– Все в порядке, – сказала мама. – Это не в первый раз, да и другим доставалось гораздо хуже. Вот только я становлюсь уже слишком старой для подобных развлечений. Возможно, твоя мысль была правильной, моя дорогая законопослушная гражданка. Таня никак не отреагировала на это язвительное замечание. Старательно не смотря маме в глаза, она окинула взглядом желтый костюм, гадая, из какой он ткани, хлопчатобумажной или синтетической. Рассматривая кандалы, привязавшие все четыре конечности к кольцам в полу, Таня размышляла, с чего начать. Она посмотрела на мамины руки, крепкие рабочие руки; кожа по-прежнему оставалась красивой и очень темной, гораздо темнее, чем у Тани, по поводу чего они прежде шутили, что именно этим объясняются их различные жизненные позиции. – Таня, посмотри мне в лицо, – сказала мама. Повиновавшись, Таня вытерла слезинку и увидела глаза, одновременно строгие и любящие. – Почему ты впутываешь нас обеих в неприятности, а виноватой чувствую себя я? – Знаешь, нас прослушивают. – Сомневаюсь, – сказала Таня. – В любом случае это не имеет значения. Потому что я здесь для того, чтобы помочь тебе. Помогая им. – А это правильно? – спросила мама. – Да, правильно, – подтвердила Таня. – Знаю, тебе не нравится то, что я работаю на государство, но мы с тобой на одной стороне. Просто я предпочитаю вести борьбу изнутри, находясь ближе к власти. – И как, у тебя получается? – спросила мама. – Недавно я оказалась совсем рядом с президентом и выкрикнула оскорбление прямо ему в лицо. – Правда? – Правда. Казалось, моими устами говорила ты. – Нет, я имела в виду, ты правда только крикнула ему? Но это же просто глупо! Ты даже представить себе не можешь, что сделала бы я, оказавшись рядом с ним. – Поверь мне, могу. Но по большей части я занимаюсь этим в уединении своего кабинета, выявляя одно преступное деяние за другим. Я рассказывала тебе, как мы убрали армейского полковника, который переправлял детей на продажу через свободную торговую зону Панамского канала. – Это даже попало в выпуски новостей. «Приглашенные рабочие». – Совершенно верно. Вот чем я занимаюсь. По крайней мере, до тех пор, пока не закончится мой контракт. – Хорошо. Возможно, дальше ты сможешь заняться страшной эксплуатацией, которая процветает и здесь. Ты полагаешь, в частных тюрьмах ситуация другая? В Детройте? – Мама, я пришла сюда не для того, чтобы спорить с тобой. Особенно о том, как я выполняю свою работу. Я пришла, чтобы спасти тебя от отправки в Детройт. А для этого нужно, чтобы ты помогла мне разыскать Сига. – Ты хочешь помочь своей матери, выдав брата. Мать забыла изобразить удивление. Это означало, что ей известно о его возвращении. – Господи, теперь ты говоришь совсем как они. Сиг мне не брат, а тебе не сын. Он нам даже не родственник. – У тебя всегда хорошо получалось лгать. Этим ты пошла в своего папашу. – Мама, где Сиг? – Я не видела маленького оборванца с тех самых пор, как он сбежал после бунта. Значит, несколько лет. – А вот ты никогда не умела лгать. Он что, по-прежнему в городе? Мать лишь молча посмотрела на нее с выражением крайнего разочарования. – Я не знаю, где Сиг. Если хочешь знать мое мнение, скорее всего, его уже нет в живых. – Я тебе не верю. – Это я уже много раз слышала. – Мама, я просто хочу вытащить тебя отсюда. – Тогда найди мне хорошего адвоката! – взорвалась мама, ударяя кулаком по столу. – Поскольку ты, по-видимому, к таковым не относишься! Таня застонала в отчаянии. Она встала. – У вас там все в порядке? – послышался из переговорного устройства бестелесный голос охранника. – Да! Таня посмотрела на маму. Ту трясло, и она тщетно пыталась это скрыть. Подойдя к матери, Таня опустилась перед ней на корточки и взяла ее за руку. Долбаные цепи оказались жутко холодными. Таня погладила маму по голове, стараясь ее успокоить. – Мама, послушай. Плохо, что ты мне не доверяешь и не хочешь рассказать, в чем дело. Но