Часть 48 из 59 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Первым делом тот сделал упор на профессиональной квалификации и опыте Бенеттио. У репортера были хорошие связи в Голливуде. Он прекрасно знал ситуацию изнутри.
– Что вы можете сообщить присяжным касаемо отношений подсудимого со второй из жертв, Ариэллой Блум? – спросил Прайор.
– Они познакомились на съемочной площадке и сразу влюбились друг в друга, после чего поженились, недавно. Их брак оказался мощным деловым альянсом. Именно их союз позволил им прочно закрепиться в Голливуде. Сами знаете, каким могуществом обладают все эти звездные пары вроде Брэда и Анджелины[31]. Вскоре после этого они запустили свое собственное реалити-шоу. И получили главные роли в недавно вышедшем на экраны фантастическом эпосе. Студии буквально заваливали их деньгами. А все только потому, что они были женаты.
– А каковы были их сугубо личные отношения?
– Знаете, Голливуд всегда полон слухов. Такова уж природа этого зверя. Всегда находится кто-то, кто ставит под сомнение прочность таких звездных отношений. В том числе и я. В данном случае я намереваюсь нарушить привилегию журналистской тайны. У меня был источник, прямо в самом сердце их отношений. И он сообщил мне, что данный брак – это брак по расчету. Конечно, они ладили. Но больше как брат и сестра – по причине гомосексуальности Роберта Соломона.
Глава 60
Я люблю Америку. Люблю Нью-Йорк. Люблю живущих здесь людей. Но иногда он вгоняет меня в тоску. Нет, не какие-то отдельные личности – в основном средства массовой информации. Что касается всех этих телеканалов, газет и новостных сайтов, то американцам они служат не лучшую службу. Зал был заполнен в основном как раз журналистами. И это их сдавленные охи и ахи пронеслись по залу, когда Бенеттио во всеуслышание объявил, что Роберт Соломон – гей.
Все эти репортеры даже глазом не моргнули, когда Прайор демонстрировал им фото тела Ариэллы и полученных ею ран – этой юной жизни, разорванной на куски и выложенной на всеобщее обозрение в высоком разрешении. Но объявите им, что кто-то исповедует иной образ жизни, помимо гетеросексуального, и они тут же из штанов выпрыгнут.
Бобби замотал головой, и я шепнул ему, что все будет нормуль. Он кивнул и ответил, что ладно.
– Мистер Бенеттио, это довольно экстраординарное заявление. И оно не было сделано ни в ходе предварительного следствия, ни при подготовке материалов для данного разбирательства. Почему? – спросил Прайор.
– Я хотел защитить свой источник. А теперь, на суде, вынужден открыть правду.
– И кто этот ваш источник?
– Этот источник – Карл Тозер. Он обещал мне рассказать, что на самом деле представляет собой этот брак. Ариэлла всегда это подозревала. Даже брала Карла к себе в постель. Ариэлла с Робертом жили каждый своей собственной жизнью. Перед камерами они были вместе, но на этом все. Я считаю, что…
– Возражаю, ваша честь, – вмешался я, но прежде чем Гарри успел его заткнуть, Бенеттио продолжил, даже пытаясь перекричать судью:
– У меня есть твердое убеждение, что Роберт Соломон как-то узнал, что Карл перекуплен мной, и вот поэтому-то и убил его, а заодно и Ариэллу. Роберт жил во лжи и никак не мог встретить правду лицом к лицу. Раскрытие его гомосексуальной сущности в Голливуде загубило бы его карьеру. Он хорошо это понимал. Так что вместо признания убил их обоих! – провозгласил Бенеттио.
Я опять выступил с возражением, сославшись на то, что свидетель оперирует личными домыслами. Гарри поддержал его, приказав присяжным не принимать во внимание все сказанное. Но слишком поздно. Даже когда я обращался к Гарри, Бенеттио продолжал говорить. Присяжные все это слышали. Ущерб уже был нанесен.
– Вопросов больше не имею, – объявил Прайор.
Я понимал, что если начну задавать Бенеттио вопросы, он все равно постарается поднять эту тему. Так что в этом просто не было смысла. Судья велел присяжным не принимать его слова во внимание, и заявил, что не хватало еще превращать суд в обсуждение гомосексуальности Бобби. Я сказал Гарри, что у меня нет никаких вопросов.
– У обвинения все, – произнес Прайор.
