– Не понимаю, причем тут я... В ушах шумело, и я с трудом могла различить свой голос. Тоска, окрасившись безысходностью, опустилась на плечи и надавила, делая каждое движение невероятно трудным, обременительным. Где-то на задворках сознания я уже начала понимать, но нужно было услышать. Нужно было, чтобы Влад озвучил. Как приговор. Вердикт, который не оспоришь. – Мне было семнадцать, когда Тан пришел впервые. Глеб тогда был совсем мальчишкой, но гонор у него тогда уже вырос до необъятных размеров. Он пошел против колдуна один. Никто из атли не знал, да и почувствовать не мог – Станислав уже распустил племя, энергетические потоки оборвались и, хоть мы и жили вместе – те, кто остался – ощущать друг друга не могли. – Влад оттолкнулся от подоконника, подошел и присел рядом. Он действительно был подавлен – это сквозило и в усталой иронии, и в опущенных уголках губ, и в едва заметной морщинке, появившейся на лбу. Она всегда появлялась, когда он был расстроен и хмурился. – Это безрассудство чуть не стоило Глебу жизни. Но колдун тогда уже знал мои слабости. Он криво улыбнулся, и я невольно сжала кулаки. Кого я хотела защитить? Из-за чего злилась? Ненависть к Тану, как волна – в прилив накатывает и поглощает все на своем пути. А затем отступает, царапая душу, как берег, ракушками и мелкими камнями. – Тан знал, что я не допущу смерти брата. И взамен заставил меня поклясться глубинным кеном... – Поклясться, что примешь его в атли? – вырвалось у меня. Влад посмотрел на меня, улыбнулся. От улыбки этой – циничной и злой – стало холодно. Настолько холодно, что невольно захотелось обнять себя за плечи. Но я боялась пошевелиться, продолжая, как завороженная, смотреть Владу в глаза. – Чернокнижники никогда не играют честно, пророчица, – ответил он. – Тан всегда говорит так, чтобы запутать. Чтобы ты думал, что все контролируешь. Хотя я уже тогда понимал, что это не так... – Что он потребовал? – тихо спросила я. Все еще надеясь, что услышанное не окажется убийственным для меня известием. – Тан сказал, что однажды на совете племени один из атли выступит против меня. Единственный голос в его защиту. Для меня тогда это казалось смешным и нелепым – мы ненавидели Тана. Все. Даже Станислав, который презирал меня, считал абсурдным связываться с Чернокнижником. Я невольно зажала рот ладонью. Закусила губу от злости на себя саму. Идиотка! Думала, какая-то мелочь, а теперь... Что теперь? – Он обещал, что Глеб будет жить, если я изгоню этого атли из племени. Оставлю без защиты, отвергну и забуду. Я поклялся тогда, над телом умирающего брата. Ведь что значила жизнь предателя по сравнению с жизнью того, в чьих жилах текла моя кровь? – Глеб не говорил мне... – глухо произнесла я. Замолчала. Весь разговор казался каким-то нереальным и нелогичным. Почему я? Почему, черт возьми, всегда я?! – Глеб не помнит. Да и ни к чему это... Особенно теперь. Я тогда так решил, а за свои поступки нужно отвечать. – Почему ты... не изгнал меня? – Горячий воздух никак не хотел вдыхаться, царапал гортань едва сдерживаемыми слезами. – Мне, правда, нужно объяснять? – Он снова посмотрел на меня, но на этот раз насмешливо, без злости. Словно я не налажала. Действительно, что тут объяснять? Если бы Кира потребовала созвать совет, мне пришлось бы выполнять обещанное. И уйти. Навсегда уйти из племени. Одной в опасный мир, кишащий охотниками и чудовищами, о силе которых можно лишь подозревать. С моими способностями к защите сколько я продержалась бы? День? Два? Или до того, как окончательно восстановила силы? Меня резко бросило в жар. Как будто я вошла с мороза в теплый дом – даже щеки защипали. И оттого, что мы здесь вдвоем, в темноте, стало совсем не по себе. Словно я делаю что-то неправильное и постыдное. У него есть невеста, твердила я себе. Скоро свадьба. Забудь. Не мучайся. В груди заныло, тупая боль охватила даже легкие, и дышать стало трудно. Я отвела взгляд, стараясь сбросить с себя, избавиться от наваждения. Но оно проникло в воздух, а не дышать я не умела. Я сглотнула и тихо спросила: – И что теперь? – Ничего. Жизнь продолжается, и я не сдаюсь. – Тан переедет к нам? Будет жить с атли? Влад пожал плечами. – Если захочет. «А потом?» – захотелось спросить мне, но я не спросила. Так и осталась сидеть, глядя на