– Твоими устами только мед пить. На Стрелецком посту хрен какую машину пропустят, тем более грузовик. Слыхал, Витек, нас сейчас пропустят и еще честь вслед отдадут! – съязвил Семеныч. Как только машина подъехала к посту, милиционеры, изменившись в лице, словно по приказу, вытянулись по стойке «смирно» и, открыв шлагбаум, отдали честь проезжающему мимо КамАЗу. В кабине воцарилась гробовая тишина. Семеныч и его напарник не могли поверить собственным глазам. – Э-э-э, – еле проглотив слюну, произнес водитель, поворачивая голову к своему спутнику. – Это как это? Что это вообще значит? Это они кому? – Вам. Правда не в том, что вы видели. Правда в том, во что вы поверили, – Анатас повернулся к Четырину. – По-моему, мы приехали. Я сойду здесь. Спасибо, что подбросили. Кстати, уютное местечко вы себе выбрали для жизни, Виктор. Если бы вы не создали многих проблем, оно было бы еще лучше. Я гляжу, у вас частный дом, до города рукой подать. Как говорится, живи – не хочу. – Конечно, – пробормотал Виктор, пытаясь вспомнить, когда это он сказал незнакомцу, где живет. Его мысли прервал нездоровый гул мотора. Скрежет и визг раздались из сердца машины, и она остановилась рядом с автобусной остановкой. – Что за черт?! – ругнулся водитель. – Что случилось?! – спросил Виктор практически одновременно с Семенычем. – Да хрен его знает! Только поршневую поменял, все новое поставил. Ерунда какая-то. Чему там ломаться-то?! Мать твою! Когда ж я себе иномарку куплю? Буду ездить, как человек?! – Уже никогда, – Анатас не спеша вылез из кабины и поднял воротник своего плаща. Он взглянул наверх. Свет фонаря лучом ударял в землю, белые хлопья снега густо мерцали под ярким освещением. – До свидания, Виктор. – Эй, слышь! А мне «до свидания» сказать не надо?! – Прощайте! – Постой! А деньги?! – Ах да, конечно. Как это я мог забыть? – Анатас достал из внутреннего кармана плаща черный бумажник, на котором была вышита золотая змея. – Вам что: рубли, доллары, марки? Чем изволите принять благодарность? – Нормально-о-о! – протянул Семеныч. – Может, у тебя и золото есть? – Могу и золотом. Так какие? – Ну, давай доллары. – А сколько вы с меня возьмете за ваше доброе дело? – А сколько тебе не жалко? Вот сколько бы ты нам дал за то, что мы тебя из такой пурги вытащили, а? Анатас протянул свой бумажник. – Возьмите. Для хороших людей ничего не жалко. Тем более, деньги – это всего лишь средство создания превосходства. Чем их больше, тем больше проблем. С ними ваши пороки станут еще сильнее. И хотя эти бумажки не имеют ценности, вы почему-то уверены, что смысл жизни именно в них. – Что, все взять? – недоверчиво переспросил Виктор. – Конечно, берите. – Да бери ты, пока дают! – поторопил Четырина Семеныч. Виктор медленно протянул руку и взял бумажник. – Берите-берите, – повторил попутчик. – Вы по праву их заслужили, ведь добрые дела в нашей жизни делаются исключительно за деньги. Анатас улыбнулся и, поправив воротник плаща, пошел прочь от машины, оставив своих спутников наедине с кошельком. Семеныч и Виктор молча смотрели ему вслед, пока его силуэт не скрылся в ночной пурге. – Вот идиот! – нарушил тишину грубый голос шофера. – Надо ж, полный бумажник бабок оставил! Повезло! Не зря мы столько времени его ахинею слушали. Ну, давай, не томи душу, открывай быстрей, – чуть ли не выхватывая из рук Виктора кошелек, ревел Семеныч. – Да успокойся ты! Сейчас открою, – отпихивая руки водителя, расстегнул бумажник Четырин. – Мать моя женщина, роди меня обратно! – в один голос проговорили оба, когда в открытом кошельке показались стодолларовые купюры. – Сколько же тут? – оглядываясь по сторонам, шепотом спросил Семеныч. Виктор взглянул на водителя, который пожирал деньги глазами и, улыбаясь, довольно потирал руки. – Не нравится мне все это. – Да что не нравится-то? Так подфартить только раз в жизни может! Ты лучше давай посчитай, сколько там, – нервно дергаясь, не отрывал взгляд от валюты Семеныч. Виктор медленно облизнул большой палец правой руки, потер его об указательный и принялся считать. – Ну, ну, ну, – нетерпеливо повторял