– Здравствуйте, Ирина Глебовна, – поздоровалась я со школьным медработником. – Лолита Ивановна, – кивнула старушка мне в ответ. – Ваши ребятки у меня уже постоянные клиенты. Только старые раны заживут, как они приходят новые обрабатывать. Но в этот раз уж больно погорячились. – Что опять случилось? – спросила я, повернувшись к парням. – Ничего, – в унисон прозвучал ответ. – Может, валерьяночки накапать, Лолита Ивановна? – заботливо поинтересовалась Ирина Глебовна, подойдя с эластичным бинтом к Яну и начав перебинтовывать ему запястье. Оно, кстати, выглядело так, что я поняла: валерьянка мне не поможет, тут надо ведро настойки боярышника. – Что… что с рукой? – тихо спросила я. – Скорее всего, растяжение, ну, и гематома, – пояснила Ирина Глебовна. – Но снимок бы не помешал. – Так что, Лолита Ивановна, увы, сочинение отменяется, – с иронией сказал Ян. – Рука-то правая. – Устно сдашь, умник, – буркнул себе под нос Герман. Он выглядел тоже не очень. На первый взгляд руки-ноги целые, но под глазом разливался огромный фингал, а возле губы Герман держал марлевый тампон, который уже начал пропитываться кровью. Одежда, конечно, у обоих снова в таком виде, что можно отправлять или в ателье, или сразу на помойку. – Тебя забыл спросить, как мне сдавать, – тут же парировал Ян и посмотрел на меня, улыбнувшись: – Мне же по блату можно, правда, Лолита Ивановна? Или мне теперь называть вас ма… – Хватит! – прервала я его, повысив голос. – Родителей в школу? – спросил Герман. Этот вопрос я в последнее время очень часто слышу. – Ну мне же не надо папу в школу? – снова завел пластинку Ян. – Вы с ним и так договоритесь. Я почувствовала, как начинаю заливаться краской. Это уже даже не намеки. Он мне прямым текстом говорит: «Эй, Лолита Ивановна, вы же встречаетесь с моим папой, так, может, замолвите словечко?» И тут на смену смущению пришла злость. Конечно, в первую очередь стоило бы злиться на себя и Сергея, но меня сорвало на детей. Впервые. Потому что я понимала, что все детские проблемы от взрослых ошибок, а сейчас не выдержала: – Я вас обоих на учет в ИДН поставлю, поняли? Сразу из медпункта ко мне в кабинет! Как доработать еще почти два месяца до каникул? С началом каникул меня, скорее всего, отправят в дурдом. ГЛАВА 40 В кабинете было как будто невыносимо душно. Я открыла два окна и прислонилась лбом к стеклу. Что же так плохо? Нервы ни к черту. Вернувшись к столу, я позвонила Сергею, который ответить не пожелал, потом набрала Грише. Он трубку поднял, удивленно спросив: – Лола? В этот момент открылась дверь, так что пришлось перейти на официально-деловое общение: – Григорий Александрович, это классный руководитель Германа. Вы не могли бы приехать в школу? Повисло молчание. Потом в трубке раздался тяжелый вздох, и Гриша сказал: – Через минут пятнадцать буду. Ян с Германом топтались у двери, но, судя по виду, совсем не чувствовали себя виноватыми. Скорее всего, просто боялись получить нагоняй от родителей. – Присаживайтесь, – кивком головы указала я на первую парту. Только парни устроились, стараясь находиться как можно дальше друг от друга, как мне перезвонил Сергей. Как только я ответила, он тоже спросил: – Лола? – Сергей Леонидович, это классный руководитель вашего сына. Вы не могли бы приехать в школу? Разговор у нас получился один в один, как и с Гришей. Сергей обещал приехать и, кажется, разозлился не на шутку. Посмотрев на Яна с Германом, когда отложила телефон в сторону, я увидела, что один с интересом рассматривает перебинтованную руку, а другой – трогает разбитую губу. – Может, вы все-таки расскажете, что случилось? – спросила я. Молчат. Я