— С кем?! — вдруг крикнул агент. — Ты далеко, аналитики ещё не набрались опыта. Вот мы и рискнули. Она усадила их в машину и отвезла на квартиру в спальный район. Перекусив с дороги, уселись за столом — получилось что-то в виде совещания. — Итак, — Ткачёв начал первым, — мы проиграли по всем фронтам. Единственное, что мы сумели — это сорвать визит Клинтона, но наш президент улетел в Канаду, и неизвестно, что он там на подписывал. — Фигню всякую, — предположил Хмель. — Если бы что-то дельное, то газеты бы уже трубили вовсю. — Вы, мальчики, — сказала Вика, — слишком прямолинейны. Постоянно ломитесь в закрытые двери, и не ищете обходных путей. А между тем объект, на которого надо собрать компромат, находится здесь — под боком. — Так к нему не подступиться, — возразил Хмель. Ткачёв был на стороне Вики. — Она права. Мы ломанулись туда, где наши шансы были ничтожными. Ведь БАБ ведёт разговоры здесь — в Москве. — Вот именно, — поддакнула Вика. — У него есть офис, он ездит на машине и паталогически жаден. Вы не в том направлении работали. Вместо того чтобы определить психологический портрет и поставить за ним «уши». Хмель передразнил её, состроив гримасу. — И не надо гримасничать, — улыбнулась она беззлобно. — Они же, живут как пауки в банке. Почему бы вам не найти человека, который смог бы БАБа, ну, не скомпрометировать, а составить ему здоровую конкуренцию. — Например? — заинтересовался Ткачёв, лишний раз убеждаясь, что Вика гораздо изворотливее умом, чем Хмель и он сам. — Например, Абрамович. Они с БАБом компаньоны, но это пока. Подбросить Роману информацию, что БАБ хочет отжать у него активы, а его самого использовать, как прикрытие в своих «грязных» делах. Не думаю, что Рома благочестиво примет такую информацию. — Хм, — Хмель налил себе стакан воды. — И как такую информацию подтвердить? — Её для начала надо добыть, — ответила Вика. — Или вынудить БАБа действовать так, как нам нужно. — И как? — А надавить на его жадность. И его чувство неприкосновенности. Это займёт время. Андрей, так и скажи посреднику. Если нужно быстро, то понадобиться физическое устранение, и мы будем к нему готовиться. В июне 1995 года в отставку ушли вице-премьер, министр по делам национальностей Николай Егоров; директор ФСБ Сергей Степашин; министр внутренних дел Виктор Ерин; губернатор Ставропольского края Евгений Кузнецов. Конечно же, на эти отставки повлияли события в Будённовске. — Что скажешь, Андрей? Хмель рассматривал замысловатую схему, по обыкновению вычерченную Ткачёвым на листе ватмана. Кружочки, стрелки, знаки вопросов и восклицательные знаки густо усеяли белый лист, отображая причудливую картину размышлений. Андрей Викторович с довольным видом потягивал крепкий чай с лимоном и не выглядел усталым, хотя целую неделю крутился, как белка в колесе. И спал прерывисто, то и дело, вставая по ночам и склоняясь над схемой. Зачем он её чертил, пожалуй, и сам особо не понимал, просто считал, что её нужно сделать. И совсем не был уверен в том, что она кому-то понадобится, кроме него самого. — А что сказать? — Ткачёв поставил чашку на подоконник. — Мы в жопе, Хмель! И выбраться из неё у нас нет возможности. — Думаешь? — агент растерянно почесал затылок. — Знаю! — Андрей Викторович хотел сплюнуть на пол, но вовремя одумался. — Мы всем скопом зашли в жуткий олигархический капитализм, как овцы в пасть огромного волка. При этом думая, что он нам вылижет всяческие места. А он нас просто кушает. — Выходит, что всё, что мы делаем — зря? — Выходит, что так, Хмель… Ткачёв развернулся к окну, взглянул на мостовую. Сморщился, будто от нестерпимой боли. — Нас будут использовать корысти ради, — сказал он. — Это, как дважды два. Устранять нашими руками конкурентов и политических оппонентов. И всё, что мы будем делать, будет не для народа и страны, а для продвижения к власти какого-нибудь элитного «клана». Причём такого, который не лучше и не хуже предыдущего. Хмель задумался, потом предложил: — Андрей, хватит ныть. Давай мыслить конструктивно. Может быть, бросить всё, и смотаться к Вике? Деньги у нас есть, будем жить спокойно и не отсвечивать. Твоим «слухачам» и Хулю откроем банковские счета… Ткачёв раздражённо махнул рукой. — Я сам часто подумываю над этим, но… не могу принять, понимаешь?! Не позволяет… воспитание. — Другим-то позволяет, — неуверенно