Глава 16. Предложение – И тогда я убью его, – сказала я, запивая очередной кусок гамбургера соком. Глеб положил голову на согнутые ладони и прикрыл глаза. Казалось, он злится, и когда вновь откроет их, выльет на меня эту злость руганью и криком. Но он лишь покачал головой. – Не сможешь. Ты не представляешь, что значит: убить. Дрогнешь, и все пропало. – Не дрогну. И я знаю, что это такое. Я убила Рихара. – Одно дело – убить охотника, напавшего на твою семью, и совсем другое... – Колдун тоже напал! – выпалила я и тут же вспомнила, что мы находимся в людном месте. Посетители кафешки начали бросать на нас настороженные взгляды, и я перешла на шепот: – Тан украл мою дочь, забыл? Влюбил в себя и кичится этим. Черта с два я ему это так оставлю! – Влад ни за что не согласится, – хмуро сказал Глеб. – Владу не нужно знать. Уверена, он попытается сам. И я хочу, чтобы он попытался. А еще надеюсь, что Филиппу хватит мозгов не посвятить колдуна. – Тебе сейчас несладко, да? – Глеб понятливо кивнул и, показалось, решил сменить тему. – Нам всем несладко, но тебе особенно. Жить рядом с ней не сможешь, поэтому хочешь съехать? Воспоминание о девушке, приехавшей с Владом, вспыхнуло в мозгу болезненной пульсацией. Она не просто увлечение, любовница, которую потом легко будет бросить. Она невеста. И скоро станет женой. Я могла бы соврать себе, что мне все равно... Могла бы, но не буду. Признать собственные слабости — своего рода сила. – И это тоже, что скрывать. Но не только поэтому. Я хочу самостоятельности. С первого дня в атли хотела. Не зависеть от него. Это так невыносимо – от него зависеть. Глеб положил на стол ключи с длинным брелоком в виде зуба кабана. Он рассказывал, ему подарил его какой-то охотник. Не такой, к которым мы привыкли. Человек, охотящийся в лесах на лосей и зайцев. Знакомый из тусовки байкеров. – Ну так въезжай. Мебель, правда, пока не всю завезли, ты же помнишь, там и спать было не на чем. Но на днях все сделают, я позабочусь. – Мебель? – ошеломленно переспросила я, косясь на отшлифованный зуб. – Я знал, что ты съедешь от атли. Еще когда он впервые привел девчонку в дом – знакомиться. А пока ты лежала без сознания, я занимался обустройством. Все же женщины любят это – занавески там всякие, стулья. Кровать. Спальня-то у меня вообще пустая. Мне что надо – пожрать да поспать. А для этого диван в самый раз. – Глеб... – Ты это... помолчи, – перебил он. – А то сейчас орать начнешь, а я еще не все сказал. Он полез во внутренний карман куртки и извлек тонкий конверт. – Вот. Только нужно будет заехать в банк, подписать там что-то... я плохо в этом разбираюсь, так что не запомнил. – Что это? – хрипло спросила я. – Совсем ослепла? Карточка. – Это я вижу. Зачем? – Ты же хотела не зависеть от Вермунда. Вот теперь не зависишь. – Я хотела работать. А так... Что это вообще? Откуда? Ты банк ограбил? Я подняла глаза и настороженно посмотрела на друга. Он закатил глаза, словно я спросила огромную тупость, и выдал: – Ага. Украл все пластиковые карточки, что у них были. Теперь вот дарю девчонкам. – Вздохнул и резко посерьезнел. – Мои это деньги. Вернее, уже твои. Владей. – Где ты взял деньги? Ты же не работаешь. – Отличный вопрос. Странно, что ты не задала его раньше. На что, ты думала, я живу? Бензин, сигареты, еда. Они, между прочим, денег стоят. – Но я... я же... – Все, что я могла, это пялиться на злосчастный зуб. Почему-то стало жаль убитое животное. Представилась кровь, жалостливые глаза умирающей скотинки, и я поморщилась. – Не сможешь ты работать, пойми. – Глеб взял меня за руку. – Не получится. Охотники, Тан, и невесть что еще в будущем. А видения? Ты же рискуешь каждый раз угодить под машину, свалиться в яму или опозориться на деловой встрече. Хотя какие встречи? Образования у тебя все равно нет. Устроишься официанткой или секретаршей. Не хватит даже на еду. Что это за независимость? – Но ты откуда деньги взял? Даешь мне... Что это вообще? – Альберт – человек, который воспитывал меня с мамой, мой названный отец, был не беден. Своих детей у него не было, и он оставил мне то, что нажил. – Причем тут я? – Притом, что Влад, скорее всего, тогда был прав. Сложно это признавать, но Юлиана была не той девушкой, которой стоило доверять. Ты не такая. – Он упрямо подвинул ко мне конверт. – Возьми деньги. – Нет. – Я отодвинула его обратно. – Ты знаешь, как я отношусь к жалости. – Ты совсем что ли... – Глеб громко выдохнул и, казалось, находился на грани того, чтобы грязно выругаться посреди кафе. – Я жалел тебя когда-нибудь? Возможно, подтирал тебе сопли, когда ты ревела из-за Вермунда? Или плакал вместе с тобой над очередной мелодрамой? Послушай меня и пойми, наконец: жалость – это последнее чувство, которое я буду испытывать к тебе. Я делаю это, потому что ты мой друг и, черт возьми, заслужила! Ты рвала глотки, дралась за меня, ты пошла к охотнику, когда я загибался там, у себя в квартире. Отправилась к Вермунду, зная, как он зол. Просила за меня, и уверен, дошла бы до Первозданных. Ты заключила этот чертов договор с