– Мне нечего рассказывать, – упрямо ответила Ирина. В его глазах она прочитала что-то похожее на восхищение. Странный он все-таки, этот самый Александр Веретьев. – Ира, одинокая городская женщина с двухлетним ребенком, мало похожая на коренную деревенскую жительницу, после долгих лет в конце апреля приезжает в дом своей бабушки, который стоял брошенным. В нежилой деревне, где, помимо нее, живут всего два человека, она разбивает огород и начинает налаживать жизнь, к которой совершенно не приспособлена. Она приезжает не в отпуск, а надолго. Такое возможно только в том случае, если она от кого-то скрывается. От кого? От мужа? – У меня нет мужа. – Она вздернула подбородок еще выше. – Мы развелись, когда Ванечке был год. А несколько месяцев назад мой муж умер. Погиб. Покончил с собой. – Ты чувствуешь свою вину? – быстро спросил он. Ирина отрицательно покачала головой. – Нет, я тут ни при чем. Пожалуй, я виновата только в том, что вообще вышла за него замуж, хотя и не любила. Мне казалось, что это признак нормальности – завести семью. Он был тихий и спокойный человек, тогда я еще не знала, что он игрок, а когда узнала, вычеркнула его из нашей жизни, моей и Ваниной. Но он покончил с собой не из-за того, что потерял семью. Это ему было совершенно безразлично. Дима, мой муж, был совершенно инфантилен, по-моему, он даже испытал облегчение оттого, что больше не считается главой семейства, хотя на практике он никогда им и не был. Он просто снова проигрался, влез в большие долги. Точнее, его заставили в них влезть, для того чтобы найти подход ко мне. – А ты что, резидент американской разведки? Или подпольный миллиардер Корейко? Она слабо улыбнулась, потому что сейчас мало кто из ее знакомых знал «Золотого теленка». Ее папа обожал творчество Ильфа и Петрова и Ирину «подсадил» на эти книги с детства, так что она могла цитировать их наизусть. Никто, кроме папы, не подхватывал, к сожалению. Только Александр. – Нет, я – человек, который готовит конкурсную документацию на участие в торгах по поставкам медицинского оборудования. В этой сфере крутятся миллионы, а в ближайшее время будут крутиться миллиарды. Есть люди, которые решили на этом заработать. Добровольно я бы ни за что не согласилась ни на какие махинации, и не потому, что я такая правильная, просто у моего сына нет никого, кроме меня, и я нужна ему на свободе. В общем, меня решили заставить, повесив на меня долги Димы. – И он ушел из жизни, оставив тебя разгребать все это дерьмо? Ирина независимо пожала плечами. – Он все время заставлял меня все разгребать. Ничего нового. Но участвовать в преступных схемах я не могла. Отказаться не могла тоже, потому что мне обещали похитить Ванечку, поэтому я предпочла уехать сюда, спрятаться. Хотя бы на время. – Извини, но это не самый умный поступок. – И ты извини, но ничего более умного я не придумала, – огрызнулась Ирина. – Высокопоставленных друзей, как у тебя, у меня нет. – Ладно, с этим разберемся позже, – сказал Веретьев. – А пока я пошел звонить. Глава 6 К концу этого проклятого дня Веретьев устал так, словно разгрузил вагон угля. К его звонку и содержащейся в нем информации Феодосий Лаврецкий отнесся серьезно, а потому через три часа после приезда сначала крякающего от досады участкового, примчавшегося из Соловьево на мотоцикле быстрее всех, потом районной дежурной опер-бригады, зафиксировавшей факт убийства гражданина Глебова Вениамина Сергеевича, 1968 года рождения, в местную глушь приехала и группа областных оперативников. Осмотр места происшествия был проведен заново, опрос самого Веретьева, а также Ирины и жителей деревни тоже пошел по второму кругу. К счастью, Ванечку накормила обедом сердобольная Вениаминова соседка и спать положила в своей избе, когда от обилия чужих людей вокруг ребенок совсем умаялся. Как отметил Веретьев, Ирина держалась достойно. Рассказала историю своего знакомства с Веретьевым, о беглых каторжниках, об отпечатке следа под своим окном, о найденной сыном заточенной монетке, о сумках с продуктами, с которыми шнырял несчастный беспутный Веня. К ее информации, подтвержденной Веретьевым, полицейские отнеслись более чем серьезно, а потому, оставив Ирину в Заполье, стражи правопорядка, ведомые Веретьевым, отправились через поле в деревню Заднее, где обследовали все пустые дома. В одном из них, крайнем с дальнего