— Не поняла. Как так? Значит, мои деньги ты брать готов, а результат, который я ими оплатила сообщать отказываешься?! — тон Фёдоровой сквозил металлом, при этом наиболее твёрдым из них. — Ты абсолютно права. — у меня тоже не было настроения. — Объяснись! — ага, в её голосе прорезалось любопытство. — Всё очень просто. Моим клиентом является твой пасынок…, извини, сын. Только он вправе требовать от меня чего-либо. Ты в данной ситуации лишь заинтересованная сторона — желаешь получить информацию, обращайся к сыну. Адвокатская тайна, что поделаешь. — последней фразой я хотел примирить её. — Что?! — трубку телефона я уже держал на расстоянии от уха, чтобы не оглохнуть. — Так складывается ситуация и закон в данном случае на моей стороне. Ты тоже не сильно откровенничала о том, что предприняла, чтобы спасти сына и чего добилась. — Это не твоё дело. Делай то, за что тебе заплачено. — Конечно. Хотя нет. Иди-ка ты к чёрту, деньги поступят на твой счёт завтра же, за вычетом понесённых мной расходов. — Как ты со мной разговариваешь?! — Обычно. — я был спокоен, сталкивался и с более сильными и эмоциональными искателями адвокатской тайны. — Ты сейчас же ответишь на все мои вопросы. Я купила тебя и пока ты не отработаешь каждую копейку, будешь делать, что я скажу. — Купить ты можешь интересные предметы в магазине для взрослых. Рабство же в нашей стране, и, как мне известно, на планете запрещено. Как остынешь, перезвони. — я отключил мобильный телефон, так как и моему хладнокровию иногда приходит конец. Теперь следовало подождать около получаса. Указанный перерыв я с переменным успехом потратил на приготовление кофе и его потребление, даже успел выкурить сигарету. Всё это время телефон надрывался, но это даже хорошо — я давно установил на него одну из любимых композиция Луи Армстронга. В общем и целом, я провёл не самые плохие 30 минут своей жизни, которые прервала смс от Фёдоровой: «Я всё поняла, позвони». Со вздохом я набрал её номер. — Вячеслав, я всё поняла. — голос Кристы и интонации, которые она использовали, источали мёд. — Пойми и ты меня, я мать, мой сын в тюрьме. Ты же отказываешься что-либо сообщать о том, как продвигается работа по его спасению. — Кристина, я уже чётко обрисовал тебе ситуация по поводу своих отчётов. Единственное, что я могу тебе сказать, я работаю. А вот ты могла бы поделиться информацией. — Какой? — Нашли ли твои костоломы Костина и, если нашли, жив ли он. — Я не знаю, где он. Если он мёртв, то я к этому не причастна. — Где его искали? — В городе, его нигде нет. У моих, как ты их назвал «костоломов», сложилось впечатление, что ему кто-то помогает спрятаться. — Или они просто не умеют искать. — Может быть. — я физически ощутил, как ей тяжело сдерживать возникающие на мои комментарии и замечания эмоции. — Селемякину, надеюсь, твои люди не трогали. — Они разговаривали с ней, но она ничего нового сообщить не смогла. — Понятно. У меня больше нет вопросов. — Зато у меня их множество. — Фёдорова не собиралась успокаиваться. — Ответов на них нет. Пока нет. Всего доброго, я позвоню, когда возникнет необходимость. — ответил я и отключился. Вот госпожа Фёдорова и показала себя во всей красе. Ещё при первой встрече у меня сложилось впечатление, что она слишком хорошо играет: не может быть столь милой и вежливой женщина, которая крепко держит в руках и успешно управляет крупным капиталом. Теперь она показала мне своё истинное лицо. Беседа с ней несколько подняла мне настроение — люблю дразнить таких. Кроме того, иногда следует потрафить своему самолюбию, я ведь опять оказался на высоте. Вот только что делать дальше? Жизненный опыт подсказывал, что ничего. Промаявшись до обеда, я решил, что могу заняться сбором слухов. Как в своё время не постеснялся сказать Станислав Ежи Лец: «Сплетня всегда должна быть немножко неправдой». И это действительно так! Зачастую, именно слухи содержат больше правдивой информации, чем общеизвестная правда. Доказательствами эти «домыслы» не являются, но позволяют определить, в каком направлении работать и на установлении