– И давно он служит у Гарриков? – спросила Шарлотта вслух. – С семнадцати лет, – ответила Тильда. – Сначала он был просто лакеем, но затем понравился мистеру Стивену. А до этого он был слугой у Фернивелов, но им не нужен был второй лакей, и тогда Мартин перешел к Гаррикам. – В голосе Тильды прозвучало что-то вроде гордости. Говоря эти слова, она даже распрямила плечи. В голову Шарлотте пришла забавная мысль: Телман никогда бы не согласился, чтобы его жизнь зависела от доброй воли некоего семейства, даже если эта зависимость обеспечивала бы ему крышу над головой и сытый желудок. И все же, как указала ему как-то раз Грейси за их кухонным столом, где у них вышел горячий спор по этому поводу, буквально все в той или иной степени зависимы от доброй воли других, от их умений, покровительства, дружбы и защиты. Просто одни формы зависимости не так очевидны, как другие, но это еще не значит, что они не существуют. – Похоже, что он весьма преуспел в своей профессии, – сказала она вслух. Тильда улыбнулась. – Скажите, ему нравилось у Гарриков? – Еще как! – Тильда даже подалась вперед. – Он не сказал про них ни единого плохого слова. Если бы ему не нравилось, я бы тут же узнала. Мы никогда не лгали друг другу. Шарлотта подумала, что в том, что касалось юной и наивной Тильды, возможно, так оно и было, а вот Мартин наверняка предпочитал держать кое-какие вещи при себе. Впрочем, спорить с Тильдой по этому поводу не имело смысла. Поэтому она задала другой вопрос: – А как он выглядит? – Похож на меня, – ответила та. – Конечно, чуть выше ростом и крупнее, но волосы и глаза того же цвета. Нос тоже такой же. – Она указала на свой маленький курносый носик. – Понятно. Нам это важно знать. Могла бы ты рассказать нам о нем еще что-то полезное? – спросила Шарлотта. – Например, нравилась ли ему какая-то девушка. Или, наоборот, он нравился какой-нибудь? – Вы думаете, какая-то девушка влюбилась в него, а когда он ее бросил, то она решила ему отомстить? – спросила Тильда и даже передернулась. В этот момент к их столику подошла официантка с чаем и горячими булочками. Они тотчас умолкли, ожидая, когда она отойдет. Шарлотта жестом показала – мол, угощайтесь, и налила себе чаю. – Я не стала бы исключать такое, – ответила она на вопрос Тильды. – Нам нужно знать гораздо больше. А поскольку никто нам по доброй воле ничего не скажет, мы должны разузнать многие вещи сами, и как можно быстрее. Тильда, Гаррикам уже известно о тебе, о том, что ты ведешь поиски брата. Мой тебе совет: на твоем месте я бы поостереглась приходить к ним с расспросами еще раз, по крайней мере пока. Я не знакома с их семьей, хотя и постараюсь в самое ближайшее время исправить это упущение. Грейси, боюсь, что я буду вынуждена поручить это задание тебе. – Но как я это сделаю? – спросила Грейси, поднося ко рту горячую булочку. В ее голосе одновременно прозвучали решимость и страх. При этом она старалась не смотреть на Тильду. Шарлотта попыталась срочно что-то придумать. Увы. Никаких идей. – Мы обсудим это, когда придем домой, – ответила она. Даже если Грейси и заметила ее неуверенность, она не стала выдавать хозяйку в присутствии Тильды. – Подлить тебе чаю? Наконец они допили чай и доели булочки. Шарлотта расплатилась за угощение. Как только они вышли на улицу, Тильда – понимая, что потратила время, какое не объяснить никакими очередями, – торопливо поблагодарила их обеих и ушла. – А как мне попасть в дом Гарриков, чтобы выяснить у них, что и как? – спросила Грейси, как только они, оставшись одни, зашагали к Кеппел-стрит. Она как будто извинялась, понимая, что, возможно, задала неловкий вопрос, однако удержаться от него не смогла. Ведь она действительно этого не знала. – Мы не можем сказать им правду, – ответила Шарлотта, глядя прямо перед собой. – А жаль, потому что правду легче помнить. Поэтому придется что-то изобрести. – Она намеренно избегала слова «ложь». То, что они скажут, нельзя назвать обманом. Это