— Возможно. Но что это я всё о себе, — встрепенулась старушка, — вы же по делу приехали. — Да. Но повторяю, если вы не захотите говорить со мной, то можете отказаться. В любом случае, я уже ничего не потерял. — Хорошо, — смущённо улыбнулась Селемякина, — задавайте свои вопросы. — Инна Сергеевна, как получилось, что произошла чехарда с датами, в которые вы видели Степана Фёдорова у своего дома? — Знаешь, Вячеслав, я сама не понимаю. Я помню, что о смерти Ильи я узнала в день, когда его тело обнаружили, в доме был большой переполох, ещё бы сотрудники полиции приехали, было очень много человек в форме. Со мной тогда никто из них не разговаривал, да и я не особо желала этого. Я никак не думала, что знаю что-то важное. А вот оно как получилось! — она вздохнула. — Ну вот, недели три прошло, это точно. Приходит ко мне полицейский, в возрасте, не помню, как зовут, не в форме он был, и спрашивает, знаю я ли Фёдорова Степана и видела ли его в нашем доме. Мне тогда это имя даже известно не было, но сотрудник показал мне фото с этим Фёдоровым. Я посмотрела и вспомнила, что видела этого молодого человека у нашего дома и не раз. Дело в том, что в дневное время я всегда с Лилечкой гуляю, частенько у подъезда Костомарова останавливаюсь, в этом подъезде много моих подружек живёт. И этот Фёдоров мимо меня проходил. Спокойный он, чисто одет. Лилечка на него никогда голоса не подавала, хотя любит она у меня пошуметь. — А как вы даты определили? — Никак. Я этому полицейскому никаких дат не называла, не могла я их назвать. Он настойчивый был, всё спрашивал конкретные время и день, когда Фёдоров приходил к Костомарову. Я ему и отвечала, что 26 или 27 июня приходил. — Откуда же появилось 28 июня? — О и не говори, Вячеслав. Хитёр оказался этот полицейский. Я же женщина старая, а он вокруг меня вьётся, комплиментами сыплет, вежливый. Честно скажу, растерялась я, а он меня всё расспрашивает про 28-е. Я ему и сказала, что вроде как видела в этот день Фёдорова, а вроде бы и нет. — Он ваши слова записывал. — Нет. Значит, поговорили мы с ним, он и сказал, что меня потом вызовут к следователю, которому я и должна всё рассказать. — Вы уверены, что не говорили полицейскому о том, что точно видели Фёдорова у вашего дома именно 28 июня? — Уверена я, в уме ещё. — было видно, что Селемякина возмутилась. — Как же так получилось, что следователю вы уже назвали конкретную дату. — Ой, не говори мне про него. Вот ему я точно ничего про не говорила, вернее сказала, что 28 июня я Фёдорова не видела. — Как так? Я читал протокол вашего допроса. — Вот так. Пришла я к нему, всё так же, как и полицейскому всё рассказала. Он же на меня напирать начал, давить, говорил, что я Фёдорова выгораживаю, что мне денег за это заплатили. — у Селемякиной даже слёзы выступили, но быстро взяв себя в руки, она продолжила. — Я ему ещё рассказала, почему я Фёдорова видеть в этот день не могла: я же его всегда видела, когда с Лилечкой гуляла, а она в тот день приболела, дома я её оставила. Я об этом и рассказала следователю. — А он что? — Недоволен он был, не верил мне. Потом, вроде как смирился и стал мои показания печатать, а когда закончил, дал мне бумаги подписать. Я их подписала, он меня и отпустил. — Вы читали, что подписывали? — В том и дело, что нет. Чего читать-то, если я ему всё рассказала? Это уже потом в суде я поняла, что он записал не то, что я ему говорила, а то, что он хотел от меня услышать. — Инна Сергеевна, про суд я вас спрашивать не буду, читал протокол, знаю как там с вами поступили. — И не говори, я после этого вашего суда два дня одни лекарства пила. Получается это из-за меня этого Фёдорова посадили? — в вопросе Селемякиной слышалось нешуточное волнение. — Нет, — успокоил я её, — не только из-за вас. Доказательств у них было маловато, вот они смошенничали с вами, чтобы подкрепиться. — А он виноват? — Честно говоря, не знаю. Это и не важно. — Как не важно? Убил человека — должен понести наказание. — А если нет уверенности, что убил? Если все доказательства можно неоднозначно трактовать, а некоторые из них ещё и обманом получены, как в вашем случае. Тогда как? — Не знаю, Вячеслав. Не понимаю я уже этого. Только преступник должен понести наказание. — В этом я с вами согласен, но необходимо точно знать, что это преступник, доказательства должны быть. — Это вам лучше знать. — как-то неуверенно сказала Селемякина. — Давайте лучше выпьем ещё чаю. — Не откажусь. Инна Сергеевна ушла в дом, ставить чайник. Отсутствовала она минут 