Я домой пришла только к часам шести. За день сообщения от Григория Александровича так и не дождалась. И первая так и не написала. Зайдя домой, я хотела только переодеться, сходить в душ и, что-нибудь съев, завалиться спать. Валик снова приготовил плов по маминому рецепту. Думаю, других он и не знает. Заботливо и молча поставил передо мной тарелку, когда я решала, что можно приготовить на скорую руку, и это так тронуло, что я готова была расплакаться. – Спасибо, Валик, – поблагодарила соседа. – Не за что, Лолита Ивановна. Вот вроде бы он лет на шесть-семь меня младше, а обращается по имени-отчеству. То ли я так плохо выгляжу, то ли Валик слишком вежливый, то ли для него наша разница в возрасте весьма значимая. Тянуло, как я почувствовала, в принципе рыдать. Наверное, усталость. В школе ее не ощущаешь, а вот дома… Весь груз дня сваливается на плечи. Снова начала болеть спина, да и ноги ныли. Я быстро справилась на кухне, пока все сидели по своим комнатам, и привычно занялась тетрадями. Бедный Александр Сергеевич, наверное, заработал бы нервный тик, если бы прочитал эссе современных школьников. «Онегин приехал к своему умирающему дяде и сказал: Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром…» Хоть бы уже прямую речь правильно оформил. «Онегиным овладела ханжа». Ой-ой, опять не смогли правильно списать. Должно быть, тут имелось в виду слово «хандра». Тоже распространенное явление, когда дети, пытаясь казаться умнее, вставляют в сочинения слова, значения которых не знают. «Выслушав его, слезы появились в глазах Татьяны». И когда я наконец-то научу их правильно употреблять деепричастные обороты? С каких пор у нас слезы могут кого-то выслушивать? Но моим ученикам все-таки удалось меня отвлечь от мыслей о Сергее, о нашем прошлом, о Григории Александровиче. Спасибо, конечно, моим ребятам, которые все делают в последнюю минуту, до конца недели они меня постоянно дергали, ходили за мной по пятам, не давая ни на минуту отвлечься. От Григория Александровича я получила лишь одно сообщение через два дня после нашей последней встречи: «Пришлось срочно уехать. Как вернусь, позвоню». Я вежливо ответила: «Удачной поездки». Мне почему-то всегда казалось, что у историков больше сидячая работа. И представлялись они, скорее, как программисты: в очках, задумчивые, щуплые, как не от мира сего. Григорий Александрович разорвал шаблон. В последний учебный день уже мало кому было до учебы. Четвертные оценки выставлены, так что старшеклассники едва ли не в голос решали, когда и куда пойдут отмечать это событие, а те, что младше и еще не успели познать вкус алкоголя, просто стояли на ушах. Пытаться им что-то объяснять, когда они уже выдохнули и расслабились, бесполезно. На последнем уроке появился мой класс. Им уже тоже не до учебы. За первой партой перед моим столом что-то рассматривал в телефоне мелкий парень в очках. Ян подошел к нему и, отвесив легкий подзатыльник, сказал: – Ну-ка, свали, ботан, мне надо с Лолитой Ивановной поговорить. Я отложила ручку в сторону и с укором посмотрела на Алексеева, сказав: – Что за поведение? – Опять батю в школу вызовете? Даже если бы Ян устроил в школе третью мировую, я бы в жизни не попросила Сергея снова появиться в школе. – Нужно быть вежливее с одноклассниками. Или тебе нравится, когда тебя ненавидят? Ян скривился. Чтение нотаций явно не его любимая часть. – Я вот что сказать хотел… – протянул он. – Мы с этим, – ткнул он пальцем через плечо, не оборачиваясь, но не стоило труда догадаться, что имеет он в виду Германа, – забронировали билеты. Набралось с класса двенадцать человек. Плюс вы и мой батя, который вдруг решил на старости лет ходить по театрам. Не знаю, как я не изменилась в лице. Может, и изменилась, конечно, но старательно пыталась взять себя в руки. Не хватало еще, чтобы Ян о чем-то догадался. – Я на минуту, – попросила и вышла в коридор. Руки предательски дрожали. Сейчас главное, чтобы голос не подвел. Я нашла в списке вызовов номер Сергея и стала слушать гудки. – Лола, соскучилась? – вместо «алло» услышала я, и весь мой пыл тут же развеялся. Я погорячилась. Не стоило ему звонить. Наверное, так же чувствовала себя