Обороняться там можно неделями, были бы патроны. А вот их-то почти и не осталось… — Сколько? — По десятку на человека, не больше, — ответил Фокадан полковнику. — Прикажи отдать патроны лучшим стрелкам. — Уже. — Остальным примкнуть штыки и молиться. Молитвы… не то чтобы Алекс атеист… в Бога он верил, а вот в Религию — нет. Так что попаданец просто взял патроны и начал неторопливо выцеливать наступающих конфедератов, стараясь не обращать внимания на пролетавшие рядом пули и взрывающие землю снаряды. Задержать дыхание… и успокоить дрожь тела. Мягкое нажатие на спусковой крючок и тело в сером падает на влажную от крови землю. Атаку отбили, но генерал Худ, недавно назначенный командующим вместо Джонстона, лично повёл южан в атаку. Воодушевившиеся конфедераты, любившие одного из самых харизматичных и молодых генералов, шли в полный рост, с развевающими знамёнами. — Я убил его, командир, убил! — Ликующе заорал Джейкоб О,Майли, опуская ружьё. Генерал Худ повалился навзничь, убитый одним из телохранителей Фокадана. Мятежники издали знаменитый боевой клич и бросились на позиции кельтов бегом, выставив штыки. Кельты дрогнули… они всё-таки инженерное подразделение и не привыкли к штыковым! Алекс, сам от себя не ожидая, заорал: — Эйрин го бра! Рванул из ножен саблю и шагнул за брустверы. — Эйрин го бра! — В нескольких десятках метрах от него на валу стоял бедный как смерть Фред с винтовкой наперевес. — Эйрин го бра! — Заорал Ле Труа. — Эйрин го бра! — Поднялись члены ИРА, а за ними и все солдаты. Какое-то дикое веселье накатило на кельтов, да и Алекс понял впервые — что значит Упоение в бою. Глаза начало заливать кровью из рассечённого осколком лба, он вытер лоб рукавом и зло оскалился. Прыжок вниз, к набегающим врагам, укол саблей, и вот один из мятежников падает с распоротым животом, суча ногами. Уклонившись от неуклюжего штыкового удара немолодого мужчины с вислыми чёрными усами и офицерскими эполетами, Алекс резанул клинком по горлу врага и лишь после этого вспомнил, что у него есть револьверы. Заряженные! Выстрелы прозвучали очень быстро, и в такой тесноте ни один не пропал даром. Пуля с такого расстояния — смерть почти верная, кто не умрёт сразу, того затопчут чуть погодя. На расчищенное пространство пробились телохранители, и Алекс мигом оказался в тесном кольце, прикрытый от штыковых и сабельных ударов. Но он не бездействовал, длинные руки позволяли наносить уколы из-за спин солдат. Ещё трое на его счету… Окружающие его телохранители начали умирать один за другим, да и сам попаданец приготовился у смерти… Страшно не было, вылез дурной азарт и желание взять с собой на тот свет побольше врагов. Тут заговорили пушки северян, Томас всё-таки пришёл на выручку, подтянув несколько батарей, и отчаянные артиллеристы открыли огонь по мятежникам прямой наводкой. Конфедераты принялись отступать, и будь у кельтов патроны, это отступление перешло бы в бегство. Но и без того Битва у Персикового Ручья стала безоговорочной победой Севера. Глава тридцать первая Во время битвы на Персиковом Ручье убили свыше четырёхсот двадцати солдат бригады, а позже от ранений скончалось ещё более двухсот шестидесяти. Почти семьсот человек в общей сложности! Ещё несколько десятков человек стали инвалидами. Страшные потери, особенно для землячества, где все приходятся друг другу если не родственниками и друзьями, то родственниками друзей. Кельтику отвели от Атланты на переформирование. По существующим правилам, в таких случаях подразделения отводили в тыл не на пару десятков миль, а как минимум на пару сотен, но очень уж тяжело шли бои. Бригада являлась ещё и резервом на случай, если вовсе уж прижмёт. Если бы не то, что большая часть бойцов после жестокой рукопашной имела ранения, то пожалуй, даже отводить в тыл бригаду не стали. После гибели излишне лихого Худа, положившего в бесплодных атаках на позиции северян по меньшей мере пять тысяч своих солдат убитыми и тяжело раненными, командование перешло к Пьеру Густаву Тутану де Борегару, выходцу из креольской семьи Нового Орлеана. Северяне сразу ощутили разницу, очень неприятную для них. Конфедерация больше не проводила лихих атак в стиле Впереди командир на лихом коне, (чем