будет попытка обнаружить некую более важную правду. – Придумать байку – это пустяк, – сказала Грейси, изобретая собственный эвфемизм. – Но как мне придумать способ попасть к ним в дом? Если честно, ума не приложу. Эх, жаль, Сэмюэль Телман не поверил мне, что здесь что-то нечисто. Я знала, что он упрямец, но это хуже, чем заставить мула сдвинуться с места. У моего деда был мул, которого он впрягал в тележку и развозил уголь. Такую упрямую скотину еще нужно поискать! Казалось, его копыта приклеены к земле! Шарлотта улыбнулась, представив упрямого мула, и одновременно пыталась что-то придумать. Между тем, обогнув угол Фрэнсис-стрит, они вышли на Торрингтон-Сквер, где им в лицо тотчас ударил порыв ветра. Мальчишка – продавец газет ухватился за свой стенд, который закачался, грозя сбить его с ног. Грейси бросилась вперед, чтобы помочь ему. – Спасибо, мисс, – поблагодарил он ее, с трудом ставя прямо тяжелый стенд. Шарлотта посмотрела на газету, которую только что спасла от ветра. – Ничего хорошего, мисс, – добавил мальчишка, заметив ее взгляд, и состроил гримасу отвращения. – Теперь холера и в Вене тоже. Французы сражаются на каком-то Мада… Мада… и обвиняют во всем наших миссионеров. Говорят, что это мы во всем виноваты. – На Мадагаскаре? – подсказала ему Шарлотта. – Точно, на нем, – поддакнул мальчишка. – Двадцать людей погибло во время крушения поезда во Франции, как раз тогда, когда правительство открыло новую железную дорогу от Яффы до, как его там, Иерусалима, а русские арестовали канадцев, потому что те отстреливают тюленей. Ну или что-то еще. Не хотите купить газетку? – спросил он с надеждой в голосе. Шарлотта с улыбкой протянула ему монетку. – Спасибо, – сказала она, беря самую верхнюю газету в стопке, которая уже успела изрядно помяться, после чего они с Грейси зашагали назад к Кеппел-стрит. – Он прав, – мрачно произнесла Грейси. – Ничего в них нет хорошего. – Она указала на газету в руках у Шарлотты. – Пишут лишь про войну и про всякие глупости. – То есть то, что мы привыкли считать новостями, – сказала Шарлотта. – А хорошее может подождать. – Та часть ее ума, что все еще пыталась придумать способ, как Грейси попасть в дом Гарриков, похоже, начала проясняться. – Грейси, – осторожно произнесла она. – Предположим, если бы Тильда заболела и ты не знала, что Мартина там сейчас нет, как, по-твоему, ты бы могла попасть туда, чтобы сообщить ему, что его сестра заболела? Вдруг она так больна, что даже не может ему сама об этом написать? В глазах у Грейси тотчас вспыхнул огонек, а губы тронула лукавая улыбка. – Точно! Так поступила бы любая подруга! Тильда внезапно слегла, и я непременно должна сказать об этом бедному Мартину. Вдруг она не скоро поправится? И я знаю, в чьем доме он служит, потому что мы с Тильдой подруги. А ведь так и есть. Я должна пойти туда, и чем раньше, тем лучше. Пусть она вернется домой и захворает, а я сама тем временем спрошу мою хозяйку, можно ли мне отлучиться, а так как она у меня добрая, то она велит мне поторопиться. – Грейси скорчила комичную гримасу. Ее худое маленькое личико осветилось гордостью за собственную находчивость. – Верно, – согласилась Шарлотта, невольно ускоряя шаг и сворачивая за угол, где на нее снова налетел порыв ветра. Юбки и газета в ее руках тотчас захлопали, словно крылья. – Дома нет ничего такого, что не может подождать. Чем раньше ты пойдешь туда, тем лучше. *** Через полчаса, выпив для храбрости еще одну чашку чая, Грейси отправилась выполнять ответственное задание. Она была взволнована и так боялась допустить ошибку, что ее желудок трепыхался, словно испуганная птица. Она была вынуждена сделать несколько глубоких вздохов и медленно проговорила заранее приготовленные слова, чтобы не заикаться. Еще раз разгладив полы пальто и проглотив комок в горле, она постучала в черную дверь дома Гарриков на Торрингтон-Сквер. Ждать дольше не было смысла. Чем дольше ждать, тем труднее ей будет выполнить