несчастная Татьяна, когда написала письмо Онегину. Ну ладно, не бросать же трубку, в самом-то деле! – Сергей Леонидович, я организовала поход в театр для детей, а не для их родителей. А вы можете всей семьей сходить в другой раз. Идиотская отмазка. И он это понял, потому что в трубке раздался смешок. – Боюсь, мою жену больше привлекают спа-салоны и заграничные курорты, а Яна без тебя я бы в жизни не вытащил. Да, конечно, я и сам не любитель, но в твоем обществе, уверен, мне даже «Ревизор» понравится. – Сергей, чего ты добиваешься? – тихо спросила я, снова почувствовав, как на плечи наваливается усталость. – Лола, Лола… До встречи, мне пора. Он повесил трубку. Вдох-выдох, и я вернулась в класс. Ничего, попробую пережить. Не думаю, что при детях он что-нибудь выкинет. Я вернулась в класс, где все уже не просто стояли на ушах, а даже забыли о своих местах за партами. – Все по местам! Голос мой был выше, намного выше, чем я привыкла и чем привыкли мои ученики. Мы были знакомы всего пару недель, но они поняли… Дети, подростки… Они чувствительны. А я сейчас весьма непрофессионально сорвалась. Не стоит принимать все так близко к сердцу. Особенно Сергея, которому непонятно что надо. Устроившись снова за столом, я потерла указательными пальцами виски. Ян все еще сидел за первой партой, только теперь глядя в смартфон. Когда я вернулась, отложил телефон в сторону и спросил: – Лолита Ивановна, чего вы разорались-то? – Слушай, Ян, – пришла мне в голову идея, – может, пусть те, кто собирается в театр, поговорят со своими родителями. Вдруг еще кто-то захочет пойти? Идея, может, и не самая лучшая, но это первое, что пришло в голову. Десяток подростков – это не так страшно. А вот десяток подростков и Сергей – это уже дискомфортно. – Окей, – кивнул Ян. Конечно, никто из родителей не захотел. Впрочем, примерно так я и предполагала, но не теряла надежду хотя бы на одного человека. Ничего, потерплю. Как в дурацком анекдоте – перетерпеть поход в театр. Хотя театр я люблю, только в этот раз расслабиться не получится. Или я просто себя накручиваю. Сразу я подумывала взять с собой Элку в качестве тяжелой артиллерии, но подруга улетела… Я уже забыла куда. Правда, обещала скоро вернуться и просила не делать глупостей. Что она имела в виду, я не спрашивала, но догадывалась. В день икс, ближе к обеду, позвонил Григорий Александрович. После приветствия он спросил: – Лола, какие планы на вечер? Я вздохнула. Может, его с нами в театр позвать? Нет. Я тут же отмела эту мысль. Мало того, что у них с Сергеем взаимная неприязнь, так еще, каким бы глупым это не казалось, я думала, что в таком случае наши встречи перестанут быть такими личными. А мне это нравилось. Такой маленький мир внутри большого суетливого мира. – Вечером я занята, – ответила с сожалением. – Что ж… Тогда я позвоню завтра после обеда. – А может?.. Общение с Элкой иногда толкает меня на странные поступки. – Что? – поторопил меня Григорий Александрович. – Может, мы сейчас выпьем кофе. Правда, у меня мало времени. Если он сейчас откажется, то я точно больше никогда не стану слушать подругу. Такое ощущение, что я навязываюсь. – Через полчаса к вам подъеду. Ровно через тридцать минут я вышла из подъезда и осмотрела двор в поисках знакомой машины. Григорий Александрович припарковался возле соседнего подъезда и сейчас нарезал круги вокруг машины, разговаривая по телефону. Увидев меня, махнул рукой и улыбнулся. Все-таки у него очаровательная улыбка, а обаятельные ямочки делают лицо моложе. – Здравствуйте, – сказала я, подойдя, когда Григорий Александрович повесил трубку. – Лола, вам не кажется, что мы бы могли перейти на «ты»? Это уже какой-то шаг к… К чему-то. – Можем. Тогда привет. – Привет. Я решил, что если у тебя мало времени, то можем выпить кофе прямо здесь. Захватил по дороге. Он открыл дверь машины и достал два стакана с уже знакомым логотипом кофейни. Мы устроились прямо на скамейке перед подъездом и привычно начали говорить ни о чем. Я не хотела, чтобы этот кофе заканчивался. Мне было комфортно, несмотря на погоду, мне было уютно, несмотря на то, что мы сидим на улице. Наверное, все-таки дело не в месте, а в человеке.