возразил Хмель. — Другие не на моём месте, а своим я пользоваться не привык. — Хорошо, Андрей, — Хмель присел в кресло и показал пальцем на ватман. — Зачем ты вот это всё делал? Ради чего? — Я искал выход, — тихо признался Ткачёв. — Но как ни старался — не нашёл. И пришёл к выводу, что рано или поздно, нас просто уничтожат. — Это будет очень непросто, — Хмель стиснул челюсти так, что скрипнули зубы. — На самом деле проще, чем ты думаешь. — Допустим. И что ты предлагаешь? Хмель посмотрел на своего друга с жалостью. Было видно, что Ткачёв устал и не может найти решение того, что его мучает и грызёт изнутри. — Андрей, а что если принять всё так, как оно есть?.. — Так я же тебе объясняю, что не могу, — вздохнул Андрей Викторович. — И физически устранять каждого, кто вредит государству — тоже не могу. Вот ты объясни… Это каким надо быть, чтобы не спрашивая никого, привести себя к власти, а потом грабить свою же страну?! Это как мозги человека должны быть устроены? Ведь он не там — за границей, вредит. А именно здесь! Живёт в этой стране и вредит ей изо всех сил, Хмель! Пользуется ей по своему усмотрению. — Ну чего завёлся-то, Викторыч?! — агент тряхнул головой, раздражаясь. — А то, что я сделать ничего не могу. Мало того, что мы прячемся абсолютно от всех, так ещё и действовать не можем. Ты же сам всё видел и в Крыму, и в Будённовске. Мы… на своей земле… ничего не можем сделать! Это, вообще, как?! Бандит и мошенник становится олигархом и получает не только деньги, но и реальную власть. Разбойник, преступник, на которого куча документального компромата становится депутатом Государственной думы! Ткачёв развёл руками, показывая, что у него нет больше слов. — Раньше таких сажали, или расстреливали, а сейчас они «народные избранники». Скажи, мы, случайно, не попали в какую-то другую, параллельную реальность?! И с кем в этой реальности сражаться? Со всеми?! Так у меня и пяти жизней не хватит. Андрей Викторович резко встал, стал метаться по кухне под удивлённым взором Хмеля, будто что-то искал. Потом сдернул с вешалки куртку, ключи от квартиры, и распахнул дверь, намереваясь выйти на улицу… Он застыл буквально на мгновение, интуитивно уловив быстрое движение сверху и снизу по лестнице. И почувствовал, что дверь закрыть не успевает. — Хмель, беги! — только и успел крикнуть Ткачёв, оглушённый ударом, и, повалившись на спину, потерял сознание. Дежурный следователь районного отделения милиции с опаской заходил в квартиру. На лестнице он встретил оперов убойного отдела, суетившихся экспертов и ещё кого-то, видимо опрашиваемых свидетелей. Одна старушка стояла на лестничной площадке, открыв рот, и не двигалась с места, будто статуя. Внутри квартиры пахло дымом и кровью, повсюду валялись гильзы и мертвые тела. Под подошвами скрипели стекла от выбитых от взрывов гранат окон. — Жуть! — сказал, вышедший из кухни опер. — Мясорубка! Двенадцать трупов! Квартиру будто штурмом брали. — И кто? — поинтересовался следователь. Опер понял его короткий вопрос. — Чечены, ингуши, дагестанцы… Даже один араб. — И кто же оборонялся? — Тело мужика буквально напичкано свинцом. Там на кухне. Если бы не ранение в шею… Кровью истёк. Смотреть не советую… — Это почему? — У него на пальцах чеченец глазами повис. Эксперта аж замутило. Там кровищи по щиколотку… А мужик молодец! Вокруг себя четыре трупа собрал. Следователь отстранил опера и на кухню заглянул, чуть не поскользнувшись на луже. Но тут же, зажав нос, выскочил оттуда. — Да уж! — только и смог произнести. Расталкивая плечом экспертов, вышел на лестничную площадку. Вдохнул воздуха открытым ртом. — Милок, а ты здеся главный? — спросила его старушка, заглядывая в глаза. — Я, бабушка. — Тутоть одного мужчину-то из квартиры унесли. Да в машину загрузили. Я из окна то увидела. Жилец это был. Из энтой квартиры. Иван Иванычем кличут. Я частенько его видела. И другой мужчина к нему часто приходил. Крепкий такой, на военного дюже похож. Следователь посмотрел по сторонам, потом отвел старушку в сторону. — Бабушка, ты про то, что видела, никому не говори. Дольше проживёшь. Так и говори всем — ничего не знаю, ничего не видела. — Так я тольки тебе, как главному! — Вот и хорошо… Старушка шустро скрылась по лестнице вверх, а следователь обернулся на открытую дверь квартиры. Достал платок и промокнул вспотевший лоб.