– Да, сэр. – Вулф немного сдвинул свое кресло, чтобы ему не приходилось изворачиваться, глядя на Грума. – В деле масса подробностей, но сейчас я не буду вас утомлять ими, позднее вы получите всю информацию полностью. Начнем с того, что случилось вчера. В порыве неуемного рвения вы арестовали мистера Гудвина и меня. Как следствие… – Я знаю, что случилось вчера. – Но не знаете, как я понимаю те события. Как следствие, передо мной встал выбор: либо сидеть здесь и бить баклуши, доверившись вашим способностям и удаче, либо самому взяться за дело. Для начала мне нужно было постараться выяснить, имелась ли связь между Донахью и кем-то из тех пяти человек, которые находились вместе со мной и мистером Гудвином в комнате сорок два. Я пригласил их сюда, чтобы побеседовать на эту тему, и они пришли. Они… – Мне все это известно. А сегодня они все отказываются рассказывать, что тут у вас происходило. Все как один. И Гудвин тоже ни слова не сказал. И вы сами, Вулф. – Я же рассказываю. Если вы не будете меня прерывать, мистер Грум, то все скоро узнаете. Мои коллеги провели в этом номере около четырех часов, и вам не нужно знать каждое слово, сказанное здесь. Как только я установил, что все они узнали убитого человека и, следовательно, были знакомы с Донахью и что, исходя из времени прибытия их в здание вчера утром, ни одного из них нельзя исключить из числа возможных подозреваемых, неизбежно напрашивалось предположение, что убил Донахью кто-то из них. Я сделал такое предположение и придерживался его около часа, однако дальнейшее наше обсуждение заставило меня отказаться от него. Грум начал было что-то говорить, но Вулф поднял руку: – Пожалуйста, позвольте мне закончить. Возможно, правильнее было бы сказать «отложить на время», а не «отказаться». Итак, я отложил свое предположение, поскольку мое внимание привлек иной аспект дела. Мне показался интересным тот факт, что семь человек, которые общались с Донахью в связи с телефонным прослушиванием, были вызваны на собеседование в один и тот же день. Невероятно, чтобы так совпало случайно. Это не должно быть совпадением. Это могли устроить специально, чтобы сравнить показания этих семерых или даже чтобы свести их лицом к лицу. Но нет. Позднее стало ясно, что это не так. Ни один из нас не упомянул имя Донахью в отчетах, подготовленных для администрации штата. Мисс Боннер, мистер Айд и я указали каждый в своем отчете о том, что нас обманул человек, действовавший по одной и той же схеме, причем описание внешности этого человека во всех трех случаях совпадало, то есть нас троих могли вызвать в один день умышленно, но это не может относиться к мистеру Керру или к мистеру Амселю. Мистер Керр просто сообщил о прослушивании телефонной линии Артура М. Леггетта по просьбе самого Леггетта. Мистер Амсель ничего не сообщил, то есть ничего, что могло бы связать его с мисс Боннер, мистером Айдом и мной. Вчера он опознал Донахью как человека, который однажды попросил его организовать прослушивание и которому он отказал в этой просьбе, но в своем отчете администрации штата он о нем вообще не упоминал. – Вы все бродите вокруг да около, – заявил Грум. – Вы все его знали. Один из вас увидел его и убил. – Но почему мы все получили повестки на одно и то же время? – спросил Вулф. – То, что вызвали вместе мисс Боннер, мистера Айда и меня, можно понять. Поводов для присутствия там же и тогда же мистера Керра и мистера Амселя не было, если исходить из их отчетов. И тем не менее связь была, и связь существенная: ведь они, как и мы трое, тоже имели дело с Донахью. Или это всего лишь совпадение? Я в это не поверил. Один из них – возможно, но чтобы оба – нет. Итак, я сосредоточил внимание на вопросе о том, кто устроил так, чтобы все мы были вызваны в один день. И тут же возникает второй вопрос: есть ли что-то общее между теми людьми, чьи линии Донахью хотел прослушивать? А отсюда вытекает и еще один вопрос: почему он обратился к пяти разным детективам? Не потому ли, что интересующие его пять человек действительно имеют нечто общее, к чему Донахью не желал привлекать внимания? Вулф направил взгляд на Хайата, словно предлагая тому возможность