Бьярн только брови нахмурил, но при всех ничего не стал говорить. Шапку между тем пустили по столам, и Мара видела, что разгоряченные напитками посетители кидают не только медные монеты, но изредка серебряные. Им бы заработок не помешал — до зимних холодов месяца два, а то и полтора. И Мара согласно кивнула. Дом, который им предстояло проверить, принадлежал тому самому верзиле, который всю кашу заварил. Возможно, он с самого начала планировал нанять Мару, но, понимая, что тогда в любом случае придется платить, разыграл целый спектакль. Если Мара и Бьярн не принесут никаких доказательств тому, что происходит в доме, то и денег не получат. Сам наниматель, который назвался Горгом, в доме уже давно не жил. По его словам, эта развалюха досталась ему после смерти бабушки, и он планировал пускать туда жильцов, но даже те, кто вносил задаток за седмицу, на следующий день бежали прочь. Объясняли все по разному. То шорохи и стуки спать не давали. То тревожно и жутко в доме, так что спать невозможно. А кто-то жаловался после единственной ночи, проведенной под крышей дома, на полное изнеможение. С тех пор уже несколько месяцев дом пустует, разрушается потихоньку. Сам Горг пару раз решился заглянуть в него при свете дня — ничего страшного не обнаружил и изнеможения не почувствовал. Так что лично ему кажется, что все это происки конкурентов. Но люди, твари неблагодарные, пожаловались наместнику, и тот повелел все окна и выходы заколотить досками до того момента, как в город придет некромант и наведет порядок. Кто знает, что за зараза там водится, не перекинется ли на другие дома. — Бабушку похоронили? — прямо спросила Мара. — Само собой. Честь по чести. Поэтому если в доме кто-то шалит, то ты должна принести мне его голову на блюдечке. Горг сжал немаленькие кулачищи. — Даже если это соседские мальчишки! Дом располагался в самом конце глухого переулка. Здесь вообще стояли старые и большей частью пустующие дома. В таком месте Мара точно не захотела бы снимать жилье, так что постояльцы, возможно, всего лишь выдумывали предлог для того, чтобы сбежать. Что ж, если так, то это станет самым простым делом в ее жизни. Горг и парочка его приятелей проводили Мару и Бьярна до дверей особнячка — десять минут ходьбы от постоялого двора. Окна и двери действительно были заколочены, краска, некогда зеленая, облупилась и слезала с деревянных стен грязными лоскутами. Горг, захвативший с собой гвоздодер, рванул на себя одну из досок, перекрывавшую вход, и та внезапно рассыпалась в его руках трухой. — Жучок, что ли, какой… — пробормотал хозяин, кроша дерево в пальцах. Наконец дверь распахнулась, и в лицо Мары ударил затхлый запах пыли и старости. На дворе был еще ранний вечер, но из-за того, что окна были закрыты ставнями и забиты, в доме царила темнота. Горг передал гвоздодер Бьярну с предложением открыть пару окон, если ему понадобится, а то «кто знает, может, девка твоя в темноте видеть умеет». На том и ретировался, сообщив напоследок, что дождется их в «Трех топорах». Мара перешагнула порог, прислушиваясь к ощущениям, пытаясь поймать темную или светлую энергию. Дом молчал. Он был тих, пуст и мертв. Бьярн, не мешая ей сосредоточиваться, прошел мимо и вскрыл пару окон, заколоченных изнутри. В комнату хлынул свет, который, пробившись сквозь потрескавшееся грязное стекло, словно и сам становился серым и грязным. Дом как дом. Видно, после смерти хозяйки Горг вынес все, что можно было продать, оставив минимум необходимых вещей. У старенького камина стояло продавленное кресло, на полу лежал коврик, на стенах, на потемневших обоях кое-где виднелись светлые квадраты — видно, раньше здесь висели картины. Бьярн и Мара, двигаясь медленно и прислушиваясь к каждому шороху, шаг за