задуманное. Она же непременно должна его выполнить – ради Тильды, ради Мартина. Если, конечно, еще не поздно. Грейси заранее продумала, что скажет, как только ей откроют дверь. Увы, похоже, никто не торопился на ее стук. Она уже подняла руку, чтобы постучать еще раз, громче, как вдруг дверь распахнулась, и она едва не упала внутрь. Она тотчас выпрямилась, хватая ртом воздух, и увидела в футе перед собой служанку – белокурую девушку на пару дюймов выше ее самой, чьи волосы выбивались из-под наспех засунутых в прическу шпилек. Покачав головой, служанка открыла рот и сказала: – Нам не на… – Добрый день, – одновременно с ней произнесла Грейси, и, воспользовавшись тем, что служанка запнулась, затараторила дальше. – Я пришла передать сообщение. Извините, что беспокою вас перед самым ланчем, знаю, что вы все сейчас страшно заняты, но я должна его передать… – Ей не надо было притворяться и изображать волнение: оно чувствовалось в каждом ее движении, в каждом слове, что мгновенно вызвало на лице служанки сочувствие. – Войдите, – сказала она и отступила, впуская Грейси в дом, что было весьма великодушно с ее стороны. – Спасибо, – поблагодарила ее Грейси. Начало получилось неплохим – собственно, другого и быть не могло. Она робко улыбнулась открывшей дверь служанке. – Меня зовут Грейси Фиппс. Я с Кеппел-стрит, это здесь рядом, можно сказать, за углом. Но я по другому делу. Я пришла передать сообщение из другого места. – Она обвела глазами кладовую: с потолка на веревках свешивались связки лука, на полу стояли мешки с картошкой, а на деревянных полках лежали крепкие белые кочаны капусты и другие овощи, в основном корнеплоды. На стенах на крючках за ушки была развешана кухонная утварь – кастрюли и сковороды, на полу в углу стояли банки с жидкостями – по всей видимости, разнообразные сорта уксуса, масла и кулинарных вин. – А меня зовут Дороти, – ответила девушка. – Мама называла меня Дора, а здесь меня называют Дотти, но я не обижаюсь. А ты к кому пришла? Грейси заморгала, как будто смахивая слезы. Не называть же с порога имя Мартина Гарви! Дороти могла сказать, что его здесь больше нет, и выпроводить ее за дверь. И тогда она ничего не узнает. Пришлось разыграть небольшой спектакль. – Я пришла по поводу моей подруги, Тильды, – ответила она. – Правда, мы с ней не слишком близки, но у нее больше никого нет, а она сильно заболела. Из близких людей у нее только брат, и его нужно предупредить, прежде чем… – Она умолкла. Вообще-то она не собиралась говорить, что Тильда при смерти, – разве что в крайнем случае, – но намекнуть на такой исход не помешает. А вообще, она была готова придумать все, что угодно, лишь бы от этого была польза! – Ну конечно! – сказала Дотти, и ее личико исполнилось сочувствия. – Это так ужасно! – Я должна сказать ему, – повторила Грейси. – У нее, кроме брата, никого нет. Он, конечно, расстроится… – Она позволила своему воображению нарисовать эту картину. – Конечно, – поддакнула Дотти, отступая еще на один шаг в глубь кухни. Носик Грейси тотчас защекотали теплые, вкусные ароматы. – Входи, выпей чаю. Видно, что ты замерзла. – Спасибо, – поблагодарила ее Грейси, с радостью принимая приглашение. – Огромное спасибо. Вообще-то она ничуть не замерзла. День был приятный, она шла быстро. Но с каждым мгновением в ней нарастал страх; ее уже начинала бить легкая дрожь, так что со стороны могло показаться, что она замерзла. На самом же деле ей в первую очередь хотелось попасть внутрь, чтобы получить представление о доме. Вслед за Дотти она поднялась по деревянным ступеням в просторную кухню с высоким потолком, под которым была натянута веревка для сушки. В данный момент на ней висели лишь полотенца для вытирания чистой посуды и несколько связок благоуханных трав. Стены были увешаны начищенными до блеска медными кастрюлями и сковородами. Кухарка, полная женщина, не иначе как раздобревшая на собственной стряпне, бормоча что-то себе под нос, взбивала в миске, коричневой