— Хоть где-то пригодилась! Если бы я знал о твоем мужестве, то брал бы на охоту, чтобы выманивать волков! — заорал сид, тыча пальцем в дочь, готовую вот-вот разрыдаться. — Теперь ваша очередь, господин Охотник, — обратился лорд Этельбай к сварту, на скулах которого выступили желваки, — я платил за безопасный проход! Вот идите и разведайте путь, а если что встретите — убейте! И поживее! Мне что-то мерещится во мраке. Охнэр стиснул челюсть и шагнул в разрыв Тропы, оставив лорда Этельбая совершенно одного, но тот вдруг сообразил, что господин Охотник может запросто бросить его на произвол судьбы, ведь был подлым и грязным выродком без чести и достоинства. — Нет! Стойте! — крикнул сид, — Я пойду первым! Мрачный, как покойник, сварт вернулся обратно. Истеричные припадки лорда Этельбая привлекли внимание нежити, которая стала стягиваться к разрыву, заполоняя пространство голодными призрачными телами. Сид, хоть и видел хуже сварта, тоже разглядел хищных мертвецов. — Я передумал! Идите первым, господин Охотник! — снова поменял решение лорд. Охнэр не сдвинулся с места. Идти сейчас было смерти подобно. Умирать он не собирался, рисковать своей жизнью тоже. Время безопасного перехода упущено. Оставалось только вернуться обратно, оставив леди Нимус на произвол судьбы. Об этом он и сообщил лорду Этельбаю, и тот ответил: — Ни за что! Я не могу вернуться в столицу в таком виде! Лучше смерть! Но чья именно, сид так и не упомянул. Свою он в расчет не брал, сварта — тоже, зная его упрямый нрав. — Нимус! Пришло время доказать свою дочернюю любовь и верность! Шагни в разрыв Тропы и отвлеки на себя нежить, чтобы я и господин Охотник смогли пройти. Я растил тебя, когда твоя порченая мать умерла от тифа. Я отдал тебя учиться, хоть ты от рождения бесталанна. Я терпел твою глупость, когда ты ушла с пира без кавалера, который заделал бы тебе ублюдка и после долгого и унизительного разбирательства объявил бы своей женой. Но я прощу тебя, если ты пожертвуешь своей жизнью. Хрупкая и блеклая леди Нимус, дрожа от страха, сжала в кулачки тонкие пальчики и кивнула, после чего неуверенно шагнула в разрыв. Последнее, что увидел Охнэр — это ее большие глаза, полные решимости и любви, сияющие в ночи, как «Золотая Тропа» альвов. Нет, сварт многое повидал в своей жизни, может быть, поэтому стал сентиментальным. Уродливая леди Нимус тронула его сердце, ведь никто на его памяти не умирал так глупо: из-за жадности и предательства — да, из-за страха и трусости — тоже, но из-за любви и верности — никогда. Охотник толкнул в разрыв лорда Этельбая, нетерпеливо ожидающего смерти дочери. Нежить набросилась на сида и разорвала на части, забрызгав кровью черную землю Морхейма. Леди Нимус снова возникла на противоположной стороне Тропы. В глазах у нее застыли слезы, тонкие губы дрожали. Эта глупышка действительно любила своего насквозь прогнившего отца. Сварт отстегнул от пояса мешочек с золотом, на которое можно было купить пять захудалых уделов вместе с лордами и слугами, и бросил на противоположную сторону дороги. — Это вира за убийство кровного родственника! — крикнул Охнэр, — Извините, леди Нимус, не хотел вас осиротить, просто я сварт и всегда творю зло. Охотник белозубо улыбнулся. — Идите прямо по Тропе и никуда не сворачивайте. И выйдите замуж за сида, который полюбит вас — настоящую. Сварт развернулся и пошел обратно по святящейся золотой ленте, оставив за спиной разрыв. Бедро испуганной жрицы — Бедро испуганной жрицы, блоха в родильной горячке, влюбленная жаба, голубая кровь, спинка мыши, кожаное седло для лошади, лягушка в обмороке, паук, замышляющий преступление, — сварт прочитал список и посмотрел на заказчика, — это еще что за хрень, мастер Вивикус? — Не хрень, а ингредиенты, господин Охотник. И зовут меня Вивикусарион Лембербентель Третий, Мастер художественных искусств Его Величества Сидвиллиата Среброликого, короля Западного Сидхейма и Восточного… Сидхейма, — ответил Охнэру сид в фиолетовой шапочке с павлиньим пером. — Вы хотели сказать «Морхейма», мастер Вивикус, но испугались духов. Или мертвецов. — Ничего подобного! И не важно, как теперь называется это проклятое Небом и Землей место! — грозно подбоченился сид, одетый с ног до головы в коричневый бархат, — Господин Охотник, вы за работой пришли или за неприятностями? — И за тем и за другим, мастер Вивикус, лишь бы платили жизненной силой, — усмехнулся сварт, наблюдая за вельможей, раздувшимся от негодования, словно бычий пузырь. — В чем подвох? Целых сто лет жизни даете. Невиданная щедрость. Вам жить надоело? — Нисколько, господин Охотник. Вам этого никогда не понять, но я — благородный дворянин, наделенный бессмертием. Сотней лет больше, сотней лет меньше — какая разница? Но искусство требует жертв! Сразу предупреждаю: в случае некачественного выполнения работы этой жертвой станете вы. Я сдам вас