— Зачем? — Потом расскажу. Глава 34 Иногда случается, что я вру. Последний раз это было в прошлом году. Врать я очень не люблю. Ложь и молчание — два тяжких греха, которые особенно буйно разрослись в современном человеческом обществе. Мы действительно много лжем — или молчим. Но с другой стороны, если бы мы круглый год говорили — причем, только правду и ничего кроме правды — то как знать, может, правда и потеряла бы всю свою ценность… * * * Осенью прошлого года мы с моей подругой забрались в постель, а потом ужасно проголодались. — Еда какая-нибудь есть? — спросил я. — Сейчас поищу, — ответила она. Как была голая, она открыла холодильник, нашла там старую булку, сделала на скорую руку сэндвичи с колбасой и листьями салата, приготовила кофе и принесла все это мне. Дело было в октябре, ночи стояли прохладные. Когда она залезла обратно в постель, то была окоченевшей, как банка консервированного лосося. — Жаль, горчицы не оказалось… — Первый класс! Завернувшись в одеяло и уплетая сэндвичи, мы смотрели с ней по телевизору старый фильм, «Мост на реке Квай»[17]. В самом конце, когда мост взорвали, она издала стон. — Зачем же они его строили, старались? — и она ткнула пальцем в Алека Гиннесса, остолбеневшего в своем недоумении. — Это был для них вопрос чести. — Хм, — с набитым ртом она на некоторое время задумалась о человеческой чести. Так было всегда — что там делалось у нее в голове, я даже вообразить не мог. — Слушай, а ты меня любишь? — Конечно. — И жениться хочешь? — Что, прямо сейчас? — Когда-нибудь… Попозже. — Хочу, конечно. — Ты мне такого не говорил, пока я сама не спросила. — Ну, забыл сказать… — А детей ты сколько хочешь? — Троих. — Мальчиков или девочек? — Двух девочек и мальчика. Она проглотила кофе с остатками сэндвича и внимательно всмотрелась в мое лицо. — Врун! Так она сказала. Хотя это было и не совсем верно. Покривил душой я только в одном. Глава 35 Зайдя в маленький ресторан недалеко от порта и слегка перекусив, мы заказали «Блади Мери» и бурбон. — Хочешь узнать правду? — спросила она. — А вот в прошлом году я анатомировал корову, — сказал я. — И что? — Вскрыл ей живот. В желудке оказался ком травы. Я сложил эту траву в полиэтиленовый пакет, принес домой и вывалил на стол. И потом, всякий раз, когда случалась неприятность, смотрел на этот травяной ком и думал: «И зачем это, интересно, корова снова и снова пережевывает вот эту жалкую, противную массу?» Она усмехнулась, поджала губы и посмотрела на меня. — Поняла. Ничего не буду говорить. Я кивнул. — Только одну вещь хочу спросить. Можно? — Давай. — Почему люди умирают? — Потому что идет эволюция. У отдельных особей нет энергии, которая ей нужна, поэтому она осуществляется через смену поколений. Хотя это не более, чем одна из теорий. — Она что, и сейчас идет, эта эволюция? — Понемножку. — А почему она идет? — Тут тоже много разных мнений. С определенностью можно утверждать лишь одно: эволюционирует сам Космос. Имеет ли здесь место какая-то направленность или стремление к чему-то — вопрос отдельный. Космос эволюционирует, а мы — не более, чем часть этого процесса. Я отставил виски, закурил и добавил: — А откуда для этого берется энергия, никто не знает. — Никто? — Никто. Она разглядывала белую скатерть, гоняя кончиком пальца лед в стакане. — А вот я умру, пройдет сто лет — и никто про меня не вспомнит. — Скорее всего, — сказал я.