конца деревни, тот самом, возле которого маленький Ванечка и подобрал воровскую «писку», были обнаружены вскрытые консервные банки, пустые пакеты из-под молока, жестяная кружка с остатками крепкого чая, в просторечии чифиря, и погнутая жестяная ложка. Тут явно кто-то жил, но сейчас дом стоял пустой. Все остальные дома в деревне оказались необитаемы, в них не было никого, кроме смело гуляющего ветра и робко заглядывающего через разбитые окна солнца. Преступники явно покинули деревню, и где терялся их след, было неясно. – Все деревни окрест относительно жилые, – сказал местный участковый, снимая фуражку и вытирая вспотевшую лысину, день сегодня стоял особенно жаркий. – Эта самая дальняя от дороги и самая пустынная. Я вообще был удивлен, что здесь кто-то живет, кроме Куликовых, а оказывается, в поливановский дом внучка приехала. И чего ее в глушь понесло? – На природе летом дитю лучше, – спокойно ответил Веретьев, выдавать маленькую Иринину тайну он не собирался, тем более что ее история точно не имела никакого отношения к делу. – Вот, привезла на свежий воздух мальчонку. – А чего в прошлом году не привозила? – Участковый был старой закалки, въедливый, умел зреть в корень. – Так в том году парень еще совсем маленький был. Да и развод она оформляла. Дело житейское. – А вы, гражданин, гражданке Поливановой кем приходитесь? – Подозрение в глазах не проходило. – А я случайный знакомый. – Веретьев обстоятельно и подробно в который уже раз рассказал и о себе, и о расположенном в лесу поисковом отряде, и о пропаже Паши, которого никто не видел уже несколько дней, а также о том, как он очутился в Заднем и познакомился с Ириной. Все это уже зафиксировал следователь, но Александр повторял спокойно и обстоятельно, потому что ему было нечего скрывать, а расположить к себе участкового было не лишним. Почти сразу же к полицейским присоединился и Полиект Куликов, немного удивленный, немного встревоженный, но совершенно не напуганный поднявшимся в деревне шумом. О смерти Вениамина Глебова он тоже узнал с абсолютным спокойствием, лишь сокрушенно покачал головой. – Значит, были тут лихоимцы эти проклятые. Не зря Ирочка тревожилась, – загудел он ровным басом. – А я уж грешным делом думал, что я у нее в огороде наследил или Венька, царствие ему небесное, а получается, это уголовники были. Страсть какая. За что ж они Веню-то? Он же безобидный был совсем, незлобивый. – Веню вашего они наняли еду им носить из магазина, – задумчиво сказал Веретьев. – Вот только сначала его Ирина увидела с сумками, а потом и я встретил. Они наверняка забеспокоились, что в случае чего пьяница проболтается, вот и прирезали его, чтобы лишнего не сболтнул. – Похоже на то, – кивнул участковый. – Только зря они это. Мы и так теперь знаем, где беглые прятались, кто им еду носил, а вот куда они подевались, все одно, не знаем. – А может, знал Глебов что-то такое, что могло нас на след навести? Указать, куда они дальше направятся? – спросил приехавший из области следователь. – Он что-то про алмазы говорил, – медленно сказал Веретьев. – Скажите, есть у вас тут что-то такое, что может ассоциироваться с алмазами? – Ага. Алмазный фонд России тут у нас. В одном из развалившихся домов под полом спрятан, – саркастично заметил Полиект Кириллович. – Или дымоходы изнутри брульянтами выстланы, это уж ты сам смотри, как тебе больше нравится. – Но что-то же он имел в виду. Я не помню дословно, звучало как строчка из стихотворения. Надо будет у Ирины спросить, когда она вернется. Ирина пришла домой, когда на часах уже было около четырех. – Ваня так разоспался, жалко было будить, – чуть виновато сказала она сидящему на ее крыльце Веретьеву. – Как тут у нас? – Все дома проверили, никого не нашли, уголовники здесь были, но ушли, – отрапортовал Веретьев. – Полицейские поговорили с твоим соседом, но тот был безмятежен, как майская роза. Либо он отличный актер, либо не имеет к убийству и уголовникам никакого отношения. – Но кого же он все-таки кормит? – А знаешь что, пойдем и спросим, – решительно сказал Веретьев, вставая. – Да, только позвоню предупредить. Собаки же, – напомнила Ирина. Спустя пять минут они уже бодро шагали в сторону куликовского участка. – Ой, Ирочка, страсти-то у нас какие творятся, – заохала, увидев их, Светлана Георгиевна. – Мой-то разволновался, прям страсть. Веник