тоже молчу. Наседать на них не буду, иначе точно закроются. Наконец, Ян посмотрел на меня, изогнув бровь точь-в-точь как Сергей, и спросил: – А вам не все равно? Герман тоже с интересом на меня уставился. Я улыбнулась и ответила: – Вы думаете, я ваших родителей в школу вызываю, чтобы вас наказали или чтобы перебросить бремя ответственности? Нет, только для того, чтобы они прониклись вашими проблемами и помогли их решить. Если бы мне было все равно, я бы вам сказала: «Разбирайтесь сами». И что бы было? Наверное, бронь места в травматологии. – Но вам бы тоже влетело, – правильно заметил Герман. – Ты прав. Только, поверь мне, учитель всегда сможет отговориться. Сходила бы я на пару заседаний комиссии, отделалась дежурными фразами… И все, – развела я руками. Ян почесал затылок здоровой рукой, а Герман что-то рассматривал на парте. Я посмотрела на часы: двадцать пять минут до конца урока, десять – до приезда Гриши. – Слушайте, Лолита Ивановна, – наконец-то решился Ян, правда, как-то неуверенно, что совсем на него не похоже, – а если бы на этом месте сидели не мы, а другие, вы бы тоже так пеклись? Намек понят. Читать: если бы здесь сидел не я, учитывая сплетни про вас и моего отца… Ну, и так далее. – Неважно кто, – сказала я. – Важно – почему. И решая свои проблемы кулаками, вы подставляете себя, меня и своих родителей. – Полностью согласен, – услышала я знакомый голос возле двери. Герман даже подскочил со стула, но сильно испуганным не выглядел. – Папа? – спросил он. – А я так сильно изменился за несколько часов, что ты меня не узнал? Все-таки у них интересное общение. Хотелось улыбнуться, но сейчас надо держать лицо. Гриша в несколько шагов преодолел расстояние до сына и, взяв его за подбородок, осмотрел, после чего с ироничной усмешкой выдал: – Ну что скажешь? Красавчик… – покачал он головой. – Ничего, заживет. – Гри…горий Александрович, это уже не первая драка, поэтому надо вопрос как-то решать, – заметила я. Тут в кабинет почти влетел Сергей, хлопнув дверью так, что чуть стекла в окнах не вылетели. Вот он был вне себя. Теперь настала очередь Яна – он подскочил и сделал шаг назад, сказав: – Папа, я… Все произошло настолько быстро, что никто из присутствующих даже сообразить не успел. Ян не успел договорить, я не успела пресечь, а Гришу с Германом это вроде как и не касалось. Пощечина была настолько оглушительна для меня, что я даже зажмурилась на секунду. У каждого, конечно, свои методы воспитания, но это переходило все границы. Ян держался за щеку, но смотрел на Сергея с вызовом. Как будто еще специально нарывался. В этих детско-родительских отношениях, судя по всему, не все гладко. Я, зацепившись каблуком за стол, подбежала к Сергею со спины и схватила за локоть. Он обернулся и спросил: – Что? – Еще раз его тронешь, будешь отвечать по статье за жестокое обращение с детьми. – Лола, не лезь. Мы даже забыли, что надо бы соблюдать субординацию. Но меня ситуация возмутила до глубины души, а Сергей… Ну, это же Сергей. – Она права, – подошел к нам Гриша. Дети вообще на нас троих смотрели… Я бы сказала, что как бараны на новые ворота, но это непедагогично. Когда меня за локоть взял Гриша, я резко отпустила Сергея. Не знаю, что это была за цепная реакция, но зря мы все собрались в одном помещении. Я считала минуты до звонка – в класс бы стали входить дети, обстановка бы разрядилась. А сейчас все было… Каждый бы, кто посмотрел на нас со стороны, мне казалось, понял бы, что происходило между нами. Гриша с Сергеем сверлили друг друга взглядом, а я находилась между ними, как будто принимая исходящие от них волны и не давая им соприкоснуться.