Я слабо улыбнулась. Тело больше не болело, но усталость растеклась по нему сладкой, сонной негой. Огляделась: все тут осталось по-прежнему. За исключением совят – широкий светлый подоконник пустовал, и на него так и просился хотя бы кактус. – Слишком близко к сердцу я восприняла реализацию своего плана, – тихо сказала я. – Скорее, близко к желудку. – Мой желудок меня предал. Я с ним больше не дружу. Это же надо, так опозориться на виду у всего племени. – Шутишь? Они до сих пор в шоке. Вермунд в шоке, надо было видеть его лицо! – Видела. – Я поморщилась. – Оно избитое. – Ну а ты? – Глеб деланно отодвинулся и посмотрел на меня с хитрым прищуром. – Чувствуешь себя хозяйкой планеты? – Я? С чего бы? Только теперь заметила, что руки все еще измазаны в крови. Как и одежда. Какая гадость! Придется теперь выкинуть, а я так любила эти джинсы. – Как с чего? В тебе теперь кен колдуна. А ты не поняла – из-за этого тебя так плющило. Ножичек-то непростой оказался. Протыкаешь жилу – и вуаля – пользуйся силой. Уверен, Вермунд этого и добивался от поединка. Так что ты не только Тану нос утерла, Полевая. – Кен Тана? Во мне? – Я прислонила ладонь к животу, не в силах поверить в то, что сказал Глеб. Вязкая, темная, смолянистая субстанция теперь во мне. От этих мыслей я невольно дернулась и села. И что теперь делать с ней? Душ я приняла быстро. Терлась мочалкой минуты две до красноты кожи, затем выбросила ее вместе с одеждой в мусор. Надеюсь, Влад запрячет тот нож подальше – не хочу, чтобы что-то напоминало мне о поединке. Жаль, что изнутри не отмоешься, не вычистишь жилу от темноты. Вспомнились последние слова Тана. Кому он просил не отдавать его кен? Впрочем, тут и так понятно – Владу. Еще бы колдун хотел, чтобы его наследие получил заклятый враг. Выживи... Очень странное пожелание тому, кто его убил. Вот ни капельки не верю в альтруизм Тана. Впрочем, за тысячу лет он вполне мог свихнуться. Ведь не якшался Влада вызывать, хотя, по сути, зачем ему атли? Потешить самолюбие? Кроме мыслей о навязчивой идее, ничего в голову не приходило. Я переоделась и вернулась в спальню. Глеб ушел, а у окна, глядя вдаль, как ни странно, стояла Лара. – Глеб помогает внизу, – пояснила защитница, даже не обернувшись. – Тело нужно убрать. Тело. Странное слово... Ведь совсем недавно был живой человек. Двигался, думал, говорил. А теперь его нет. И только тело – грузное, тяжелое – лежит на полу в луже крови. – Хорошо, что ты его убила! – зло произнесла Лариса и повернулась ко мне. – Это был твой самый полезный сумасшедший поступок. – Почему ты так ненавидишь его? Что Тан тебе сделал? Лара вздохнула и опустила глаза. По ее лицу пробежала непонятная тень. Испуг? Отвращение? Боль? – Единственное, что охотники не могут тронуть у нас – разум, пророчица. Пока ты соображаешь, можешь умереть достойно. Когда колдун похитил меня, он подчинил мой разум. Все, что я делала в его темной пещере – даже не знаю, пещера то была или мне привиделось – я делала по собственному желанию. Я резала себя и танцевала, измазанная в собственной крови. А потом он заживлял мои раны, и все начиналось по новой. Я лежала на грязном полу и плакала, так как не могла подняться. Хотела, но не могла. Стригла себя – по пряди в день, избавляясь от волос, а ведь именно они во многом делают меня защитницей. Готовила ему еду, стирала его вещи, словно он был... словно... – Не продолжай, – сдавленно оборвала я ее. От страшных подробностей прошлого Лары о времени, проведенном с Таном, меня передернуло. – Не знаю, как мне удалось сбежать. – Защитница вновь отвернулась и посмотрела в окно. – Наверное, он позволил. Я даже не помню, как дошла до квартиры Филиппа. Он и спрятал меня в Австрии. Никто, даже Влад, не знал, жива ли я. Но так было лучше. Ведь, похитив меня, колдун мог повлиять на него. А потом Станислав распустил атли. Я так и не смогла вернуться... Боялась. Так боялась, что просыпалась среди ночи от собственного крика. Потому что во сне я не могла кричать. Каждую ночь во сне он приказывал мне молчать. Он приказывал, и я не могла ослушаться. – Мне жаль, Лара. – Не стоит жалеть меня. Я пережила. И ты переживешь. Я хотела ответить, но дверь с шумом распахнулась и на пороге появилась Рита. Лицо у нее было такое, будто