Время принимать решение. Прайор уже сказал мне, что не станет вызывать в качестве свидетеля того матрасника, Гэри Чизмена. А отчет Торреса касательно роутера был уже приобщен к уликам, Прайор так и не сумел его отмести.
У меня со стороны защиты было только два реальных свидетеля. Дилейни и Бобби.
– Защита вызывает специального агента Пейдж Дилейни, – объявил я.
Больше часа та выкладывала все присяжным. Показала им Долларового Билла во всей его сомнительной красе. Мы не спешили, по косточкам разбирая каждое из дел, каждую из жертв, долларовые банкноты и вещественные доказательства, приведшие к осуждению ни в чем не повинных людей за преступления Долларового Билла, обсудили пометки на банкнотах и психологию убийцы.
Я вполглаза все время приглядывал за присяжными. Особенно за мужчинами. Все внимательно слушали, буквально завороженные показаниями Дилейни. Дэниел Клэй, любитель научной фантастики, внимал с особенным энтузиазмом. По возрасту он подходил, но я не думал, что он на такое способен. Было что-то такое у него в глазах… При упоминании каждого из убийств, которые перечисляла Дилейни, его аж передергивало. Это был не он. Хотя его личность было достаточно легко украсть.
Переводчик, Джеймс Джонсон, соответствовал многим требованиям. Опять-таки нужный возраст, и не так уж много людей заметили бы его исчезновение за пару дней – работал он дистанционно, из дома. Хотя опять-таки, на Дилейни Джонсон смотрел словно загипнотизированный. По его «языку тела» и по тому, как шевелились его губы, я мог сказать, что он верил всему, сказанному Дилейни. И это его пугало. Нет. Это не Джеймс.
Терри Эндрюс, повар, и Крис Пеллоси, веб-дизайнер, тоже были возможными кандидатами на роль Долларового Билла. Люди, личности которых можно было бы запросто ненадолго украсть. Но Эндрюс был слишком уж высокого роста, и я подумал, что Билл просто не сумел бы так часто изображать настолько долговязого человека. А вот Пеллоси совсем не исключался.
Брэдли Саммерс, пенсионер шестидесяти восьми лет, относился к другой возрастной группе. И вроде как пользовался популярностью среди остальных присяжных. Они явно относились к нему с уважением – наверное, по причине почтенного возраста.
В итоге оставался Алек Уинн. Бывший инженер по кондиционерам, отошедший от дел. Любитель активного отдыха на природе. Человек, владеющий огнестрельным оружием и держащийся особняком от остальных.
Тот самый человек, на которого обратил внимание Арнольд. Человек, лицо которого вдруг на миг изменилось.
Арнольд так и не появился в суде, и я сделал себе мысленную пометку позвонить ему. Я импровизировал, и, по правде говоря, настолько уже привык работать в одиночку, что сразу и не заметил его отсутствие. Но сейчас он был мне нужен. Я хотел, чтобы он присмотрелся к Уинну.
Встав перед присяжными, я задал Дилейни свой последний вопрос. Мы уже его отрепетировали.
– Агент Дилейни, как же так вышло, что Долларовый Билл сумел добиться обвинения других людей в своих преступлениях? Вообще-то любой уголовный процесс всегда может склониться в сторону подсудимого, даже при наличии сильных улик.
Смотрела она в этот момент не на меня – в последний раз оглядывала своих коллег, проверяя, все ли наготове. Несколько агентов уже успели переместиться поближе к присяжным. Харпер сидела за столом защиты, продолжая работать и одновременно прислушиваясь к происходящему в зале. Перед ней стоял открытый лэптоп, на который весь день продолжали приходить статьи, фото газетных вырезок и короткие видео с судебных процессов, на которых судили людей, обвиненных в преступлениях Долларового Билла. Харпер явно услышала мой заключительный вопрос. Закрыла лэптоп и перевела взгляд на трибуну жюри.
Дилейни коротко бросила взгляд на меня, кивнула, а потом мы оба стали смотреть на присяжных, когда она вновь заговорила. Только вот я сосредоточился только на одном человеке. На Алеке Уинне. Он сидел, положив одну руку на колено и вытянув перед собой скрещенные ноги, а другой поглаживал подбородок. И внимательно прислушивался к каждому слову, слетавшему с губ Дилейни.
Вот оно. Мы уже все обсудили. Взвесили все за и против. И между собой решили, что ничего другого не остается.
– ФБР считает, что этот серийный убийца, Долларовый Билл, каждый раз проникал в состав жюри, заслушивающего все эти дела, и манипулировал присяжными, убеждая их вынести обвинительный вердикт.