Чернокнижником, чтобы вытащить меня с того света. И не говори ничего об атли – я знаю, что в первую очередь ты хотела вытащить меня. Ни с кем у меня не было такого. – Ты никогда не говорил о деньгах. Я и подумать не могла... – Ты никогда не спрашивала, за кой я живу. А знаешь, почему? Тебе это абсолютно пофиг. Я же предлагал тебе, помнишь? Ну, тогда я еще напился сильно, и мне снесло крышу. Думал, не соберу мозги после этого. – Ты тогда говорил серьезно?! – ошеломленно спросила я. – Я была так зла. Хотелось тебя придушить. – Но вместо этого ты спросила, как я себя чувствую – Ты не казался мне плохим. Просто... несчастным, что ли. – Я загибался, а ты меня вытащила. А потом, в Ельце мне так захотелось поверить... – Глеб! – «Не начинай!», я знаю. Не буду. Я принимаю тебя такой, какая ты есть. Принимаю тебя, и его в тебе, потому что, кажется, он въелся тебе под кожу. Но в ту ночь для меня в тебе его не было ни капли. Ни одной гребаной капли! – Глеб вздохнул и отвернулся, было видно, что ему тяжело дается разговор. Мне он тоже тяжело давался – сердце стучало так сильно, что было больно дышать. – Просто прими то, что я тебе предлагаю, Полевая. Это не плата за дружбу и не жалость. Я делю с тобой все по-братски, потому что мне больше не с кем это делить. У меня никого нет. Мне почему-то вспомнился мальчик – улыбающийся, на пляже с ракушкой в руке. Тот самый, что остался на фото в ныне заброшенном доме Ольги Измайловой. Не умеющий прощать. И захотелось стукнуть его по голове. Сказать: «Посмотри, мир прекрасен. Если уж я это вижу, почему не видишь ты?». Но вместо этого я кивнула, взяла конверт и ключи и положила в сумочку. – Хорошо. Только у тебя есть не только я. Атли – семья, ты сам говорил. И они у тебя есть. – Возможно. Но никого из них я не чувствую в себе. Никого. Только тебя. В дом атли мы вошли молча. Не хотелось говорить, да и не нужно было. Все сказали друг другу там, в кафе. Странный день выдался. Вроде и сложный, но какой-то обнадеживающий. И чувствовала я себя усталой, но счастливой. Хотелось поскорее лечь спать – все-таки истощение еще давало о себе знать. Попрощались мы так же в тишине. Глеб порывисто обнял меня у двери комнаты и пошел к себе. Я еще какое-то время стояла и смотрела ему вслед, словно ждала, что он вернется. А когда этого не произошло, стало отчего-то невыносимо грустно. Толкнув плечом дверь, я вошла к себе... ...Он стоял у окна со сложенными за спиной руками. Сразу возникла ассоциация с человеком, у которого на плечах больше, чем он может нести. Возможно, потому, что плечи эти были слегка опущены – еле заметно для глаза, больше он себе не позволил бы. А может, это было чисто мое восприятие – все же день был трудным и насыщенным. А тут еще и он... – Что ты здесь делаешь? – осторожно спросила я, прикрывая за собой дверь. Стало еще тоскливее – тоска заполонила комнату, растеклась по полу, наползла на стены и угрожающе нависла с потолка. Из окна тонким полумесяцем скалилась луна. Небо заволокли тучи, и в голове мелькнула странная мысль, что Влад принес их с собой. – Пришел убедиться, что ты не наделала глупостей, – не оборачиваясь, бесстрастно ответил он. И от этой бесстрастности стало почему-то еще хуже. Поэтому я призвала то, что помогало мне всегда – злость. – Я не делаю глупостей! – прошипела и уронила сумку на комод. Захотелось, чтобы Влад поскорее ушел, чтобы я смогла принять душ и упасть в кровать. – Как же? А сделка с колдуном? – Он повернулся вполоборота, и хоть было темно, я отчетливо представила, как иронично изогнулась светлая бровь. – Атли живы. Если для тебя это глупости, то какой ты вождь? – Возможно, скоро у тебя будет другой. Получше. Эти слова, как ледяной душ за шиворот. Я так и застыла на месте, даже дыхание задержала от ужаса. Не нужно было объяснять, что Влад имел в виду – я и так все поняла. Медленно опустилась на кровать и помотала головой. – Не будет. Филипп не посвятит его. Если ты поговоришь с ним, он не станет... – Конечно не станет, – перебил Влад и снова отвернулся. – У Макарова на это не хватит смелости. Но этого и не потребуется. – К...как не потребуется? Сердце, казалось, поднялось к гортани и билось под подбородком. Во рту появился противный металлический привкус – привкус страха. Я слишком хорошо его изучила, и уже не могла ни с чем спутать. То был даже не страх – ужас. Дикий. Парализующий. Панический ужас, который сковывает движения и путает мысли. – Тан уже атли. Я его посвятил. – Ты?! Все, что я могла – глупо переспрашивать и ловить губами воздух. Кислорода стало катастрофически не хватать. Мне не выжить в этой комнате, в этих стенах. Слишком мало пространства, мало возможностей, мало... – Быть вождем – значит, нести ответственность. Не только за себя – за всех вас. В том числе за ваши глупые поступки. Эта работа, Полина, посложнее, чем убивать охотников кеном из ладоней. Посложнее, чем решать, когда в следующий раз подставиться под удар. Потому что нужно уметь просчитать каждый поступок и каждую ошибку. Не только свою и врага, но и таких вот... активистов, как ты.