Тетя Маша жеманно смутилась, поправила халат и неуверенно подала ладонь. – Мария Петровна, – представилась она. – Григорий, – ответил мой спутник. Только они познакомились, и тетя Маша ушла на кухню, подмигнув мне незаметно, как вышел Витька с Тимофеем на руках. Тоже остановился возле нас, несмотря на то, что ребенок так и норовил вырваться. Да, мой приход с мужчиной – нонсенс для соседей. – Добрый вечер, – кивнул сосед. – Добрый, – ответили мы с Григорием Александровичем одновременно. На этом все? Как бы не так. Я думала, что вечер сюрпризов на сегодня закончился. Но нет… Когда я уже открывала дверь в свою комнату, вышел Валик. Судя по тому, что он был в наушниках и с листами А4 в руках, я понадеялась, что он просто кивнет и пройдет мимо. Он так и сделал. Ну, почти. Достал один наушник и, не отрываясь от распечатки, сказал: – Здравствуйте. – Здравствуйте, – ответил Григорий Александрович, а я только ответила: – Привет. И уже даже открыла дверь, когда Валик бросил на нас взгляд и резко остановился. И от следующих его слов я почти застонала: – Вы же Григорий Александрович Орлов! Я был на вашей лекции по истории архитектуры. Мир все же тесен. Конечно, мы не в Москве живем, но город довольно большой. А тут каждый день неожиданные встречи и стечения обстоятельств. Просто комедия положений. – Вы архитектор? – вступил в разговор Григорий Александрович. – Я пока студент. Но ваша работа по синтезу искусств архитектуры Высокого Возрождения, – Валик даже приложил руку к груди, не боясь помять листы, – это нечто невероятное. А это правда, – прищурился студент, – что про вас говорят? – Не знаю, что про меня говорят, но надеюсь, что ничего плохого. – Что вы! Вы же просто… Да вы же откопали столько всего! – А с каких пор архитекторы так увлекаются историей и археологией? Григорию Александровичу нравился этот разговор. – Ну как это? – удивился Валик. – А разве это все не взаимосвязано? – Молодец. Правильно мыслишь. Я, наверное, впервые увидела, как Валик настолько довольно улыбнулся. – А… Нет, это неудобно… – Парень, – Григорий Александрович положил руку ему на плечо. – Никогда не мямли. – Вы мне не скажете, какую литературу лучше использовать для работы по ансамблю Московского Кремля? Валик передал листы в руки Григория Александровича и тут же достал из кармана ручку. – Это не используй. Бесполезно… Это лучше тоже, в институтах не любят такой подход… Так, вот эти источники отличные. А вот этот можно вычеркнуть – то же самое, что и предыдущий. Я сейчас напишу еще несколько интересных книг. Может, будут полезными. Желаю удачи. – Спасибо большое! – Учись. Это полезно. Я молчала, наблюдая за ними, но улыбалась. Это действительно интересно. И необычно было увидеть Григория Александровича с той стороны, с которой я его не знала. Когда мы наконец-то оказались за закрытой дверью в моей комнате, я усмехнулась: – Вот так и живем. – У тебя очень милые соседи. Я слышал разное про коммунальные квартиры, но у вас как-то уютно. – Кофе? – предложила я. – Нет, – покачал головой Григорий Александрович, присев на диван и забросив руки за голову. И вот тут я уже растерялась. Даже по старой привычке руки потянулись ко рту, чтобы зубы нашли ноготь. В моей маленькой комнате нам двоим не хватало места – это факт. Ну что ему еще предложить? Чай? Шампанское? Хотя нет, за рулем же. А вот я, пожалуй, готова открыть одну из бутылочек, принесенных Валиком. Только что подумает Григорий Александрович? Что его сына учит алкоголичка? В принципе, для творческих личностей нормальное состояние, только не для педагогов. Но мне нужна была какая-то вредность. Поэтому я нашла в столе начатую пачку сигарет, лежавшую здесь с первого посещения Сергеем школы, и устроилась на подоконнике, открыв окно. – Нервничаешь? – спросил Григорий Александрович, поднявшись с дивана и подойдя ко мне. Его близость в моей маленькой комнате немного смущала, особенно после сегодняшнего поцелуя. Рубикон почти был перейден, и это пугало. Я не была готова к крутым поворотам в моей размеренной жизни. Мы молча закурили, и сигарета как-то очень быстро заканчивалась. Я смотрела в окно, видя в отражении окна два маленьких огонька. – Лола, я сам