ответить на поставленные вопросы, но ответа не последовало, и тогда Вулф вернулся к Груму. – Первый вопрос пришлось отложить, поскольку я не мог позвонить мистеру Хайату и прямо спросить его. На второй вопрос ответ вскоре был получен. Я узнал, что четверо из тех людей, чьи линии прослушивались по инициативе Донахью, являются членами комитета по изучению деятельности благотворительных фондов, и у меня были основания предполагать, что в том же комитете состоял и пятый человек, которым, кстати, состав комитета и исчерпывался. С этой информацией я обратился к своим коллегам, присутствующим здесь. Я описал им свое видение ситуации и попросил их о сотрудничестве. Если бы оказалось, что моя гипотеза ошибочна и убийцей на самом деле является один из них, то не произошло бы ничего страшного. Напротив, их реакция на мое предложение могла бы стать подсказкой. Выяснилось… – Что за предложение? – спросил Грум. – Я как раз приступаю к этому. Выяснилось, что в общей сложности в их распоряжении имеется более сорока оперативных работников, к которым я мог добавить еще четверых или пятерых. Описав коллегам ситуацию, я предложил, чтобы мы немедленно дали задание всем этим людям – и мужчинам, и женщинам. Работу нужно было вести по трем основным направлениям. Первое – это отель «Марбери», где останавливался Донахью. Второе – это информация о деятельности и интересах Альберта Хайата, в которой особенно важно все, что указывает на любую связь с Комитетом по изучению деятельности благотворительных фондов. А третье… – Вы хотите сказать, что подозревали в убийстве Хайата? – Я хочу сказать, что я сформулировал гипотезу, которую стоило проверить, и мои собратья по ремеслу согласились с этим. Этот вопрос уже прозвучал: кто устроил так, чтобы мы семеро прибыли на собеседование в один день? Расследование вел мистер Хайат, и собеседования назначал он. Есть еще один момент, который обычно считается значимым, но который вы, мистер Грум, по какой-то причине предпочли не заметить: насколько известно, мистер Хайат был последним, кто видел живым Донахью. Более того, Хайат утверждает, будто Донахью рассказал ему, что мне он представился как Донахью и что я знал о противозаконности прослушивания. Я знал, что лгал либо Донахью, либо Хайат, но Донахью был мертв. Вулф приподнял на мгновение плечи и опустил их. – Уже не важно, кого я подозревал на том этапе. Третьим направлением оперативной работы были поиски доказательства того, что Хайат и Донахью как-то связаны. Мои коллеги сделали несколько телефонных звонков, и я тоже воспользовался телефоном. К десяти часам сегодняшнего утра мы имели… Сколько человек у нас было, мисс Боннер? – К десяти часам было тридцать четыре человека. К двум часам дня – сорок восемь. Сорок два мужчины и шесть женщин. Неожиданно взорвался Стив Амсель: – Слишком много сыщиков, Хайат! Лишить всех лицензий! Слишком много нас развелось! – Заткните пасть! – прикрикнул на него Джей Керр. – Пусть Вулф говорит. Вулф не обратил на них внимания. – Уже к часу дня стали поступать первые данные, и работа продолжалась весь день. Примерно час назад мы сообщили своим людям в Нью-Йорке, что для наших целей мы имеем достаточно сведений. Доклады принимали в основном мисс Боннер и мисс Кольт, остальные им помогали. Первое направление – отель «Марбери» – не принесло существенных результатов. Что касается нашего второго направления, то есть сферы деятельности и интересов мистера Хайата, то там также ничего конкретного не обнаружилось, однако то, что выяснилось, наводит на размышления. Примерно восемнадцать месяцев назад в прессе стали появляться негативные публикации об организациях, занимающихся сбором средств на благотворительные цели, и с течением времени таких публикаций становилось все больше, и их тон становился все более резким. Чуть более года назад мистера Хайата пригласила в качестве консультанта крупная благотворительная организация, чьи доходы, по разным оценкам, достигают от одного до трех миллионов долларов в год. Примерно в это же время губернатор учредил Комитет по изучению деятельности благотворительных фондов, и клиент мистера Хайата вполне мог представлять интерес