения. Вероятно, решил, что не стоит. – Пришли результаты анализа ДНК с бутылки. Кровь определенно не принадлежит Йонни, однако отпечатки пальцев действительно Тора. Виктор помолчал, по-видимому собираясь с мыслями, чтобы выложить появившуюся важную информацию. – Так что, думаю, ты права. Вполне возможно, что Тор ударил нападавшего бутылкой. У нас не было достаточных оснований, чтобы продолжать держать Йонни под стражей, а его адвокат привел множество веских аргументов, чтобы освободить его, несмотря на угрозы в адрес Эгира. Что он молод, у него случилось горе, ранее не привлекался к ответственности и все такое… И вот теперь… Ну да, теперь у нас фактически ничего нет. Кроме бутылки. – И машины. Ханна постаралась его ободрить. В то же время она не могла сдержать внутреннего ликования, что снова оказалась в центре расследования. – Мы ищем Гисли. Чтобы проверить, не его ли кровь на бутылке. – Так он подозреваемый? – Мы ищем его. Виктор сделал паузу. Похоже, он окончательно сдулся. – Или, вернее, я его ищу. Не могу сказать, что у меня масса коллег, которые мне помогают. За исключением судмедэксперта и лаборатории в Рейкьявике я абсолютно один. – Тебе что же, не могут прислать кого-нибудь в помощь? – Для этого у них нет ресурсов, если нет стопроцентной уверенности, что речь идет об убийстве. Ханна изумленно посмотрела на него. – А что, ее нет? – Ты хоть представляешь себе, какое количество народа ежегодно погибает в этой стране из-за ее природы? Замерзающие насмерть пьяные, упавшие в море рыбаки. Разумеется, гораздо проще списать все это на несчастный случай. – А что с отчетом судебного медика? – Я все еще жду последних результатов. Шишка у него на голове… Ничто не указывает на то, что он не мог просто упасть и удариться о камень. – Но ты ведь говорил, будто на плечах у него следы того, что его удерживали под водой? – Следы, о которых, очевидно, также можно сказать, что они природного происхождения. Нам по-прежнему не хватает убедительных доказательств. – А результаты, которых ты ждешь? Что могут дать они? Виктор колебался. Он уже и так рассказал ей слишком много, но ему явно нужен был кто-то, с кем он мог бы поделиться своими соображениями. Ханне даже не нужно было подталкивать его к этому – молчания и терпения было вполне достаточно.