я хороший юрист, хоть ты в этом и сомневаешься. Пока что я не могу добиться твоего освобождения, но я уже устроила, чтобы тебя перевели в Бошвитц-Хаус. Там гораздо уютнее, и тебе больше не придется отвечать ни на какие вопросы. Бошвитц-Хаус был старинным особняком, названным в честь местного политического деятеля[8], которого когда-то поместили под домашний арест в своем собственном жилище, еще во времена Генерала. Теперь это было благотворительное заведение, где в целях обеспечения спокойствия содержались политические «преступники», признанные достаточно смирными. Похоже, эта мысль пришлась маме по душе. – Мама, как мы дошли до такого? – Идя на соглашательство, – ответила мать. – Позволяя нашим врагам разъединять нас. Они знают, как заставить всех тех, кто должен быть вместе, воевать друг с другом из-за ничего не значащих мелочей. Расы, религии, местожительства, мировоззрения. И люди становятся настолько нищими и измученными, что прекращают борьбу, по крайней мере за настоящие перемены, и начинают выживать. Но скоро подует новый ветер. – Какой ветер, мама? – Таня схватила мать, подобно нетерпеливому ребенку. – Тебе нужно вернуться домой и самой это узнать. Работать вместе с нами. Ты все увидишь. Нам очень пригодились бы твои знания и опыт. Я знаю, что сердце у тебя правильное. Таня посмотрела матери в лицо. – Мама, насколько глубоко ты во всем этом? – Я только обеспечиваю жильем и едой, предоставляю место для встреч, предлагаю крепкий кофе, печенье и время от времени дельный совет. – Знаю. Так помоги же мне найти Сига, и тогда ты сможешь вернуться к своим занятиям. – Там тоже много работы, – покачала головой мать. – Оставь брата в покое. Ему и так уже пришлось достаточно вытерпеть. – Знаю, – сказала Таня. – Но… Смягчившись, мама положила ладонь ей на голову. Наконец она улыбнулась. – Что у тебя с волосами? – А? – встрепенулась Таня. – Мне нравится, – сказала мама. И тут дверь с грохотом распахнулась. Вошли охранники, чтобы увести Таню и отправить ее мать обратно в камеру. – Не спасай меня, Таня, – сказала мама, когда ее отвязали от пола и подняли на ноги. – Спасай себя. Спасай будущее. 26 Сиг приготовился запустить игрушечный самолет Фрица, покрутив пальцем крошечный винт. Резиновая лента завязалась в узелки вдоль всего фюзеляжа из бальзы. Самодельный летательный аппарат помещался на ладони и весил не больше коробка спичек. Ветер прогнал облако прочь, и в застекленной террасе на задней половине дома, где жили Фриц и Билли, стало светлее. Ребята называли свое жилище неприкосновенным убежищем, однако Сиг по-прежнему краем глаза следил за любым движением. Сиг выглянул в окно на маленький двор к югу от дома, ведущий к ручью. Дом стоял недалеко от старого шоссе, соединяющего Айова-Сити с Седар-Рэпидс. Вдалеке виднелась автострада, обсаженная деревьями, чернеющими на фоне пылающего оранжевым заходящего солнца. Слева из леса выбежал большой енот, возвещающий о скором наступлении сумерек. Сиг проводил взглядом зверька, который осмотрелся по сторонам в поисках опасности, после чего направился трусцой к огромной компостной куче в углу двора. – Не перекрути, – предупредил Фриц. Палец Сига застыл. Фриц бросил взгляд поверх очков в железной оправе, почесал длинные седые волоски своей раздвоенной бородки и издал какой-то нечленораздельный звук. Усмехнувшись, он едва заметно кивнул, предлагая Сигу продолжать. Сиг взял самолетик большим и указательным пальцами, удерживая винт другой рукой. Попробовав определить характер движения воздуха в комнате, он мягким броском запустил самолетик, подражая тому, как это сделал у него на глазах Фриц. Самолетик рассек горячий воздух, нагретый солнцем, подобно большой стрекозе. Каркас из бальзы был обклеен папиросной бумагой, два железных крючка удерживали резинку и ось с винтом. Самолетик облетел комнату под самым потолком, как и в предыдущий раз, когда его запускал Фриц.