Прохладные пальцы прошлись по коже моей щеки, и я со свистом выдохнула. В груди нестерпимо жгло, колени подкашивались. Обычный охотник, Полина. Он обычный охотник. Даже не древний. Тебе вообще не стоит его бояться. У него нет власти над тобой. Но она была. Бен даже не касался моей жилы, а я уже умирала от страха. – А ведь ты была так близко от величия, – хрипло прошептал охотник. – И так бездарно распорядилась благодатью. Глупая зверушка! – Мишель не погладит тебя по головке, если ты меня убьешь, – стараясь сохранять уверенность в голосе, сказала я и вздернула подбородок. Нельзя показывать, что я боюсь. Уверенность и упорство – ключ к спасению. Мне нужно лишь потянуть время. Помощь придет. – Он разозлится, – согласился Бенджамин и прищурился, – если узнает. – Я не пила ясновидцев. Никогда. Я сольвейг, мне это не нужно. Охотники призваны убивать тех, кто причиняет вред, а я ничего не сделала! Подумала, если попытаюсь с ним поговорить, как с Андреем, Бен прислушается, но он лишь звонко рассмеялся, крепко схватил меня за горло и прижал к стене. – Да мне глубоко плевать, кто ты такая! Я хочу тебя и я тебя получу. Тебе понравится, малышка, я буду нежен. Он развернулся и швырнул меня на кровать. Мной завладела паника – леденящая, сводящая с ума. Так страшно мне, наверное, не было никогда. Я закричала, перекатилась и вскочила на ноги, но Бен был тут как тут. Взмахнул рукой, щеку обожгло, в ушах зазвенело, и я вновь упала. Слезы полились градом, а я только и могла, что умолять: – Пожалуйста, прошу, не надо... Ненавидела себя за слабость, но сил не было – словно откуда-то из души выдернули пробку, и вся сила вышла через нее в сток. А на ее месте воцарился страх – я захлебывалась им, тонула и все больше отдавалась предательской панике. Бен, казалось, не слышал – он был увлечен процессом. Медленно, размеренно расстегивал пуговицы на своей рубашке, в то время как его щупальца крепко держали мою жилу. Я зажмурилась, глотая слезы и шепча про себя: «Нет, нет, только не это!» Кричать уже не могла – горло парализовало. Руки одеревенели и не слушались, и все, что я могла – лежать, раскинувшись, на постели и ждать, когда охотник разденется. Цепкие пальцы ухватили меня за подбородок и крепко, до боли, сжали. – Не смей закрывать глаза! – прошипел Бен. – Смотри на меня. А потом я услышала треск собственной одежды – тонкий трикотаж легко порвался, и по коже груди пробежался сквозняк. Бог мой, если Бен сделает то же с бельем, я просто умру, не дождавшись самого «действа». Умру от ужаса, бессилия и дикого отчаяния. – Я не буду торопиться, – почти ласково произнес охотник, его рука спустилась по моему животу и скользнула к пуговице джинсов. – Позволю тебе насладиться каждой секундой. – Извини, но это не твоя ягодка, – прорычал кто-то совсем рядом, путы щупалец ослабли, и охотника сорвало с меня невидимой силой. Я хватала губами воздух, все еще не понимая, что происходит, а потом кто-то обнял меня и прижал к себе. – Все хорошо, девочка, – прошептал этот кто-то мне в затылок голосом Мирослава, а я все продолжала задыхаться от ужаса, всхлипывать и дрожать. – Все закончилось. – Называешь нас зверушками, – продолжал другой, рычащий, голос. – Так умри, как зверь, малодушная тварь! Послышался какой-то грохот, и я слегка высвободилась, чтобы посмотреть, что происходит. Бен полусидел в углу, рядом с разломанным стулом, и смотрел на меня вытаращенными глазами, словно я могла как-то ему помочь. Затем его рот комично открылся, как у рыбы на берегу, и он перевел взгляд на свой живот. Дернулся два раза в конвульсиях и обмяк. В комнате повисла звенящая тишина. Я слышала лишь, как рука Мирослава с шелестящим звуком гладила меня по волосам. Еле справляясь с истерикой, перевела взгляд на Влада. Он на меня не смотрел, тяжело дышал и все еще был поглощен мертвым охотником. Потом медленно повернулся к нам, и я встретилась взглядом с холодными зелеными глазами. – Убери это отсюда, Теплов, – тихо сказал он, и я сильнее вжалась в Мирослава. Казалось, Влад меня способен прибить на расстоянии, даже не приближаясь, и оставаться с ним один на один сейчас – не лучшая идея. – Влад, давай успокоимся, – словно прочитав мои мысли, тихо произнес Мирослав. – Я виноват, со мной и разбирайся. Не трогай девочку, ей и так досталось. – Я прошу тебя, выйди. И это, – он махнул рукой в сторону лежащего в углу охотника, – забери. Видеть