для этого комитета. Имеются определенные свидетельства того, что мистер Хайат обращался к двум членам комитета, пытаясь выведать планы… – Что за «определенные свидетельства»? – потребовал уточнений Грум. Вулф прикоснулся к бумагам, лежащим перед ним на столе: – Все здесь и будет вам предоставлено, но, как я сказал, никаких конкретных доказательств у нас нет. Члены комитета не проявили особой словоохотливости в беседах с нашими оперативниками, но, несомненно, представителям закона они не откажутся помочь. Я всего лишь излагаю вам суть того, что принесла нам работа по второму направлению: мистер Хайат живо интересовался комитетом и его планами. Работа по третьему направлению оказалась наиболее плодотворной. Мы получили неоспоримые – или почти неоспоримые – доказательства. Понимая с самого начала, что это направление самое многообещающее, мы выделили на него тридцать человек. Им всем раздали фотографии Хайата и Донахью, взятые из газет, и они сумели найти троих, которые прошлой весной видели Хайата и Донахью вместе. У нас есть данные о двух их встречах, и эти встречи можно смело описать как тайные. Я не собираюсь оказывать услугу мистеру Хайату, называя сейчас людей, места и обстоятельства, но вся эта информация здесь имеется. – Вулф снова придавил бумаги пальцем. – Между тем мистер Хайат заявлял в моем и вашем присутствии, что до вчерашнего утра никогда не видел Донахью. Вы спрашивали, подозревал ли я его в убийстве. Сейчас – да, я подозреваю его. Конечно, есть вопросы, на которые я не готов дать ответ, хотя могу поделиться своими предположениями, если они вам интересны. Взять хотя бы самый главный из таких вопросов: почему мистер Хайат пригласил всех нас – а он, разумеется, знал, что Донахью обращался к нам с просьбой об организации прослушивания, – на один и тот же день и час? Мое мнение таково: он сделал так, поскольку для него это был наилучший вариант. Всех нас все равно должны были вызвать раньше или позже – либо в Нью-Йорк, либо в Олбани, а он хотел, чтобы мы попали к нему, а не к его нью-йоркскому коллеге. Обеспечив наше присутствие здесь в один день, он мог вызывать нас повторно, если понадобится, а потом, если бы все прошло гладко, он, возможно, намеревался собрать нас и великодушно заявить, что, поскольку наши отчеты подтверждают факт того, что мы стали жертвами какого-то прохвоста, он не будет настаивать на том, чтобы нас привлекали к ответственности. Вулф повернул ладонь кверху. – Естественно, он предполагал, что Донахью ему не помешает, что его нет в штате и его не найдут. У меня нет сомнений в том, что мистер Хайат предпринял к этому все меры. Для него ситуация не представляла особого риска. Тот факт, что один из его клиентов является объектом интереса со стороны правительственного комитета, не имел явной связи с расследованием, которое проводил он сам, и он пребывал в полной уверенности, что таковую связь не обнаружат и даже не заподозрят. Вероятно, мистер Хайат сумел получить нужную информацию из прослушивания телефонных линий, и она давала ему основания для столь дерзкого поведения. И если так, то вчера утром для него стало сокрушительным ударом известие о том, что его хочет видеть мистер Донахью по срочному и важному делу. На мгновение Вулф перевел взгляд на Хайата и потом опять посмотрел на Грума. – Если вам угодно выслушать еще одну мою догадку – о том, что произошло вчера в комнате тридцать восемь между Хайатом и Донахью, то самым очевидным сценарием будет то, что Донахью пригрозил обнародовать всю историю. Вероятно, его целью было вымогательство; или же Донахью, узнав о том, что нас семерых вызвали вместе, испугался, что его сделают козлом отпущения. Из моего опыта следует, что часто очевидное – лучшее из всех возможных объяснений. Но эти вопросы, как и многие другие, теперь ваша забота, мистер Грум, а не наша. Мы хотели лишь доказать, что вы слишком поспешили со своим ошибочным предположением. Что же касается меня и мистера Гудвина, то я полагаю, вы сумеете оправдаться в случае иска о неправомерном аресте, однако смею надеяться, что вы поняли: очень незрело с вашей стороны принимать на веру слова человека только