печально прославился Худ) действуя умело и осторожно, от обороны. При малейшей возможности Борегар контратаковал, да так грамотно, что процент потерь впервые за последний год начал складывать не в пользу северян. Поразительный факт, если вспомнить, что большая часть армии Конфедерации состоит ныне из мальчишек и пожилых людей. В первых числах августа последовал тяжелейший разгром восточной армии северян под командованием Оливера Ховарда, совершившего неудачную попытку пройти к городу со стороны западного фланга. Из тринадцати тысяч северян, участвовавших в том бою, свыше десяти тысяч человек погибли. Почти полторы тысячи попали в плен, а остальные выжившие разбежались по окрестностям и если не попались озлобленным южанам, попомнившим северянам тактику выжженной земли, то в большинстве своём дезертировали. Назад вернулось менее полусотни израненных бойцов, что сильно подорвало моральный дух северян. Большую часть пленных южане благородно вернули под слово. Следует учесть, что почти все попавшие в плен жестоко изранены и в ближайшее время, если не навсегда, никуда не годились даже как работники, так что получался не столько красивый жест, сколько дополнительный удар по экономике и морали северян. Потери Конфедерации в этом бою минимальны. Борегар поймал противника в классическую артиллерийскую ловушку, довершив разгром кавалерийской атакой. Собственно, если бы не излишняя лихость одного из последователей генерала Худа, поднявшего конницу, потерь у конфедератов и вовсе не случилось бы. Атланту не удалось окружить с трёх сторон, южанам не пришлось растягивать коммуникации для защиты города. Силы сторон немного сравнялись и позиция стала патовой. Даже последнему негру из обоза Шермана стало понятно, что война затягивается и взятия Атланты в ближайшие месяцы ожидать не стоит. Боевой дух армии Союза сильно упал, снова началось дезертирство и невозвращение из отпусков, а врачи набивали карманы серебром, выискивая у желающих всяческие болезни, мешающие служить. Север и без того испытывал трудности с мотивацией бойцов — настолько, что комиссары в агитационных речах опирались скорее на закон о гомстедах, чем на патриотизм. Ранее он тормозился промышленниками Союза, не без оснований опасавшихся, что они останутся без дешёвой рабочей силы. Во время войны, в попытках привлечь людей в армию и на флот, на Севере приняли ряд подобных актов. Потому и потянулись в армию добровольцы, в качестве морковки перед носом которых маячила собственная земля. Неплохая мотивация, спора нет… вот только у конфедератов в качестве мотивации защита Родины. Шерман с его тактикой выжженной земли стал хорошим стимулом драться до последнего. Конфедераты и так не слишком-то часто сдавались, прекрасно зная, что ожидает их в концентрационных лагерях. А после достопамятного закона и вовсе… теперь южане погибали, вцепившись зубами в горло врага. Порой буквально. * * * В Кельтику приходило пополнение, и что радовало — не только сырые новобранцы из Нью-Йорка. Ирландцы стремились перевестись в свою бригаду из самых разных частей армии Севера. Количество претендентов так велико, что Ле Труа всерьёз подумывал о конкурсной основе. — Подавай заявку на формирование дивизии, — предложил Алекс негромко, осматривая вместе с командиром прибывшее подкрепленье. Они ходили чуть поодаль от строя, не мешая офицерам выискивать нужных им людей, ориентируясь на землячества, рабочие специальности и уже имеющийся воинский опыт. При ходьбе оба тяжело опирались на трости — у француза виной тому дружественная картечь в последнем бою, а у попаданца — колотая рана бедра, не слишком глубокая, но очень уж болезненная. — Думаешь? — Остро глянул француз, и Алекс опять почувствовал себя на экзамене. — Самое время. Ирландцы с охотой пойдут служить туда, где их не считают белыми неграми и не гнобят всячески — то есть подальше от англосаксов. Такие части есть, но чтоб и командиры ирландцы, да снабжение нормальное — только у нас. Шерман сейчас и за соломинку ухватится, дабы получить боеспособную часть, а уж мы-то к числу лучших относимся, как ни крути. Он не глуп и прекрасно понимает, что добровольцы, воюющие среди своих, куда как лучшие солдаты, чем третируемые