– Ты не расстроишься, если у нее получится. Он не ответил. Я в который раз удивилась чувству, что стоящий рядом мужчина мне не чужой. Рядом с ним даже молчать было хорошо. И его холодность изнутри относилась уже не ко мне – к Мэйсону. – Не убивай его, – попросила я тихо, – он… не виноват. – Он виноват. Ровный, безэмоциональный ответ. – Ребенок останется без отца. Так нельзя. Странная история, в которой не виноват никто, сплошные трагедии каждого, если присмотреться. Сидд молчал, и молчание его было тяжелым. – Можно ведь по-другому испортить человеку жизнь, ты ведь знаешь… Мне в ответ хмыкнули. – Ты еще скажи, что я в этом мастак. Я благоразумно промолчала, хотя именно так и думала. Не со зла, конечно, но талант к давлению на болевые точки у Инквизитора имелся отменный. – Подумай, как можно иначе… – Я подумаю, – он прервал меня довольно резко. – Оставлю его здесь болтаться на сутки. Поразмышляю. А подругу твою надо доставить домой. – Надо. Красивые, фиолетовые плыли над лесом облака. – Я запитаю тебя. Ты перетащишь нас до машины. – Почему до машины? Я могу до города… – Я сказал… – Хорошо, – согласилась я поспешно. До машины – так до машины. Лишь бы Кьяра так или иначе отправилась домой. Первый жест доверия с стороны Сидда – позволить протащить себя через изнанку. Больше не боится, что я напортачу или явлю себя в очередной раз с темной стороны? Во мне, кажется, никакой стороны не осталось – ни темной, ни светлой. – Мне нравится, когда ты такая сговорчивая. В этой фразе прозвучала насмешка. Скорее ласковая, чем колючая. И трепетно дрогнула, отозвалась душа. Не все части еще во мне умерли. Та, которая любит стоящего рядом на крыльце человека, осталась. – Выходим сейчас? Я так и не помылась, не поела. Уже плевать. – Да. Сейчас. * * * Половина пути. Кьяра спала. Теперь спала по-настоящему на заднем сидении – сияние вокруг неё еще осталось, но оно ослабло, учуяв, что хозяйку больше не требуется рьяно защищать. Ушло за горизонт солнце; мы стояли у того же кафе, что и на пути сюда. Только тогда мы держались друг от друга подальше, теперь внутренне были близки. Финальная черта. Мне ощущалось, что мы расстаемся, что это наш последний день вместе. Кем бы ни была та женщина, желающая мне смерти, искать её мы будем уже по отдельности. Он сам купил мне поесть и кофе, знал, что у меня нет денег: с рюкзаком потерялось все. Ни о чем не спрашивал, просто вложил в одну руку бутерброд, в другую – стаканчик. Мне отчаянно сильно нужны были эти минуты вместе. Мне, несмотря на холодный октябрьский воздух, было тепло, пока он был рядом. Сидд. Бесполезно пытаться объяснять тягу сердца логикой… В какой-то момент я решила себя не держать: может, у меня не будет больше шанса сказать ему что-то важное. Повернулась, посмотрела на того, с кем шла последние дни бок о бок, посмотрела прямо, глубоко. Позволила наконец нашим взглядам переплестись. С вселенской печалью ощутила, как много бы отдала за одно настоящее объятие, за поцелуй. – Если бы я умела так колдовать, знаешь… Он просто смотрел. У него красивые глаза – мне некогда было заметить это раньше. Ресницы темные, радужка светлая, зеленоватая; ободок черный. Проклюнулась щетина; запылилась рубашка. Даже в пыльной он выглядел стильным, мужественным. – Так колдовать, как никогда не умела… Он ничего не сказал, не попросил меня умолкнуть. Молча ждал продолжения. Сложно признаваться в сокровенном, но ведь Кьяра умеет. Значит, и я тоже. – Я бы заставила тебя забыть на день о том, что я совершила. А себя избавила бы от чувства вины на сутки. – Что случилось бы в этот день? Почему так трудно говорить правду, открывать сердце и вытряхивать оттуда содержимое? – Я бы пригласила тебя в кафе. И, может, … ты согласился бы. Мы говорили бы о чем-то простом, понятном, отвлеченном. Я бы хотела увидеть твою улыбку… хоть раз. «Дальше», – слышалось в воздухе. – Погуляли бы по городу, я сварила бы тебе лучший кофе в жизни. И, может быть, ты проводил бы меня до дома… В моей голове все же промелькнул против воли этот образ – обнятой его руками меня. И его губы, нашедшие мои. Снова бы тлела моя макушка, мы бы не смогли остановиться, не во второй раз, … и было бы уже плевать на обстоятельства, на эту жизнь, остались бы только мы. Я, наконец придавленная весом его тела… Наверное, все читалось по моему лицу, потому что Сидд обронил прохладно: – Не продолжай. – Ты спросил. – Я тебя услышал. «Не в этой жизни, Мариза», – я знала это ощущение отчужденности. Сполна испытала его за последние дни. Да, конечно. Не в этой. Просто хотелось перед расставанием обо всем сказать. Я сказала; остыл горький кофе. Пора было ехать дальше; на заправку потихоньку опускалась ночь. Вот она, конечная точка нашего с ним «приключения». Я хотела выбросить стаканчик, сообщить о том, что готова ехать, но опять запуталась в тяжелом, задумчивом взгляде мужчины напротив. – С ней все будет в порядке, – Инквизитор кивнул на машину, имея в виду Кьяру. – Да, – кивнула я рассеянно. – Тогда почему ты не радуешься? – Я радуюсь, – отозвалась я безлико. Радуюсь, как человек, ощущающий светлую печаль большого конца, знающий, что уже протрубили горны. – Нам пора ехать, Инквизитор. И спасибо ему за то, что он несколько долгих секунд не позволял мне соскользнуть со своего взгляда. И вспомнилось ощущение, что кому-то бывает не все равно. Хоть иногда. Пусть даже это ничего уже не изменит. Глава 15 Идра не пускала к Кьяре. Это было объяснимо. Старая Веда восстанавливала одну из своих «поврежденных» внучек кропотливо и осторожно. – Кто-то ударил ей заклятием в память. Если сейчас начнешь её о чем-то спрашивать, она попытается тебе помочь. Начнет вспоминать, а вспоминать ей пока нельзя, не всё залечилось… Второй день подряд я приходила в Дом Мар лишь для того, чтобы справиться о здоровье подруги. Задать вопрос: «Все хорошо?» Получить ответ: «Она идет на поправку». Вот и всё. Ни войти в комнату, ни поздороваться, ни сказать «привет», ни обнять. Что ж, всему свое время. К тому же, что бы ни вспомнила сейчас Кьяра, мне эта информация полезной не будет. Черные ведьмы прекрасно подменяют собственный образ в чужом восприятии, этому они учатся с пеленок. По той же причине не имело смысла добиваться деталей от Мэйсона.