– Что, если один или несколько человек из находившихся в той комнате людей заявит, будто вы прибыли туда в четверть одиннадцатого? Вулф смерил его взглядом: – Мистер Грум, это бессмысленный вопрос, и вы сами это понимаете. В качестве угрозы он наивен. В качестве гипотезы несерьезен. И если действительно кто-то так скажет, вы знаете, сколько сомнений это вызовет, в том числе сомнений в правдивости такого человека. Пусть даже это будут несколько человек или все, кто там был. Если вы желаете получить ответ на вопрос в той форме, в какой вы его задали, то скажу так: либо у этого человека (или нескольких) спешат часы, либо его подвела память, либо он лжет. – Угу. – По-видимому, Грума не так-то легко было вывести из себя. – Естественно, вы, Гудвин, подтверждаете все, что сказал Вулф. Подтверждаете? – Естественно, – кивнул я. – Да или нет. Подтверждаете? – Да. – В том числе время вашего прибытия в здание? – Да. Девять пятьдесят пять. Он встал и сделал шаг по направлению ко мне: – Дайте-ка взглянуть на ваши часы. Я согнул руку и оттянул манжет рубашки. Грум посмотрел на мои часы, потом на свои, потом опять на мои и велел лопоухому с блокнотом: – Запишите: было установлено, что часы Гудвина отстают на двадцать секунд. – Затем он вернулся на место. – Возможно, вам интересно, почему я не вызвал вас по отдельности. Да потому что это было бы пустой тратой времени. Из того, что мне известно о вас и вашей репутации, я сделал вывод, что, если вы состряпали между собой историю, поймать вас на несоответствии все равно не удастся, так что и пытаться не стоит. Также мистер Хайат планировал отлучиться на ланч, а я хотел, чтобы он присутствовал при нашей с вами беседе, и сейчас вы узнаете почему. – Он обернулся. – Вы скажете им то, что сказали мне, мистер Хайат? Выбившаяся прядь волос Хайата была снова на своем месте. Он оперся локтями о стол и уточнил у Грума: – Вы говорите о том, что случилось сегодня утром? – Да. Только это. – Ну, я пришел рано, еще до девяти часов. Один из моих сотрудников, Том Фрейзер, уже был здесь. Мы вместе с ним сидели вот за этим столом и просматривали документы, готовясь к собеседованию с теми, кому было назначено явиться сегодня, когда секретарша по телефону сообщила, что меня хочет видеть какой-то человек по срочному и конфиденциальному, как он сказал, вопросу. Этот человек назвался Донахью, но его имя ничего не говорило мне. Я не хотел, чтобы он поднимался к нам сюда, поэтому вышел с намерением выпроводить его. Однако он отказался разговариваться в коридоре, поэтому мне пришлось отвести его в ближайший пустой кабинет, а именно в комнату тридцать восемь. Это был мужчина среднего возраста, примерно моего роста, с каштановыми волосами и карими глазами… – Они его видели, – вставил Грум. – О! – Хайат запнулся. – Точно, видели. Он сказал, что его зовут Уильям А. Донахью и что он хочет заключить сделку. По его словам, ему было известно, кого я жду сегодня на собеседование, и что одним из этих людей является мистер Вулф. Он сказал, что угодил в переплет, сдрейфил и ищет выход – так он выразился. Повторять весь разговор полностью, капитан? Мы проговорили минут двадцать. – Нам будет достаточно сути. Перечислите только главные моменты. – На самом деле главный момент всего один. Этот Донахью долго ходил вокруг да около, но если вкратце, то вот: в связи с одним делом – он отказался уточнять, какое это было дело, – Донахью организовал прослушивание нескольких телефонных линий и обратился для этого к разным частным детективам. Одним из них был Ниро Вулф, за услуги которого Донахью заплатил две тысячи долларов. Когда начался скандал с прослушкой – он сказал «поднялась большая вонь» – и арестовали Броди, он решил, что в Нью-Йорке для него стало слишком опасно, и покинул штат. Недавно Донахью узнал о том, что администрация штата намерена провести разбирательство и что для этого будут вызваны все частные детективы. Это его встревожило, особенно из-за Ниро Вулфа. Вулф внезапно отменил прослушку, которую осуществлял