10. Я же в это время ничем не занимался, курил. Нечего мне было делать, так как все мои предположения подтвердились, только с показаниями Селемякиной уже ничего не сделаешь: допрашивать в суде апелляционной инстанции её никто не будет, а если и допросят — то её словам никто не поверит. Остаётся протокол её допроса, с которым ничего не сделаешь. Тут только если сам Семёнов расскажет правду, но это из области фантастики. Настроение у меня стало какое-то мрачное, вроде и правду узнал, и правда показывает путь к истине, а всё равно ничего не срастается. Да уж! — Угощайся, Вячеслав, — вернувшаяся Селемякина налила в мою чашку чай, — угощайся, варенье кушай, сама варила. — Спасибо, Инна Сергеевна. — поблагодарил я её, не зная, как бы вежливо проститься с ней. Время потрачено одновременно с пользой и бесполезно. — Плохо я сделала? Да? — было видно, что старушка расстроилась. Видимо на моём лице читалось много, и, внезапно перейдя на «ты», она спросила, — Не виноват твой Фёдоров? — Не знаю, — и на удивлённый взгляд Селемякиной я продолжил, — честно, не знаю. Да и всё равно мне. Привык я только фактам доверять, в его же деле они все какие-то неправильные, как в вашем случае. Вы уверены, что не видели Фёдорова в день убийства? — Знаешь, я из-за этого следователя и суда вся не своя была. Думала я, вспоминала. Кажется мне, что всё-таки видела я твоего Фёдорова в тот день. — Как? Вы же только что говорили, что не видели. — А вот так. У подъезда Костомарова я его в тот день точно видеть не могла, запомнила бы. Я же сказала тебе, что в тот день Лилечка моя заболела, не гуляла я с ней. Но я ходила в ветеринарную клинику, она прямо за нашим домом, в соседнем здании. Лекарства нужны мне были. Вот выхожу я значит из клиники, расстроенная, лекарства дорогие, пенсия маленькая, а Лиличку лечить надо. Так и шла, переживая, а тут к торцу нашего дома машина подъезжает, мерседес, черный. Знаешь, холёный такой, весь блестит. Видно, что дорогой. Я и рассердилась: одни еле сводят концы с концами, а другие на таких деньжищах ездят. Вот и запомнилось мне, что из машины этой вроде как твой Фёдоров выходил. — Почему же вы об этом следователю не рассказали? — Не спрашивал он меня об этом. Я сама и не вспомнила. — В какое время это было? — Днём, около 13 часов. Я ведь в клинику пошла после того, как программа по телевизору закончилась. — Какая? — «Новости» по каналу РЕН-ТВ. После их окончания я и пошла в клинику. Как раз в это время Лилечке надо было лекарства дать, она заснула, я и пошла. Боялась я её одну оставлять. — Вы уверены в этом? — Ни в чём я не уверена. Я ведь это уже после суда вспомнила, в расстроенных чувствах была, всё вспоминала, вот и вспомнила. — Селемякина на секунду запнулась. — когда я уходила, по этому же каналу начиналась передача по Самуила Маршака. — Уверены, что это был Фёдоров? — Я же сказала, ни в чём я не уверена. Думаю, он это был. — Он один приехал? — Не знаю. Из машины он вышел один. — Государственный номер машины не запомнили? — Конечно нет. — А почему вы уверены, что это был именно мерседес? — Значок запомнился, в моделях автомобилей я немного разбираюсь. — Может помните, во что он был одет. — Мне запомнился костюм, то есть брюки и пиджак, серые такие. Больше ничего. — А вы уверены, что это было не в другое время? — пытался я получить более точную информацию от Селемякиной. — Вот в этом уверена. Как только телепередача закончилась, я сразу в клинику пошла. Идти мне до неё минут десять, ну собиралась я минут десять. Лекарства я купила быстро, знают меня там, Лилечка моя уже давно страдает. Мне из-за этого и скидку хорошую делают. Я за лекарствами только к ним и хожу. — Получается, был Фёдоров тот день в вашем доме? И мог быть у Костомарова? — Вот этого, Вячеслав, я не знаю. Не видела. Как из машины он выходил видела, а что дальше делал — нет. Мимо я прошла, домой торопилась, Лилечку без присмотра оставлять надолго не хотела. — Да уж, — протянул я, — умеете вы удивить, Инна Сергеевна. Может ещё что вспомнили? — Нет. Вроде бы нет. — А вы уверены, что был именно Фёдоров? — Ни в чём я не уверена. просто после всех этих допросов, расстройств, у меня в голове как включило. — Когда Фёдоров, если это был он, выходил из машины, в руках у него ничего не было? — Вроде нет. Я же сказала, торопилась я. Не обратила внимания. — И куда пошёл, тоже не посмотрели? — Нет. Но когда приезжают к нашему дому, то паркуются напротив, у нас стоянка хорошая. Места, где он припарковался, к другому дому относятся.