хоть и совсем был никчемный, а все же божья душа, нехорошо так поступать, некрасиво. Да и страшновато, а то как они вернутся. Негодяи-то эти. У Пола, конечно, ружье при себе, а ты-то, Ирочка, одна с дитем в доме. – Она не одна, она со мной, – сообщил Веретьев твердо. – Пока этих бандитов не поймают, я отсюда не уйду. Ирина смотрела на него во все глаза. – А друзья твои как же? – осторожно спросила она. – У вас же тут дела, планы, ты и так на нас уже почти сутки потратил. – А друзьям моим я сейчас позвоню и велю сворачивать лагерь и перебираться сюда, в деревню. Понятно уже, что экспедиция наша прахом пошла, ничего мы здесь в этом году уже не накопаем. Но и уехать не можем, пока не поймем, куда Паша пропал. Так что те, кто оставаться не захочет, пусть домой едут, а остальных в каком-нибудь пустом доме поселим. Если беглые зэки там жить смогли, так и мои смогут. Или вон палатки свои разобьем в поле. Нам же самим спокойнее. В глазах Куликова отражалось какое-то внутреннее пламя, но лицо оставалось непроницаемым. Пожилой мужчина молчал. – Кого вы кормите в лесу? – спросил вдруг Веретьев без всякого перехода. Куликов сморгнул, взгляд его стал тяжелым, мрачным. – Что значит, кого кормлю? Птиц, иногда белок. Но точно не уголовников, если вы меня в этом подозреваете. – Нет, в этом я вас не подозреваю, – довольно любезно сообщил Веретьев. Этот пожилой мужчина нравился ему все меньше и меньше. Было в нем что-то скользкое, несмотря на внешнюю открытость и показное радушие. – Вы ежедневно носите в лес термосы с едой, а уголовники сбежали всего-то три дня назад. – Так собаки у меня… – Полиект Кириллович, не надо врать. Собак вы кормите сухим кормом, который заказываете по почте. А в термосах носите готовую еду, которую ваша жена в огромных количествах варит на плите в доме. Не можете же вы на двоих готовить семилитровыми кастрюлями. – Я в этих кастрюлях банки стерилизую, – вступила в разговор Светлана Георгиевна. – Они для этих целей и куплены. Огурцы мариную на зиму, салаты делаю, варенье. Ну, как это обычно в деревнях испокон веку делается. – А в термосах я корм сухой кипятком распариваю. И бульоном. Собаки у меня приучены на прогулке есть. Вот я дважды в день сухой корм и запариваю им. Так полезнее. Если уголовники ни при чем, то никак в толк не возьму, в чем вы меня подозреваете? Тут же больше нет никого. – А вот в этом я не уверен, – сказал Веретьев, впрочем, уже без прежней стальной уверенности в голосе. А шут его знает, вдруг и правда корм носит в лес этот странный человек. – Ну, хочешь, я вечером гулять пойду, возьму тебя с собой. Посмотришь, как я псов своих кормлю да тренирую. – Голос Куликова теперь звучал вполне миролюбиво, видимо, сосед решил не обострять ситуацию. – Я ж понимаю, ты человек, сразу видно, военный, тебе въедливым быть положено. А мне скрывать-то нечего. Я обычный пенсионер, на родину вернувшийся. У меня тут, кроме хозяйства и собак, и интересов-то никаких нет. Но уж не обессудь, если псы мои тебя куснут пару раз. Они, конечно, команды знают, но за еду могут и порвать. Они ж служебные, натасканные. Я благодаря им никаких уголовников не боюсь. – Ладно, мы пойдем, – подала вдруг голос Ирина. По ее лицу Веретьев видел, что молодой женщине страшно неудобно. – Полиект Кириллович, вы уж извините, это я Александру про ваши термосы рассказала. Тут в последние дни такие страсти творятся, что какая только ерунда в голову не лезет. – Да бог с тобой, девочка, – вздохнул Куликов. – Я ж понимаю, у тебя ж жизнь тоже не сладкая. Собственной тени пугаться будешь. Ничего, я не в обиде. Забрав Ванечку и получив на дорожку витушек с сахаром, которые успела с утра испечь Светлана Георгиевна, Ирина и Веретьев уныло двинулись обратно в сторону поливановского дома. – Нехорошо получилось, – первой нарушила молчание молодая женщина. – Я ничего, кроме хорошего, от них не видела, а получается, что готова признать виновными в преступлении. – Ты все правильно сделала. – Веретьев протянул руку, убрал за розовое, просвечивающее на солнце ухо выбившийся из косы завиток медовых волос. Ухо тут же стало малиновым. – Ты мне лучше скажи, что такое пробормотал Веня перед смертью. Что-то про алмазы, только почему-то в рифму. – Он сказал: «Алмазный мой венец». Это такой роман Валентина Катаева. Старый, в советские годы написанный. – Что-о-о-о?