для него, и они поссорились, и с тех пор Вулф держит на него зуб. Он знал, сколь коварен Вулф, и теперь, когда его вызвали… Вы не запутались в моих местоимениях? Хайат смотрел на Вулфа, поэтому ответил Вулф: – Вовсе нет. Продолжайте. – Вот, значит, и теперь, когда Вулфа вызвали, он знал, что тот попытается так или иначе выпутаться, и что он – Донахью – окажется крайним и что на него навесят не просто нелегальное прослушивание, а что-нибудь похуже. Поэтому он хотел договориться со мной. Если я пообещаю употребить свое влияние на то, чтобы окружной прокурор был не слишком суров к Донахью за его делишки с прослушкой, то он, Донахью, готов предоставить под присягой полный отчет о всей операции и даже согласится давать показания в суде, если потребуется. Я спросил его, знал ли Вулф о том, что прослушивание нелегально, и Донахью ответил, что да, Вулф это знал. Затем я спросил, действительно ли его зовут Донахью и этим ли именем он представлялся Вулфу, и опять он сказал «да». Когда я попросил у него дополнительные сведения о его личности, он сказал, что ничего не скажет, пока я не соглашусь на его предложение, за исключением одной детали. Эта деталь сводилась к тому, что в Нью-Йорке он останавливался в отеле «Марбери». Я сказал ему, что не могу принять такое решение сразу, что мне надо немного подумать. Оставив его в комнате тридцать восемь с просьбой подождать, я вернулся к себе в этот кабинет и… – Во сколько это было? – спросил Грум. – В половине десятого или минутой-двумя позднее. Я не слежу за точностью своих часов так пристально, как мистер Гудвин, но они показывают время довольно верно. – Он посмотрел на запястье. – Сейчас они показывают один час сорок две минуты. – Они спешат на три минуты. – Значит, было ровно девять тридцать, когда я вернулся в этот кабинет. – Он опять зачем-то посмотрел на Вулфа. – Я сверился с часами, конечно же, потому что мне нужно было знать, сколько еще у меня есть времени. Собеседования должны были начаться в десять. Я подумал, что необходимо проконсультироваться с секретарем штата, и попробовал дозвониться до него, но мне сказали, что он в Нью-Йорке на конференции. Его секретарь не знал, как связаться с ним в этот час. Я позвонил в прокуратуру округа Нью-Йорк и попал на помощника окружного прокурора Ламберта, своего приятеля, и сказал ему, что мне нужно досье на Уильяма А. Донахью, который прошлой весной останавливался в отеле «Марбери», и как можно скорее. В четверть одиннадцатого мне еще не перезвонили, и тогда я попытался найти помощника секретаря штата, но того тоже не было на месте. Обо всем этом я рассказал Тому Фрейзеру, и… Грум остановил его: – Думаю, этого достаточно. Вы не вернулись в комнату тридцать восемь, где ждал вас Донахью. – Нет. Я предупреждал его, что мне потребуется час или более, а скорее, и все два. Когда к одиннадцати часам не поступило никаких сообщений – их вообще до сих пор не поступило, – я решил свести Вулфа и Донахью лицом к лицу и посмотреть, что будет. Я пошел в комнату, где мы проводим собеседования, и послал за Вулфом и Гудвином. – Хайат поднес к глазам руку с часами. – Я опаздываю на встречу, назначенную на ланч. – Да, понимаю. – Грум посмотрел на Вулфа. – Вы хотите о чем-либо спросить мистера Хайата? Вулф сидел, скрестив ноги. Он всегда так сидел, когда стул был слишком мал для него и не имел подлокотников. Он расплел ноги и положил ладони на колени. – Всего один вопрос, максимум два. Вы наверняка помните, мистер Хайат, свои слова о том, что вы верите моему рассказу. Почему вы сказали так? – Потому что я действительно вам верю. – На тот момент вы уже поговорили с этим Донахью. – Да, но ему не поверил. О вашей карьере и авторитете я много слышал, тогда как того человека не знал вовсе. Исходя из простого принципа достоверности, я предпочел вас, по крайней мере предварительно. – Вы по-прежнему верите моим словам? – Ну… – Взгляд Хайата перепрыгнул на Грума и вернулся к Вулфу. – При существующих обстоятельствах, боюсь, мое личное мнение не имеет