На этом месте толпа должна была как-то отреагировать. Изумленные охи и ахи, невольные недоверчивые восклицания… Как угодно. Я был в этом просто-таки уверен. Но если так и было, то я ничего не слышал. Слышал лишь бешеный стук сердца у себя в ушах, полностью сосредоточившись на Уинне. Я знал уже каждый дюйм его лица. Видел, как вздымается и опадает его грудь, видел его руки, мельчайшие покачивания его ноги, перекинутой через колено…
Когда Дилейни ответила на мой вопрос, выражение его лица изменилось. Глаза расширились, губы раздвинулись.
Я-то думал, что сразу пойму. Сделать подобное заявление – это все равно что сорвать с Долларового Билла маску прямо в этом переполненном зале. Это должно было ударить его, как поленом по голове.
Но я не был уверен.
Постепенно я стал вновь сознавать окружающую обстановку. Звуки, запахи, вкус и боль в ребрах разом навалились на меня, словно я только что вынырнул из-под воды.
У остальных присяжных была такая же реакция. У некоторых – недоверие. У других – потрясение и реальный страх при осознании того, что этот человек может находиться прямо среди них, свободный, как птица.
Кем бы из них ни был Долларовый Билл, но разыграл он все это мастерски. Ничем себя не выдал. Я еще раз надолго остановил взгляд на Алеке Уинне.
Так и не смог сказать с полной уверенностью.
Предусматривался еще и вопрос вдогонку. Вопрос, неизбежно вытекающий из последнего ответа Дилейни. Я мог задать ей его прямо здесь и сейчас. Но не стал. Если б я задал этот вопрос, все выглядело бы так, будто я пытаюсь довести дело до пересмотра. И при этом тычу обвиняющим пальцем в присяжных. Было бы лучше, чтобы его задал Прайор.
И я позволил ему задать его.
– Вопросов больше не имею, – объявил я.
Прайор дал свой первый залп, даже прежде чем я успел опуститься на свое место. Словно гончая, вырвавшаяся из-за распахнувшихся створок гоночного трека.
– Специальный агент Дилейни, вы клоните к тому, что Ариэлла Блум и Карл Тозер могли стать жертвами этого серийного убийцы, Долларового Билла, верно?
– Да, – ответила она.
– И вы только что показали, что Долларовый Билл выбирает своих жертв, убивает их, а потом тщательно подбрасывает улики, чтобы подставить ни в чем не повинных людей?
– Верно, – подтвердила Дилейни.
– Но, судя по последнему вопросу, заданному вам мистером Флинном, вы уверены, что он этим далеко не ограничивается. Считаете, что он проникает в состав жюри, чтобы подставленного им человека с гарантией осудили за убийство?
– Именно так я и считаю.
Прайор подошел к присяжным поближе и облокотился о перила ограждения. Как бы становясь в их ряды – глядите, люди, я на вашей стороне.
– Из чего вытекает, что, по вашему разумению, упомянутый серийный убийца находится сейчас здесь, в этом зале? И что сидит среди присяжных, прямо у меня за спиной?
Я затаил дыхание.
– Прежде чем вы ответите на этот вопрос, специальный агент Дилейни, – вмешался Гарри, – я хотел бы немедленно видеть обоих советников у себя в кабинете.
Глава 61
Неважно, сколько судебных процессов довелось повидать Кейну – в каждом из них находилось что-нибудь новенькое. И в этом тоже очень многое было впервые.
На этих слушаниях Кейн ощущал себя настоящей их частью. Не просто присяжным, а непосредственным участником. ФБР наконец добралось до него. Похоже, эта агентша, Дилейни, – тетка башковитая. Взгляд такой острый… Кейн просто чувствовал угрожающе ощетинившийся ум, скрывающийся за довольно заурядной внешностью. Сто́ящий противник? Пожалуй, решил он.
Это было неизбежно, подумалось ему. После всех этих лет, всех этих трупов, всех этих судебных процессов… Кто-то со временем обязательно должен был все это сопоставить. Он не упрощал им задачу. Естественно, нет. Но Кейн лелеял мечту, что однажды, когда его давно уже не будет в живых, наверняка найдется кто-то достаточно сметливый, чтобы сложить все воедино.
И когда это произойдет, этот человек каким-то образом проведет связь с Кейном. Поймет и оценит его работу, как никто когда-либо раньше. Его миссию. Его призвание. Продемонстрированные всему миру.