властям на первом же магическом перекрестке дорог, и вы будете уже шестнадцатым по счету мошенником, выдавшим себя за Ohner les Morheim! Сварт магическим образом посмотрел на стены мастерской, чтобы убедиться, что за ними не прячется стража короля Сидвиллиата, но никого не обнаружил, если не считать трех скелетов в подсобке. — Что вы подразумеваете под «качественной работой», мастер Вивикус? — решил на всякий случай уточнить Охнэр, чтобы избежать вечного заточения в подземельях Сидерхолла. — Ингредиенты должны быть собраны в указанном виде! — окончательно потерял терпение благородный сид и яростно ткнул пальцем в список, который снова и снова перечитывал сварт. Охнэр многозначительно кивнул и надолго замолчал, что делал только в двух случаях: когда понимал абсолютно все или не понимал решительно ничего. Его угрюмая растерянность не скрылась от внимания вельможи, который патетически воздел глаза к потолку. И тут до сварта дошло. — Мастер Вивикус, вы хоть раз видели бедро испуганной жрицы? Или кожаное седло для лошади? Вы лошадь хоть раз в жизни-то видели? — Я благородный дворянин и не перемещаюсь на животных, словно грязный сидши! — топнул ногой сид, — Кто из нас двоих Ohner les Morheim?! Я или вы?! — Я, — улыбнулся Охотник. — Вот и катитесь portalе na heruvalio! Я плачу — вы ищите! И доставляете в надлежащем виде! Иначе я посажу вас в тюрьму! Это мое последнее слово! С этими словами Мастер художественных искусств Его Величества Сидвиллиата Среброликого выставил сварта из мастерской, с грохотом захлопнув за ним дверь. *** Охнэр, словно ястреб, кружил возле поселения, в котором жили лишенные магии сиды, которых более удачливые собратья по крови презрительно называли «слугами» или «грязными сидши». Раса сидов постепенно лишалась магии. Барды Сидхейма не могли сойтись во мнении, из-за чего это происходит: одни говорили, что во всем виновато кровосмешение, другие корили злоупотребление магией, третьи утверждали, что мир изменился после войны, из-за которой магические жили в небе и земле разорвались. Сидши мог родиться или стать таковым любой сид в любой семье — даже в королевской. Всех лишенных или лишившихся магии сидов принудительно отправляли жить в Долину Несир или Плешь — так сварты называли каменистое плато, на котором из-за обилия железа не действовали законы магии. — Тьма Земная! — выругался сварт, снова упираясь в невидимый барьер, который не пропускал черное колдовство, бурлящее в его теле, — Мне нужна эта проклятая лошадь. Сто лет жизни на дороге не валяются! Охотник хотел уже плюнуть на заказ мастера Вивикуса и пойти на заработки к Старому Тракту, как вдруг увидел знакомого сидши, устало ведущего в поводу коня. — Доброго пути, господин Охотник. С чем пожаловали к нам? Снова мед привезли? Или яд? — Доброго пути, господин лекарь. Никак нет. Заказ выполняю. Промышляю сбором ингредиентов. Не окажите помощь в поиске некоторых? — Конечно, господин Охотник, — холодно улыбнулся сидши, — я всегда помогаю друзьям, но только за ответную услугу. — Договорились, господин лекарь, — понимающе усмехнулся сварт, который тоже никому не помогал бесплатно, — что у вас случилось? — Все как всегда, — устало ответил сидши и опустил глаза, — Ливердин пошел в топи и исчез. Если его тело не сжечь, то когда-нибудь я снова увижу его по ту строну Тропы… Сидши посмотрел в сторону Морхейма, прячущего в своем чреве сотни тысяч неупокоенных мертвецов и вздохнул. Сварт все понял. Он молча протянул сидши пергамент, испещренный зеленой вязью, чтение которого вызвало саркастическую улыбку на изможденном лице бывшего дворянина. — Узнаю почерк Мастера Вивикусариона. Этот плут опять создает магические краски. Ничего сложного, господин Охотник. Почти все ингредиенты у меня есть: кожаное седло — на моей лошади, спинка мыши — в моей мышеловке, голубая кровь — в моих венах, паук, замышляющий преступление, в моих волосах, а блоха в родильной горячке… Сидши нервно хохотнул и почесал грубую домотканую рубаху. — Напасть какая-то. Блохи размножаются со страшной силой, господин Охотник. Нет от них покоя ни зверю, ни сидши. Неизвестно, что хуже — они или орда мертвецов. — Орда блох, господин лекарь, — серьезно ответил Охнэр, — эта мерзость переносит болезни, из-за которых ваша братия и вымирает. Этак от вас скоро ничего и не останется. Кто тогда будет кормить Морхейм? Сидши улыбнулся и язвительно прищурился. — Идите в Вилморские болота, господин Охотник. Там оглушите лягушку и найдите влюбленную жабу. Только не целуйте ее — прекрасным принцем все равно не станете. — Не буду, — честно пообещал сварт, — я уже был принцем, и ничем хорошим это не закончилось. — Бедро испуганной жрицы могут продавать на Черном рынке в Разломе! — крикнул вдогонку Охотнику сидши. «Все-таки сжигать мертвецов намного проще», — подумал Охнэр, направляясь в сторону темной громады Морхейма.