Семеныч. – Десять тысяч и тридцать центов! – Это ж до хрена, черт возьми! Это ж по пять тысяч на брата! – Точно, – согласился Виктор. – Только я себе бумажник возьму, хорошо? – Да бери! На кой он мне сдался? – Ну, спасибо. А если он попутал чего? Если вдруг опомнится? Ты сам посуди: такие деньжищи отдал, – принялся делить деньги Четырин. – Когда опомнится, поздно будет! Деньги пополам и по домам сразу. А там хоть трава не расти! Пока Виктор делил деньги, его приятель волком смотрел то на него, то на бумажник, на котором золотыми нитками была вышита змея с блестящим камнем вместо глаза. Семеныч про себя пересчитывал каждую бумажку вслед за своим напарником. Жадное чувство зависти разгоралось внутри него. Ему казалось, что у Виктора пачка больше, хотя он мысленно провожал взглядом все купюры. Вдруг змея повернула голову и посмотрела на Семеныча. Теперь у нее было уже два глаза, причем один – угольно-черный, а другой – кроваво-красный. Семеныч вздрогнул и сильно зажмурился. В голове пронесся голос: «Убей!». – Что с тобой? – удивился Четырин, глядя на бледного водителя. Тот посмотрел по сторонам, затем на бумажник, потом на Виктора. – Да что с тобой?! – Все нормально! Нормально! – вытирая пот со лба, прохрипел Семеныч. – Просто что-то сердечко прихватило от такой радости. – М-да. Ты это, смотри, а то и впрямь за баранку больше не сядешь! – улыбнулся Виктор. – Ладно-ладно! Все поделил?! – Да, вроде все поровну, пополам, – забирая деньги и бумажник, сказал Четырин. – Пополам говоришь?! – не отводил взгляд от бумажника водитель. – Как договаривались. – Ну, хорошо! Только помоги мне машину починить. А то ты тут рядом живешь, тебе до дома два шага, а мне вон еще на другой край города пилить. – Так ты ж сказал, делим и в разбег. – Так-то оно так. Но не хочу свою ласточку здесь оставлять. Может, по-быстрому все сделаем? Ну, а если нет, значит, нет. – Без проблем! А что надо делать? – Сходи, инструмент принеси. Он у меня в ящике под кузовом лежит. А я пока кабину подниму, посмотрю, что поломалось. Четырин открыл дверь и спрыгнул вниз. Его ноги провалились в рыхлый снег, который все не прекращал падать. «Надо ж, как валит, следы замело так быстро, будто их и не было», – Виктор обхватил себя руками и пошел за ящиком с инструментом. Взглянув в боковое зеркало на уходящего напарника, Семеныч быстро поднял коврик и посмотрел на лежащую под ним монтировку. Он потянулся к ней и дрожащей рукой поднял с пола. – Обмануть меня вздумал, щенок малолетний? Денег, небось, больше забрал! Да и бумажник в придачу. Как ловко он сориентировался. Ему, мол, он больше нужен. Ладно, посмотрим, – тихо прошипел водитель и открыл дверь. – Слышь, Семеныч, где этот твой ящик?! Я уже окоченел весь! На крышу автобусной остановки сел и громко каркнул ворон. Фонарь замерцал, но свет не погас. – Чертова птица! Кыш! Пошла прочь! – вздрогнув, замахал на него Семеныч. – Ну, ты где есть-то?! – Сейчас иду! Ворон прокричал еще громче. Семеныч выпрыгнул из кабины, но не удержал равновесия. Его ноги подкосились, и он, падая, ударился виском об угол ступеньки. Раздался громкий глухой звук, который услышал даже Виктор с другой стороны КамАЗа. – Эй, что там у тебя?! – ответа не последовало. – Семеныч, ты меня слышишь?! Постояв немного, Виктор обошел машину и увидел лежащего на снегу водителя. – Эй, что с тобой? Ты живой? Ну все, хватит, хорош прикалываться. Виктор склонился над водителем и попытался его приподнять. И тут ладони экспедитора почувствовали что-то теплое и вязкое. Он отшатнулся, разглядев на руках кровь. Ворон крикнул еще раз, нехотя поднялся в воздух и скрылся в темноте. Свет фонаря снова замерцал, и лампочка с шумом лопнула. Четырин попытался приблизиться к Семенычу, однако ноги его не слушались. Он даже хотел закричать, чтобы позвать на помощь, но голова закружилась, тело стало ватным, и он упал без сознания в пушистый и холодный снег. Большие снежные хлопья падали на лицо молодого человека, но он не ощущал ни холода, ни горя – просто спал без сознания и без сновидений и не знал, какой ужас ожидал его после пробуждения.