не могу! Мирослав немного помедлил, а потом выпустил меня из объятий. Страх тут же вернулся, холод тоже, и я сжалась, подтянув колени к подбородку. Краем глаза увидела, как Мир подхватил Бена, перекинул через плечо и вынес из комнаты. Дверь за ним закрылась, и мы с Владом остались наедине. Напряжение сгустилось, заполонило комнату и стало невыносимым. Стук моего сердца, казалось, был слышен в долине. Я сидела на кровати, боясь пошевелиться, произнести хоть слово или отвести взгляд. Чертов страх! Ненавижу. Именно из-за собственного страха я оказалась в такой унизительной ситуации. А ведь раньше могла убить охотника за секунду. Да Бен даже пикнуть не успел бы! Что произошло со мной за эти полгода? Неужели смерть Тана сделала меня слабой и беззащитной? Как раньше... Нет, я никогда не стану такой больше! Ни за что. Я громко выдохнула и поджала колени еще сильнее. – Тебе понравилось? – вкрадчиво спросил Влад, и я с недоумением посмотрела на него. Дрожь все никак не унималась, меня колотило так, что даже кровать скрипела. – Что? – Понравилось, спрашиваю, делать это с охотником? – Ты в своем уме? – Нужно было дать ему проучить тебя, как следует. Но я не мог позволить ему убить тебя – должен сделать это сам. От этих слов мне стало совсем плохо. Горло полыхнуло обидой, глаза наполнились слезами, я уткнулась носом в колени и разревелась. Не помню, когда в последний раз так плакала. Рыдания были такими сильными, что болели ребра и живот. Саднила щека, по которой заехал Бен, и висок. Не хватало еще синяка. Вот позорище! Кровать продавилась, Влад сел рядом, бесцеремонно посадил меня на колени и прижал к себе. Как ребенка. Я разрыдалась еще сильнее – теперь уже громко, не сдерживаясь. Обняла его за шею и зажмурилась. Хотелось представить, что ничего не было, что это только приснилось мне. И в то же время я поняла, что впервые за последние несколько месяцев по-настоящему счастлива. В груди – на месте привычного подвального холода – разлилось тепло. Жар разгорался сильнее, поднимаясь к горлу, и спускаясь к животу. Раздраженная щупальцами охотника жила звенела, напрягалась и ныла. Влад молчал и обнимал меня. Не ругал, не жалел. Просто обнимал. И мне стало так хорошо, что я размякла, прижалась щекой к его ключице и ревела. А со слезами выходили страх и отчаяние. Постепенно слезы закончились, я всхлипывала все реже и просто сидела, боясь разрушить внезапную гармонию и прогнать тепло из груди. Он спас меня. Снова. Как же приятно это осознавать! Хватит уже врать себе, Полина. От этого одни разочарования. Наверное, Влад был прав тогда – никакого проклятия не было. Мне просто было удобно прикрывать им неугодные эмоции. Я еще крепче обняла его и прошептала в самое ухо: – Спасибо! Влад отстранил меня, крепко сжал плечи и проникновенно сказал: – Если ты еще раз так поступишь и выживешь, я лично тебя выпорю – неделю сесть не сможешь! Поняла? Я машинально кивнула. Спорить не хотелось, да и сейчас чревато было. Пусть ругается. Главное, что он здесь, со мной, и больше никакие охотники не пытаются стянуть с меня штаны. Но Влад больше не ругался. Смотрел как-то странно, пристально, и от этого взгляда тепло в груди превратилось в пожар – дикий, неукротимый. Его пальцы скользнули к моей щеке и убрали волосы с лица. – Больно? Я помотала головой. Больно? Да я вообще себя с трудом ощущаю. А в голове совсем другие мысли... Или их нет совсем? Влад поцеловал меня в висок, и с моих губ сорвался непроизвольный стон. – Как же ты меня бесишь! – прошептал он совершенно беззлобно. Я закрыла глаза и запустила пальцы ему в волосы. К черту! Устала. Идет война, я могу умереть и не ощутить больше счастья. Нашла его губы – горячие, требовательные. Забыть обо всем, просто наслаждаться. Никуда не выходить. Остаться здесь, забаррикадировать дверь и никого не впускать. Я снова ощутила спиной упругий матрас и вздрогнула – на этот раз не от страха. От предвкушения. Как долго я врала себе, что не хочу его? Врать себе – неблагодарное дело... Разорванная туника полетела на пол, туда же отправились злосчастные джинсы и остальная одежда. А за окном продолжал жить мир. Реальный, беспощадный, опасный. С охотниками, загадками, ловушками. Там остались рамки, разделяющие нас навсегда. Ложь и предательство. Венчание с другой. Отношения с другим. Страхи. В той комнате и в тот момент ничего этого не существовало для меня.