каких конкретно фактов остановится. Источник мне был известен давно — Лёнечка Моисеев, легенда в журналисткой среде города. Никто не знает, почему этот вечно весёлый толстяк неопределённого возраста (но точно за 50) решил посвятить себя перу. Ходили слухи, а значит это была правда, ещё в советское время он успел закончить физико-математический факультет, и даже получить степень. На этом его научная деятельность закончилась, наступили тяжёлые 90-е, в которые он нашёл себя в качестве репортёра криминалистической хроники. Он был знаком с каждым участковым, каждым оперуполномоченным, каждым следователем, каждым …., просто со всеми. Они были его приятелями, друзьями, некоторые любовницами (если это были женщины) и всегда делились с ним информацией. Налаживанию связей помогали два фактора. Первый, Лёнечка паталогически был лишён журналистских амбиций, для него было ценным являться владельцем информации, но не её распространителем. Редкая черта. У него не было зуда взорвать бомбу, поэтому Моисеев никогда не печатал то опасное, что ему сообщили конфиденциально. При этом своим приятелям и друзьям он мог эту информацию сообщить. Здесь следует перейти ко второму фактору — Лёнечка был всегда пьян. Любитель выпить, он разговаривал, работал и вообще жил только находясь в состоянии лёгкой алкогольной эйфории. Никто и никогда не видел, чтобы он перешёл черту, за которой опьянение перерастает в необратимую стадию «перенедопил». Вероятно, из-за этого он и был всегда весел. Странно, не так давно я познакомился с одним журналистом, иностранцем, так он тоже пил, правда без меры, и журналистских амбиций у него было чересчур. Итак, я решил встретиться с Моисеевым. Его можно было всегда найти в баре «Трактир на Набережной», где он с 14 до 17 часов, ежедневно наслаждался пивом. Эта традиция сложилась лет десять назад. Журналист стал такой же неотъемлемой частью бара, как барная стойка и тёмное чешское пиво. Не было ни одного дня, чтобы он в означенное время отсутствовал в баре. Для Лёнечки это было удобно, так как желающие поделиться с ним информацией, всегда знали время и место возможной встречи. Сам я познакомился с журналистом ещё в бытность свою следователем. Несмотря на далёкую от эталонных требований внешность: маленького роста, с брюшком, коротконогий, с большой проплешиной на большой голове, крупными чертами лица, всегда неопрятный Лёнечка пользовался большой популярностью у молодых дам, барышень. Одна из таких после непродолжительного бурного романа, желая удержать у его у себя, написала на Моисеева заявление об изнасиловании. Мне оно и попало. Разбирательство продлилось недолго, молодая нимфа сама отказалась от всех обвинений, но знакомство с журналистом у нас завязалось, периодически мы встречались, правда нечасто. Меня Моисеев интересовал лишь как собеседник, информации я, до сегодняшнего дня, от него никогда не требовал. Когда я зашёл в бар, на часах было 15.20. Как я и думал, Лёнечка был на месте, занимая большой стол в углу зала. Судя по количеству пустой посуды на столе, стоявшая перед ним кружка пива была не первой и не второй. Я подошёл к стойке, заказал себе тёмного пива, после чего, не чинясь, уселся за стол журналиста. Мне повезло, что Моисеев коротал время в одиночестве. — Приветствую, Леонид Иванович. — Лёнечкой я называл его только «за глаза», хотя он к своему прозвищу относился спокойно. — Здравствуя, здравствуй, Слава. Как твои заграничные клиенты? Дело всё ещё находится в суде? Как суд оценивает тот факт, что ты раскрыл информацию, являющуюся адвокатской тайной? — Моисеев имел в виду дело, которое я недавно закончил. — На прошлой неделе они отказались от иска, в суд я даже не ходил, незачем. Неужели эта новость кого-то интересует? — Не то, чтобы очень. Ко мне зачем пришёл? Дело Фёдорова интересует? — Интересует. Леонид, ты, как всегда, в курсе всего. — я был действительно удивлён его осведомленностью. — Тем и живём. — Моисеев довольно ухмыльнулся. — Информация интересует для себя или для распространения? — Информация интересует для того, чтобы