только вчера узнал. Я бы сказал тебе. Теперь стал понятен его вчерашний поздний звонок. Только все равно Григорий Александрович чувствовал себя намного увереннее меня. Нет, все равно я без пол-литра… Точнее, надо где-то три четверти. У меня как раз в шкафу лежит. Только вот я села на подоконник так неудобно, что с одной стороны доступ к отходу мне ограничивает стол, а с другой – Григорий Александрович. Я буквально загнана в угол. – Может, и не проблема, что твой сын учится в моем классе, – сказала, подкурив снова. – Но это было для меня неожиданно и как-то… странно. И дело тут не в моих принципах, а в ребенке, который мог стать свидетелем того, что ему могло не понравиться. – А ты о себе когда-нибудь думаешь? Вопрос не был резким или с нотками раздражения. Просто вопрос. Но я все равно не могла так подвести никого из своих учеников, тем более из тех, кто находится под моим пусть и временным, но руководством. – Я не хочу сплетен в школе, косых взглядов в свою сторону. А увидеть ненависть в глазах ребенка – это… Наверное, хуже ничего нет. А он будет ненавидеть и тебя, и меня. Ревность, чувство собственности, ощущение предательства. Он подросток, ему будет сложно, тем более в таком контексте. Мне пока хватает, что Сергей в школу как на работу стал ходить. Последнее я зря сказала. Да уж… Все как-то слишком сложно стало. Григорий Александрович деликатно не прокомментировал мою реплику насчет Сергея, а только ответил: – Лола, я рад, что у моего сына такой прекрасный и самоотверженный педагог, но тебе не кажется, что ты преувеличиваешь масштаб проблемы? – Возможно. Но давай пока оставим все как есть. Григорий Александрович отошел и снова устроился на диване. Дышать сразу стало легче, хотя я, кажется, до этого даже не дышала, а сердце стучало где-то в горле. Только почему он молчит? Я прикрыла окно и повернулась в сторону Григория Александровича. Он сидел, глядя в стену перед собой, пока не выдал такое, что я чуть с подоконника не упала: – А Алексеев тебя послушает, если ты скажешь ему то же самое? Сразу я опешила, не понимая, при чем здесь Сергей, а потом вспомнила брошенные им в ресторане слова и разозлилась: – А у вас гонка на опережение, что ли? Знаешь, я не в курсе, что было между вами в прошлом, но в ваших петушиных боях я участвовать не собираюсь. Разговор уходил не в то русло. Вместо того чтобы поговорить о наших отношениях, если они у нас есть вообще, мы обсуждаем Сергея. Григорий Александрович снова молчал, и думаю, что это было правильное решение с его стороны. Я успела немного успокоиться и, как говорит наш учитель информатики, перезагрузиться. – Извини, я погорячилась. – Я тоже, – кивнул Григорий Александрович и тут же перевел тему: – Спину застудишь. Или пересядь, или окно полностью закрой. Я слезла с подоконника и выдвинула стул. Все-таки действительно здесь мало места. Мне даже казалось, что в машине больше. – Может, расскажешь? – прервала я молчание. Уточнять не надо было. Григорий Александрович и так понял, что я имела в виду. Он потер лицо руками и устало сказал: – Если коротко, то Алексеев спал с моей женой. Для него это была обычная интрижка, а у нее просто появилась какая-то болезненная зависимость от него. Любовь зла, если это можно назвать любовью. Лаконично, но понятно. История в двух фразах, но чувствуется, что за ними много боли. Да, девушки выбирают не тех парней довольно часто. А уж каким обаятельным и привлекательным может быть Сергей, я знаю. Думаю, все было гораздо хуже, учитывая, что Григорий Александрович не хотел говорить об этом. А может, просто сама ситуация задевала самолюбие. Кто знает, кто знает… – Мне жаль. Я не знала, как еще прокомментировать. Вчера в автобусе Герман мне сказал, что его мать умерла, так что ворошить дела давно минувших лет не стоит. Григорий Александрович был прав: прошлое иногда надо похоронить, а обиды забыть. Вот только сейчас мое прошлое в лице Сергея наступает на пятки и никак не хочет отпускать. Вот уж кто точно больше похож на героя нашего времени – приносит несчастья не только себе, но и женщинам, которые имели глупость в него влюбиться. – Лола, – позвал меня Григорий Александрович, – а какова ваша история?