Часть 44 из 55 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,
Как я хочу к ним прижаться сейчас губами…
Темная ночь разделяет, любимая, нас,
И тревожная черная степь пролегла между нами.
Верю в тебя, дорогую подругу мою,
Эта вера от пули меня темной ночью хранила.
Радостно мне, я спокоен в смертельном бою,
Знаю, встретишь с любовью меня, что б со мной ни случилось.
Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи,
Вот и теперь надо мною она кружится…
Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь,
И поэтому, знаю, со мной ничего не случится!
Лира внимательно вслушивалась в свою песню, обняв мужа под одеялом и взволнованно шмыгая носиком. Попаданец в такие моменты чувствовал себя неловко, заимствовать что-то чужое казалось особенно неприятным. Есть ведь и собственные заслуги, а в будущем грозит и пара строк в учебниках истории.
Но открывать супруге древних авторов не спешил. Всё-таки она женщина, со всеми достоинствами и недостатками. Поделится ещё информацией с подругой по секрету, и всё… конец планам по возвеличиванию ИРА.
А пока ни чего так получается… стихи Патрика напечатали в местных газетах. Напечатали скорее на фоне эйфории после заключения мира, да ради экзотики — необычный слог и необычная история поэта. Пленный офицер Союза, многократно отмеченный за храбрость, в том числе и Медалью Почёта.
Ничего так… обсуждают. Хвалят, ругают… но ясно уже, что новое направление поэзии родилось. Не всем оно нравится, но Патрика признали.
* * *
Нью-Йорк в январе не самое приятное место. Погода постоянно меняется, неизменна только вечная сырость. Лёгкий морозец с ветерком может внезапно смениться солнышком и полнейшим безветрием, а через полчаса начнётся сильнейший ветер с дождём и срывающимся градом. Как ни оденься, всё едино не угадаешь.
Алекс степенно вышел из вагона первого класса при полном параде. На перроне начали собираться вояки из Кельтики, ехавшие в том же поезде. В Атланте оставались к тому времени только инвалиды, которых он сейчас и сопровождал, так что зрелище получилось тяжёлым.
Подозвав жестом носильщика, майор объяснил ему ситуацию.
— Давай-ка извозчиков собирай здесь, дружок. Сам понимаешь, такой вот инвалидной командой пешком да на конках тяжеловато добираться будет.
— До Медовых Покоев? — Уточнил пожилой носильщик с характерным польским акцентом.
— Да.
— Хорошо хоть есть куда, — непонятно вздохнул мужчина и видя, что майор показала заинтересованность к разговору, добавил:
— Плохо здесь сейчас. Кельтика для своих хоть жильё какое-то выбила из городских властей, да Медовые Покои построили. Остальным же… хоть в петлю лезь. Работы нет, цены подскочили так, что не допрыгнешь, люди злые. Чуть что, за оружие хватаются, а оно сейчас едва ли не у каждого. Не вы одни с ружьями да пистолетами вернулись, — кивнул поляк на оружие, — другие так же. И убивать привыкли… А терять-то теперь многим и ничего, так что и умирать не боятся.
Фокадан кивнул задумчиво, уже получив некоторое представление о сложившейся ситуации из писем. Носильщику мог бы сказать, что будет ещё хуже… но промолчал. Через пятнадцать минут к вокзалу подтянулись возчики, и его инвалидная команда начала рассаживаться с помощью жён, сестёр и матерей, сопровождавших солдат в этой нелёгкой поездке.
Виды Нью-Йорка не радуют. Вроде всё как обычно — эклектичная смесь богатства и нищеты, но сейчас возникло какое-то давящее ощущение. Попаданец решил, что это ему мерещится, но нет. Сидевший рядом Фред молчалив и мрачен, да и с возков как-то не слышалось возгласов радости, характерных для людей, возвратившихся домой.
Лира и Мэй тихонечко переговариваются, не тревожа мужчин.
— Глянь-ка, — Фред совершенно невоспитанно ткнул пальцем, — сколько таких уже проехали?
Алекс присвистнул еле слышно, приглядевшись: достаточно приличный район, но попадались пятна копоти на стенах зданий — не до конца устранённые последствия пожаров. Виднелись и следы от пуль — нехарактерное явление для мирного города. А главное — люди. Очень много мужчин на улицах, праздно шатающихся и сидящих прямо на тротуарах и мостовых.
Укорив себя за невнимательность, бывший студент начал рассматривать окрестности, и увиденное всё больше и больше не нравилось ему.