скомканные, трясущиеся ладони, постепенно заполняясь стыдом от совершенного поступка. Но разве я могла иначе? Разве хватило бы у меня сил тогда отказаться, выстоять под пронизывающим, черным взглядом? Разве могла я сказать «нет», когда колдун предлагал вернуть тех, кто погиб из-за меня? Что ж, возможно, скоро из-за меня погибнет еще кое-кто... В угнетающей тишине я четко слышала дикий треск ломающихся досок – так разрываются шаблоны, разрушаются принципы под натиском жестокой реальности, от которой не укроют лозунги о красивой правде. Смерть выжигает обиды едким, пронизывающим взглядом. И становится все равно, ведь перед ней все мы равны – и преданный, и предатель. Как и перед любовью. Я нашла его ладонь – теплую, живую. Сама потянулась. Нуждалась в нем сильно, до тянущей боли в груди, как наркоман, страдающий от ломки. Только прикоснуться – всего раз. И снова сделать вид, что мы чужие. Влад, казалось, удивился. Не ожидал. Конечно, между нами уже такая пропасть, что не преодолеть. И все мосты сгорели. Но мы атли – оба – и перед опасностью должны забыть о ненависти. Действовать заодно. Не все ли равно, что там было в прошлом, когда поединок может отобрать его у меня? У атли? У мира? Ведь оно еще живет во мне – невыносимое, сладкое чувство, патокой растекающееся в груди. Проклятие, несомненно. Еще одна причина, по которой я должна действовать. Но пока оно владеет мной, пока кровь откликается на его зов, так и хочется прижаться. Даже не прижаться – проникнуть в него – такого близкого и далекого одновременно, любимого и ненавистного, желанного и запретного... И когда я успела его обнять? Или он меня обнял? Неважно... Хорошо. Пусть мне сегодня будет хорошо. Я уткнулась носом Владу в ключицу и закрыла глаза. Жутко хотелось спать – вот прямо так и уснуть, сидя. Но понимала, что это глупые, детские желания. Нужно быть сильной и независимой. Как сегодня утром. Странно, но рядом с Владом я всегда была все той же семнадцатилетней девчонкой с растрепанной косичкой. Я нехотя отстранилась, заправила волосы за уши и, глядя перед собой, спросила: – Брак с Ириной поможет? Союз с митаки... – Иван позаботится о вас, если мои дела с Таном пойдут не так хорошо, как планируется, – закончил за меня Влад. – И вот еще что... дай телефон. Я послушно вытащила мобильный, он вбил туда новый контакт и подписал: «Даша». Ах да, его заграничная подруга. Та, с которой он так трепетно разговаривал в больнице. Я нахмурилась. – Если все будет совсем плохо, позвони по этому номеру, поняла? Я сглотнула колючий ком. Ну почему так, а? Почему он сейчас заботится, а назавтра причиняет такую боль, стерпеть которую невозможно? Почему обнимает, а потом уходит к другой? Оставляя после себя холод – пронизывающий и гнетущий озноб отчаяния. – Плохо не будет, – прошептала я и повторила для верности: – Не будет. – Конечно, не будет. – Влад кивнул и погладил меня по щеке. Поправил воротник моей куртки. – На всякий случай. – Я хочу съехать, – честно призналась я. – Особенно теперь, если Тан... И Киру заберу с собой. – Нет, – твердо ответил Влад. – Кира останется. Мне показалось, он будет злиться, но я ошиблась. Его лицо смягчилось, и он добавил уже спокойнее: – Пусть будет здесь, под моим присмотром. Все же защитница из тебя никакая. – Помолчал немного. – Где будешь жить? – У Глеба. То есть... в его квартире. На Достоевского. – Да, у него там знатное жилище. Просторное, главное. Правда, спать придется на полу. Я улыбнулась шутке и поймала себя на мысли, что не хочу, чтобы Влад уходил. Даже несмотря на то, что устала, и слипаются глаза, а сила земного притяжения так и клонит к кровати. – Глеб сказал, мебель будет со дня на день. – Измайлов такой заботливый. Скажи еще, что будет тебя содержать. Отвернулся. Обиделся. Без повода – но ему никогда не нужен повод. После всего, что у нас было. – Как-то оскорбительно звучит, – буркнула я и нахмурилась. – Я называю это помощью. – Ну да, главное – правильно назвать. – Кому, как не тебе, это знать. – Когда ты язвишь, ты несносна. – Ты тоже не подарок! – Нам обязательно ссориться? – Нет. – Я вздохнула. – Я вообще не хочу с тобой ссориться. От этих ссор я устаю больше, чем от нали. – Не только ты. Тяжело мне дается этот союз с митаки. И венчание... не так я себе это представлял.