белые негры в подразделениях англосаксов. — Этого мало, — полковник резко отмахнулся, — даже награждение бригады провели без лишнего пафоса, дабы не раздражать англосаксов. Вся армия обделалась, и только Кельтика выстояла! Ирлашки! Попытались славу на артиллерию переложить, а там… Алекс засмеялся тихонечко вспоминая забавный момент — сильно не мог, при резких движениях всё ещё болели заживающие рёбра, ещё один привет битвы у Персикового Ручья. Они с офицерами бригады пришли (в его случае — принесли в портшезе) проставиться артиллеристам за спасение. Сидели, выпивали… В расположение влетел комиссар из Вашингтона и сходу начал речь перед артиллеристами. — Храбрые герои, истинные янки, вставшие на пути мятежников, — а командир в ответ на ломаном английском, — Помедленней, пожалуйста, мои парни ваш язык плохо понимают. Ну да, откуда бы понимать английский прусским добровольцам? По некоторым оговоркам — вполне себе кадровым воякам, не уволившимся со службы, а отправленным в командировку. Опыт в большой и желательно чужой войне — дело стоящее. Пусть к Гражданской войне в САСШ относились в Европе скорее пренебрежительно, но это всё-таки война большая, с манёврами через полматерика. В итоге героев битвы у Персикового Ручья наградили щедро, но без лишних слов. В речах и в газетных заметках упирали всё больше на наших парней, стараясь не упоминать конкретные части. Вторую Медаль Почёта в качестве награды получил Ле Труа, ей же наградили ещё шестерых офицеров и девять сержантов и рядовых. Остальные получили медали, причём иногда по две-три сразу, как сам попаданец. Алекс довольно цинично (и логично) предположил, что этими наградами пытаются поднять боевой дух войск. Дескать — смотрите, какие у нас храбрые герои! Равняйтесь на них! Одновременно с этим вышел указ Линкольна о пенсиях и льготах (весьма скромных) для кавалеров, их вдов и детей (до совершеннолетия), и в общем-то сработало. Дезертирство на нет не сошло, но солдаты, оставшиеся верными присяге, прямо-таки загорелись мыслями о наградах. С денежными выплатами-то… Наградили бригаду и Благодарностью от президента, что позволило прикрепить к уже имеющейся планке дубовую ветвь. Очень престижно, между прочим. Ещё Благодарность от командующего, что позволило прикрепить всем бойцам очередную планку с правой стороны груди. Памятная медаль Битва на Персиковом Ручье, выданная всем участникам. Главной наградой стало присвоение федеральных званий всем без исключения военнослужащим бригады. Вроде и мелочь в военное время… но тем самым правительство брало на себя некие обязательства по отношению к ветеранам, возможность продолжить службу уже после войны. А ещё — де юре утвердило первую федеральную часть САСШ, сформированную по национальному признаку. Это создало очень интересный прецедент и по слухам, о создании таких частей начали поговаривать в других землячествах САСШ, а кое-где и активно пробивать их создание. Теперь заявление о стране, подобной плавильному котлу, никогда не прозвучит. Что характерно, набирать туда предполагалось не новобранцев, а отпускников и раненых солдат после лечения. Мелочь вроде бы, но Алекс предвидел яростную защиту национальными лидерами землячеств своих частей. С одной стороны — неплохо, будет кому проследить за снабжением и моральным духом. С другой… в бой такие части рваться не будут. Он помнил, как тяжело восприняли потери бойцы Кельтики — прежде всего потому, что это не случайные люди, которых судьба свела с тобой на время, а родные, друзья, и по меньшей мере земляки. После битвы решили изменить знамя части — теперь лиру на нём окружали слова Эйрин го бра латиницей и огамой, замыкавших арфу в круг. Между прочим, не абы как… два алфавита по кругу символизировали, что некогда кельты говорили на родном языке, сейчас на чужом, но придёт время, и они вернутся к родным истокам. — Подавай заявку на дивизию, — сказал Алекс, когда они вернулись в штабную палатку, — сейчас тебя поддержат. — Сейчас? — Франция, Мексика… дальше объяснять? Ле Труа дёрнулся было, открыл рот и снова его закрыл. — Думаешь, Франция влезет в войну? — Влезет или нет, сказать сложно, это больше от действий в Европе зависит, чем от нас. Но что лезет, это факт.