Тан восстал из мертвых. У меня даже сердце ёкнуло. – Там... там... – Она продолжала бы открывать рот и что-то бормотать, если бы Лара не прервала решительно: – Что? Говори! – Поединок. Еще один. – Тяжело дыша, выдала, наконец, Рита. – Филипп... – Черт! – громко сказала защитница и быстро вышла из комнаты. Я еще не до конца поняла, что произошло, но интуитивно выбежала за ней, а за мной, едва поспевая, семенила Рита. Спортзал был убран до блеска. Тело Тана унесли, пол вымыли и, казалось, натерли воском. Я даже удивилась, как быстро можно скрыть следы убийства и создать видимость обыденности. Впрочем, обыденность это мало напоминало. Атли, так же, как и час назад, стояли у стен, а на «поле боя» теперь находилась новая пара. Вернее, новым в этой паре был Филипп, крепко сжимающий меч Тана. Влад стоял неподалеку, небрежно держа ритуальный нож Чернокнижника и, казалось, скучал. Впрочем, от его вида у меня все еще бежали по коже неприятные мурашки. Видно было, что он устал и ему трудно стоять. – Ну вот, все собрались, Вермунд, – зло выплюнул Филипп. – Пора решить это раз и навсегда! – Давай решим, а то отдохнуть охота, – небрежно ответил Влад и пристально посмотрел мне в глаза. Хорошо, что он не смотрел так, когда я дралась с Таном. Тогда бы у меня точно ничего не вышло. Такое впечатление, что все внутри плавилось под этим взглядом. Было в нем что-то новое, неизвестное. И это «что-то» не понравилось мне. Поэтому я перевела взгляд на Филиппа и строго спросила: – Какого черта ты творишь?! Более подлого поступка вообразить себе было сложно. Влада ослабил поединок с колдуном, а у Филиппа в руках был заговоренный Таном меч. Хотя возможно, после смерти Чернокнижника он снова превратился в обычный кусок железа... Но все же это был отличный шанс стать вождем. – Это только между мной и Владом, – не глядя на меня, ответил жрец. – И только посмей вмешаться – тебя будут судить, пророчица! Они все забыли мое имя? – Тогда я не буду сожалеть, если ты умрешь, – зло сказала я. – Возможно, сегодня умру не я. Влад сдержанно засмеялся – видно было, что любое движение причиняет ему боль. – Серьезно, жрец? Хочешь выставить себя на посмешище – вперед, только побыстрее. – Будешь драться с ним, несмотря на то, что он едва стоит? – не унималась я. Почему-то в тот момент мне стало реально страшно. Ведь от Тана я знала, чего ждать. Но Филипп... Почему-то показалось, что предали меня. – Да брось, Полина, – улыбнулся Влад. – Это же Макаров. Все закончится быстро. Филипп разозлился. У него даже ноздри раздулись от этих слов, и он стремительно ринулся вперед. Гнев – не лучший помощник в битве. Мозги туманит, а сил не придает. Другое дело злость – осознанная, яркая, но не слепящая вспышка. Филипп Макаров ужасно дрался. Да он и не дрался, по сути. Бежал с мечом наперевес. Влад ловко увернулся – откуда и силы взялись, ногой с разворота выбил меч из руки жреца, а его самого пнул, и тот гулко рухнул на пол. Да уж, действительно позорное поражение, не хотела бы я вот так валяться. Влад поднял меч колдуна, приставил его к горлу Филиппа и прошипел: – Прибить тебя, что ли? Филипп – бледный, запыхавшийся – смотрел на него снизу вверх и молчал. – Ну, кто-нибудь еще хочет попытать счастья? – резко спросил Влад, не сводя с него ненавидящего взгляда. Теперь эти двое никогда не помирятся, подумалось мне. Он отступил на шаг, давая возможность Филиппу подняться. – Я жду. – Я принимаю твою власть надо мной, – сцепив зубы, выдохнул жрец и закрыл глаза. Присяга прошла быстро. Все устали и вымотались, особенно Влад. Я смотрела на Киру, понурившуюся в дальнем углу, брошенную и несчастную, и подумала, что худшей жизни для себя не могу представить. Убить любимого дочери. На ее глазах. Что может быть ужаснее? На меня навалилось бессилие. Темный кен колдуна разлился по венам, тяготил и дурманил голову. Или то были мрачные мысли? Я преклонила колени почти беспристрастно, с таким же безразличием выдержала горящий взгляд Влада. Даже не размышляла, что он может значить. Зачем? Все закончилось. Поросло былью, осталось за чертой. Кира посмотрела на меня как-то резко, а затем быстро покинула спортзал. Я закрыла глаза. Она никогда меня не простит. Никогда... Моя дочь теперь до смерти будет меня ненавидеть.