В ирландском квартале инвалидов уже встречали.
— Что ж ты телеграмму не послал? — С укором сказал Кейси после объятий.
— Побоялся, как бы за манифестацию не приняли. Несколько сот ирландцев, собравшихся вместе — неизвестно, как власти отреагируют. Да и горожане… настроения сейчас тяжёлые, от любой мелочи вспыхнуть могут.
Кейси помрачнел…
— Позже все расскажу, ситуация ещё хуже, чем кажется.
— Здесь остановитесь, — веско сказал Папаша, пригладив усы, — Кейси прав.
После ванны и ужина началось собрание ИРА в расширенном составе. На фронте в организацию вступили новые люди, многие из которых показали себя умелыми командирами.
Достойных оказалось много, почти сто человек. Благо, при постройке квартала здание под штаб запланировали заранее.
Кейси, как наиболее осведомлённый о ситуации в городе, занял кресло председателя. Дождавшись, пока все усядутся и устроятся поудобней, он постучал молотком.
— Господа, с друзьями наговоритесь потом, у нас на повестке несколько важных вопросов, которые не стоит откладывать. Как уже все поняли, работы в городе нет, зато имеется много оружия и мужчин, привыкших этим оружием пользоваться.
— Да ясно, капитан! — донёсся с места выкрик.
— Кто там причаститься успел? — Отреагировал Фред, — не надо перебивать. Дайте сперва озвучить проблемы, потом уже спорить начнём.
— Благодарю. Как я уже сказал, оружия много, работы нет. Пояснять, что будет дальше, нужно? Ситуация осложняется сварой губернатора и мэра. Губернатор у нас пусть и демократ, но очень умеренный, сторонник президентской власти, единой и неделимой страны и прочего. А мэром избрали небезызвестного Фернандо Вуда.
— Можно?
Кейси кивнул Алекс и тот дополнил:
— Проблема в том, что Вуд в своё время был связан с бандами, в основном из меньшинств. Да, Люк, в том числе и ирландцами. Нам такое сокровище даром не надо, а он уже начал разводить новые банды. Все помнят, как весело было? И вот это веселье начнут связывать не с Вудом, а снами.
— А губернатор? — Спросили из зала.
— Та же жопа только в профиль, — переждав смешки, Алекс продолжил, — он от нас начал дистанцироваться ещё до отправки на войну, сейчас тем паче. Мы и раньше-то немало могли сделать — взять хотя бы отмену призыва в Нью-Йорке. Для него мы сейчас — первые враги. Кто сможет поднять бедноту против банкиров? Профсоюзы и ИРА. Кто самые опасные? Мы. Значит, будет давит ирландцев и ИРА всеми силам, опираясь как на войска и полицию, так и на прикормленные профсоюзы.
— Особого выборау нас нет, — подхватил Фред угрюмо, видя, что все замолчали, — нужно снова налаживать отношения с профсоюзами, да с ребятами из тех, кто повоевал. Чтоб не возникло противостояния Мы и Они.
Глава тридцать седьмая
Пять Точек распрощались со старым названием, окончательно став Медовыми Покоями — в новых картах и справочниках власти города обозначили район именно так. На этом хорошие новости заканчивались.
В середине января официально распустили Кельтику, причём офицеры узнали об этом из утренних газет. Ранее они числились в Бессрочном отпуске без сохранения содержания.
— Мило, — только и сказал попаданец, скрежетнув зубами так, что напугал жену.
— Не расстраивайся, — попыталась утешить его Лира, целуя его в макушку и вытирая пролитый кофе, — ты всё равно не хотел оставаться на службе.
— Не хотел, — согласился он, — и не хочу. Просто вот так, из газет… это не только неуважение к нам, но и тревожный сигнал. Давить будут крепко.
В штабе офицеры собрались, не сговариваясь — благо, почти все они и живут теперь в этом районе. Обговорили статью о роспуске дивизии, и что это событие несёт им лично. В помещении гул голосов, большая часть мужчин на грани бешенства из-за столь демонстративного неуважения.
— Есть ещё одна новость, — поднялся Папаша О,Брайен, перекрикивая разговоры, — начинают муниципальным жильём давить. Помните, как мы добивались жилья для семей призывников? В старых фортах и тому подобных неудобьях.
— Помним, помним, — пробурчал Доэрти, — не тяни со вступлением, чай не в театре.
Нервные смешки не смутили Томаса О,Брайена.