определиться с целью и способами её достижения. — слегка передразнил я его. — Источники сами найдутся, когда знаешь, что искать. — Молодец, всё понимаешь, этим и нравишься. Только я сомневаюсь, что ты можешь что-нибудь предложить мне взамен. Твоя лень давно исключила тебя из информационных потоков, новостями ты не владеешь. — Откуда такая жадность, Леонид Иванович? — полушутя отреагировал я, зная, что Моисеев просто набивает себе цену. — Слава, Слава, — рассмеялся журналист, — отсутствие стоимости обесценивает информацию и её владельца. Тебе ли этого не знать, сам работаешь на аналогичных принципах. — Работаю, на том и стою. Но зря смеёшься, у меня есть, что тебе предложить. — И что же? — Я сообщу тебе, кто в итоге окажется на коне в этом деле. Сам-то поставил на Плотникова или на меня? Какие ставки? — я знал о чём говорил. Среди узкого круга действующих и отставных правоохранителей и журналистов существовал тотализатор, где ставили на конкретные уголовные дела. Моисеев активно участвовал в нём, так как победы утверждали его в статусе самого информированного игрока. Это было абсолютно незаконно, но какой юрист не мечтает хоть раз нарушить закон. Некоторые из действующих правоохранителей тоже участвовали в игре, поэтому опасаться наказания не следовало. — 20 к одному на Плотникова, 50 к одному на тебя, и 2 к одному на то, что вы оба сядете в лужу. — Значит, тебя моё предложение интересует? Вряд ли Самсонов поделится с тобой информацией. — С Самсоновым работать ещё сложнее чем с тобой. Хорошо, договорились. Хотя я тебе и так бы сообщил, всё, что знаю. Начинай. — Костомаров. Что он из себя представляет? — Дилер для элитных наркоманов, работал с узким кругом лиц. Не чурался выбрасывать партии наркотиков для бедных, синтетику. — Моисеев презрительно усмехнулся. — Деньги любил, но был очень острожен. С полицией не работал. Мне известны его клиенты, все говорят, что Костомаров был аккуратен, осторожен и очень жаден. Вернее, очень-очень осторожен и очень жаден. Цены заламывал, будь здоров. Где приобретал товар, мне не известно. Про его врагов и недоброжелателей можешь не спрашивать, я о них ничего не знаю. Вероятно, это каждый из его клиентов: многие ходили в его должниках, в том числе из «высшего света». — Костомаров и Фёдоров? — А вот здесь интересно. Познакомил их, насколько я знаю, первый заместитель, правая рука Фёдоровой Кристины, мачехи твоего клиента, — Турчинов Сергей. Сам Турчинов наркотой не балуется. Фёдоров являлся постоянным клиентом убиенного около года. О конфликтах между ними я ничего не слышал. У Фёдорова долгов точно не было. — Кто из должников больше всего не любил Костомарова? — Среди них не ищи — все они слабые. Никто из них не смог бы так орудовать ножом. — Женщины? — Вероятнее всего, мимо. Костомаров встречался с Зеляниной Ириной, живёт на Жукова, д. 18. Хотя, встречался — громкое слово. Он её пользовал. Бедная девочка. — Наркоманка? — Да. — Ещё что-нибудь? — Некоторые женщины — должницы, отдавали ему долги натурой. Данных о них не знаю. — Костин? — Наиболее интересные персонаж. Наркоман, с большим стажем. Бездельник без денег и перспектив. Вечный должник Костомарова, выполнял для него самую опасную работу — встречался с клиентами, перевозил наркотики, делал закладки. За это Костомаров платил ему дозами, которых Костину всегда не хватало. — Убить мог? — Костин! — Лёнечка рассмеялся, — Нет. Я же говорю, слишком слабый, ни характера, ни гордости, ни чувства собственного достоинства. — Оговорить? — Вот это легко. Я не слышал, чтобы он был осведомителем, но многие ему не доверяли. Работать с Костиным опасались. — ответы Моисеева были краткими и содержательными одновременно. Его манера выражаться, мне очень нравилась. — Кто мог подставить Фёдорова? — По этому вопросу мнения разделились. Одни — за его мачеху, вторые — к этому причастен Турчинов. — «Сторонники» Фёдоровой, конечно же, обосновывают свой вывод на том, что она решила устранить пасынка, чтобы не допускать его к управлению активами, а в перспективе — заполучить его половину капитала.