снаружи и молочно-белой изнутри, какую-то воздушную смесь. Увидев Грейси, она вопросительно подняла на нее глаза. – Ты кто? – спросила она, буравя ее своими заплывшими глазками. – И что ты здесь забыла? Нам не нужны служанки, а если и нужны, мы найдем их сами. Да и на вид ты – тощий кролик за пару пенсов. Тебя что, никто не кормит? Грейси открыла было рот, чтобы метким словечком поставить вредную кухарку на место, но вовремя закрыла его. Потерпи ради Тильды, сказала она себе. – Я не ищу работу, мэм, – уважительно сказала она. – У меня есть место, и оно меня устраивает. Я служу в доме одной леди и одного джентльмена на Кеппел-стрит. Под моим началом есть другие, а также двое детей, и забота о них тоже входит в мои обязанности. Что было не совсем так – под ее началом была только одна уборщица, однако и откровенной ложью это тоже не назовешь. Грейси прочла на круглом лице кухарки недоверие. – Я пришла передать сообщение, – поспешила добавить она. – Ее подруга умирает, мисс Кулпеппер, – пришла ей на выручку Дотти. – Грейси пытается поставить в известность ее родных. Тех, что есть. – Умирает? – искренне удивилась миссис Кулпеппер. Она явно не ожидала такого и потому не поверила. – И отчего же? Но Грейси была к этому готова. – От ревматической лихорадки, – моментально выпалила она. – Бедняжка. – Она позволила своим настоящим опасениям по поводу Мартина, что грызли ее изнутри, отразиться на ее лице. Миссис Кулпеппер, должно быть, это заметила. – Твоя правда, бедняжка, – сочувственно вздохнула она. – А что привело тебя сюда? Не стой как истукан, Дотти. Принеси девушке чашку чая! – Миссис Кулпеппер снова посмотрела на Грейси. – Садись! – Она указала на твердый стул с деревянной спинкой рядом с кухонным столом. Дотти подошла к плите и передвинула чайник на горелку. Тот почти мгновенно засвистел. Миссис Кулпеппер продолжала деревянной ложкой взбивать что-то в своей миске. – Итак, мисс… – Она уже забыла имя Грейси. – Что привело тебя сюда? И для кого твое сообщение? Времени на раздумья не было. Грейси пристально наблюдала за лицом миссис Кулпеппер, которое было красноречивее всяких слов. – Для Мартина Гарви, – выпалила она. – Он ее брат. Больше у нее никого нет. Их родители умерли много лет назад. Лицо миссис Кулпеппер осталось непроницаемым. Выражение легкой печали на нем не изменилось, рука с зажатой в ней ложкой выбивала все тот же ритм. – А! – протянула она, не поднимая глаз. – Очень жаль, потому что он больше здесь не работает, и я не знаю, куда он делся. Грейси знала: где-то в ее словах была ложь или, по крайней мере, не вся правда. Но, скорее всего, причиной этому была печаль, а не стыд. Внезапно ее сковал настоящий страх. И теплая, пропахшая ароматом трав и специй кухня с ее горячей плитой и кипящими кастрюлями поплыла вокруг нее. Испугавшись, что ей станет дурно, она крепко зажмурилась. Когда же она снова открыла глаза, перед ней стояла миссис Кулпеппер, не сводившая с нее пристального взгляда. По другую сторону стола застыла Дотти с чашкой чая в руке. – Опусти голову между колен, – посоветовала кухарка. – Я не собираюсь падать в обморок! – резко возразила Грейси, отчасти потому, что не была в этом уверена. Женщины были добры к ней. Ей не нужно было ни с кем спорить, и она не знала, куда ей направить свои эмоции. – Но если его здесь нет, то куда он подевался? – Она не стала возмущаться, почему он никому не сказал. По идее, Тильда лежит в постели пластом и не может ей ничего рассказать. Оставалось лишь надеяться, что, когда Тильда приходила сюда сама, вид у нее был в достаточной мере несчастный, чтобы произвести впечатление человека, которого вот-вот подкосит тяжелая болезнь. – Мы не знаем, – ответила Дотти, прежде чем миссис Кулпеппер нашлась с ответом. Кухарка бросила в ее сторону предостерегающий взгляд, но то ли с тем, чтобы Дотти не проболталась, то ли с тем, чтобы та не сыпала лишнюю соль на раны Грейси, – это было невозможно сказать.