значения и ничем не обосновано. – Допустим. Еще кое-что, если позволите. Этот Донахью заявил, что заказал прослушивание нескольких телефонных линий. Не одной, а нескольких. Упоминал ли он еще имена, кроме моего? – Да, он назвал еще ряд фамилий, но на протяжении всего разговора концентрировал свое внимание на вас. – Что это были за фамилии? – Минуточку, – встрял Грум. – Так дело не пойдет. Мы не будем вас больше задерживать, мистер Хайат. – Я желаю знать, – настаивал Вулф, – упоминал ли тот человек кого-нибудь из сыщиков, которые были вызваны сегодня на собеседование. С его желанием не стали считаться. Хайат посмотрел на Грума, Грум мотнул головой, и Хайат ушел. Вулф снова скрестил ноги и заодно сложил на животе руки, но должного впечатления ему не удавалось произвести. Человек не может выглядеть внушительно, сидя на стуле, с которого свисают валики его не уместившейся на сиденье плоти. Когда дверь за помощником секретаря штата закрылась, Грум произнес: – Я хотел, чтобы вы услышали это из уст самого мистера Хайата. Чтобы не возникало лишних вопросов. Вам так и не захотелось изменить ваши показания? Или добавить к ним что-то? Конечно, Донахью мертв, но у нас есть его следы и мы знаем, где копать. Вы сами знаете, как это делается. – О да, знаю, – хмыкнул Вулф. – Я люблю поговорить, мистер Грум, но только когда в разговоре есть смысл. Что до изменений в моих показаниях, то я мог бы подправить стиль или пунктуацию, однако по существу ничего менять в них не считаю нужным. А что касается добавлений, то несколько примечаний сделать можно. Например, о том, что тот человек солгал, когда сказал мистеру Хайату, будто представился мне как Донахью и будто я знал, что прослушивание противозаконно. Впрочем, это и так очевидно из моего отчета. Однако у меня есть одна просьба. Теперь мне известно имя этого человека, по крайней мере то имя, которое он назвал мистеру Хайату, а также название отеля, где он останавливался. Здесь от меня вам не будет никакой пользы, так как мне нечего вам сказать по поводу убийства. Но если бы вы позволили мне вернуться в Нью-Йорк, то я немедленно направил бы все свои таланты и ресурсы на то, чтобы выяснить, кто этот человек, чем он занимался, с кем был связан… Он замолчал, потому что Грум отвернулся от него. А отвернулся Грум, потому что дверь открылась и в комнату вошел человек – сотрудник Грума в полицейской форме. Коп подошел к Груму со словами: – Это вам, капитан, – и вручил ему сложенный листок. Грум развернул бумагу, не спеша ознакомился с ее содержимым, велел копу далеко не уходить, еще раз перечитал документ и наконец направил взгляд на нас с Вулфом. – Это ордер, – сообщил он. – Ордер на ваш арест в качестве важных свидетелей в деле об убийстве. Настоящим я привожу его в действие. Хотите ознакомиться? Я повернулся к Вулфу. Торжественно заявляю, что в течение целых десяти секунд он ни разу не моргнул. Потом он открыл рот, но сказал всего одно короткое слово: – Нет. – Я хочу, – сказал я и протянул руку. Грум передал мне ордер. Там все было без нарушений, и даже наши имена написаны правильно. Подпись судьи читалась примерно как «Бимньомр». – Похоже, настоящий, – доложил я Вулфу. Он не сводил взгляда с Грума. – Даже не знаю, как это назвать, – ледяным тоном произнес он. – Самодурство? Наглость? Тупость? – Вы не в Нью-Йорке, Вулф. – Грум старался не показать, какое удовольствие доставляла ему ситуация. – Это город Олбани. Я еще раз спрашиваю вас: вы хотите что-нибудь добавить или изменить в ваших показаниях? – Вы на самом деле собираетесь привести этот ордер в исполнение? – Я уже это сделал. Вы арестованы. Вулф повернулся ко мне: – Какой номер у мистера Паркера? – Иствуд шесть, два-шесть-ноль-пять. Вулф встал, обошел вокруг стола к стулу, который недавно освободил Хайат, сел и взялся за телефон. Грум подскочил вслед за ним, сделал шаг, замер и остался стоять на месте, сунув руки в карманы. Вулф произнес в трубку: – Звонок в Нью-Йорк, пожалуйста. Иствуд шесть, два-шесть-ноль-пять. Глава 4