потому, что он носит звание особого уполномоченного секретаря штата. Можно ли снять с нас обвинение сегодня же? – Нет. Только утром, когда откроется суд. – Грум поднялся и подошел к столу. Положив руку на стопку бумаг, он спросил у особого уполномоченного: – Мистер Хайат, вы хотите что-нибудь сказать? Хайат был юристом. Он сидел спиной ко мне, так что его лица я не мог видеть, но вряд ли оно выдавало больше эмоций, чем спина. – Ничего, – произнес он, – за исключением того, что я отвергаю все домыслы и обвинения Вулфа в отношении меня и что он понесет за них ответственность. Он встал и пошел к двери. Грум никак не пытался остановить Хайата, и у него не было на то оснований – по крайней мере до тех пор, пока он не изучит бумаги. Стив Амсель крикнул вслед Хайату: – Слишком много сыщиков, Хайат! Глава 9 Вчера днем мы с Вулфом обсуждали в его кабинете небольшое дело, за которое взялись. Зазвонил телефон. Я снял трубку: – Кабинет Ниро Вулфа. Арчи Гудвин слушает. – Это Дол Боннер. Как поживаете? – Прекрасно. – Рада за вас. Можно поговорить с мистером Вулфом? – Минутку, я узнаю. – Я прикрыл трубку ладонью, обернулся и передал просьбу Вулфу. Он состроил гримасу, но, помедлив, потянулся к своему аппарату. Я трубку от уха не убрал, ведь мне положено слушать все разговоры, если не было сказано иного. – Слушаю, мисс Боннер. Это Ниро Вулф. – Как ваши дела? – Спасибо, неплохо. – Хорошо, что я вас застала. Вы, конечно, слышали новость? – Нет. Какую? – В полдень суд вынес решение. Хайата признали виновным в убийстве первой степени. – Вот как. Нет, я не знал об этом. Впрочем, ничего другого и нельзя было ожидать. – Конечно. Но вот почему я звоню. Примерно час назад со мной связался Харланд Айд. Праздновать обвинение человека в убийстве он считает варварством, и я согласна с ним, так что речь не об этом, но тем не менее он убежден, что мы должны как-то выразить вам нашу признательность. И кстати, секретарь штата подвел итоги расследования, наши лицензии не отозваны, а это уже достойный повод для праздника. Мистер Айд предложил устроить в честь вас небольшой обед, только для нас семерых. Он поинтересовался моим мнением, и я сказала, что поддерживаю идею. Он только что перезвонил и сказал, что мистер Керр и мистер Амсель тоже одобрили ее, и попросил, чтобы я пригласила вас. Выбирайте любой вечер на следующей неделе, то есть выбирайте любой день. Мы очень надеемся, что вы придете, и мистер Гудвин, конечно же. Мисс Кольт тоже будет. Молчание. Я наблюдал за выражением лица Вулфа. Он плотно сжал губы. – Алло, вы слушаете, мистер Вулф? – Да. Видите ли, мисс Боннер, я крайне редко принимаю приглашения на ланч или на обед. – Знаю. Но это не столько обед, сколько дань уважения. – Отказ от которой будет с моей стороны неблагодарностью. Мистер Гудвин утверждает, что я действительно неблагодарный человек, но это не так. Я всего лишь потакаю своим желаниям. У меня встречное предложение. Я также испытываю признательность за ваше спорое и результативное сотрудничество. Вместо обеда в ресторане, о котором, как я полагаю, идет речь, я приглашаю вас всех на обед к себе. Любой вечер на следующей неделе, за исключением четверга. – Но так вы ставите все с ног на голову! – Вовсе нет. Я же сказал, что тоже полон признательности. – Что ж… наверное, мне нужно спросить мистера Айда? И остальных? – Если не трудно. – Хорошо. Я перезвоню вам. И она перезвонила. И часа не прошло. Договорились на вечер следующей среды. Я жду этого обеда с нетерпением. Будет истинным наслаждением понаблюдать за Фрицем, когда он увидит, как Дол Боннер, сидящая по правую руку от Вулфа, направит на него свои золотистые глаза, опушенные длинными темными ресницами. Что же до равной ответственности за неудачный опыт с прослушкой, то эта тема все еще обсуждается – время от времени. А что до того, что в тот день в Олбани меня исключили из общего дела, то тут и обсуждать нечего. Поскольку всю работу выполняли сорок восемь оперативников в Нью-Йорке и я уже там был ни к чему, то и нечего посвящать меня в планы, верно? Тем более что мне нашлось применение – в качестве отвлекающей приманки для Грума и окружного прокурора. * * *