шагом обошли весь дом — зал внизу, кухонька, маленькая спальня, две спальни наверху, чердак, заставленный сундуками, где хранились какие-то слежавшиеся старые тряпки. Особенно пристально осмотрели подвал. Бабушка Горга, вероятно, была женщиной рачительной и любила делать запасы на зиму, на полках до сих пор стояли банки с соленьями, в полутьме с трудом можно было разглядеть плавающие в рассоле маленькие помидоры и даже целые капустные головы. Здесь стоял кислый, нехороший запах. Интересно, сколько уже лет здесь стоят эти соленья? Наверное, давно испортились, а отнести все это хозяйство на свалку у Горга руки не дошли. — Чувствуешь что-нибудь? — спросил Бьярн. Мара еще раз прислушалась к ощущениям и отрицательно качнула головой. — Не знаю… Нет. Атмосфера здесь угнетающая, конечно, но… — Вернемся? Первым ее порывом было сказать: «Да!» Вернуться, посмеяться на Горгом, сказать, что в доме нет ничего страшнее протухших помидоров, получить свои деньги и отправиться отдыхать. Но вместо этого Мара ответила: — Подожди. Давай побудем здесь еще немного. ГЛАВА 7 Они поднялись наверх. Бьярн тяжело опустился в кресло у камина, Мара присела на краешек стула. Поток света, проникающий в окна, постепенно иссякал, словно кто-то снаружи прикрутил фитиль лампы. Вечерело. Если верить рассказам постояльцев, все неприятности в этом доме происходили именно по ночам. Ждать темноты оставалось недолго, и раз уж они взялись за это дело, то надо довести его до конца. Мара только переживала за Эрла, но, имея уже опыт спасения людей, точно знала, что мальчик вне опасности. Он не проснется до самого утра, а утром будет достаточно бодр для того, чтобы попросить завтрак. Когда сумерки заполнили зал, Бьярн, до этого сидевший неподвижно, достал из мешка пузырь из тончайшей кожи, наполненный серой крошкой, и сжал его в ладони. Каждая песчинка внутри пузыря тут же зажглась зеленоватым мерцающим огнем, так что сам пузырь превратился в светильник, озаряющий стены комнаты мертвенным светом. — Ох, не люблю я эти «русалочьи огни», — вслух выразила Мара то, что, судя по выражению лица напарника, тот подумал, но не сказал. — И так жутко… Но по настоящему жутко, хоть Мара не призналась бы в этом даже себе самой, ей стало в следующий миг, когда она ясно и четко расслышала топот легких маленьких ножек. Непонятно только, откуда он раздавался — снизу или сверху. Казалось, он идет отовсюду. И тут же сполохи темной энергии заполнили пространство. — Здесь есть что-то, — сказала она. — Не живое. Бьярн тоже услышал топот. Оба вскочили на ноги. — Что мы упустили? — прошептала Мара. Этот вопрос не требовал ответа — Бьярн знал, что она рассуждает вслух, и не мешал. — Давай на чердак! Они одновременно подумали об этом: если что-то или кто-то прячется в доме, то таким местом может быть только чердак. Жаль, что они не осмотрели как следует сундуки, когда была такая возможность. Четыре огромных тяжелых сундука стояли впритык друг к другу, занимая почти все пространство под крышей. Мара откинула крышку ближайшего к ним и принялась вытаскивать тряпки — какие-то старые платья, пахнущие плесенью, шерстяные кофты, побитые молью. Они так слежались за это время, что приходилось их буквально отдирать друг от друга. Драгоценное время уходило. Бьярн решил проблему радикально: аккуратно отстранил Мару и, взявшись за нижние углы сундука, просто перевернул его, вытряхнув ворох вещей. Обычные старушечьи вещи, ничего больше. Когда Бьярн шагнул к следующему сундуку и на чердаке на секунду установилась тишина, они вновь услышали дробный, быстрый топоток. Мара закрыла глаза, пытаясь уловить направление, откуда исходят волны темной энергии, но чувства обманывали ее, пытаясь сказать, что отовсюду: снизу, сверху, со всех сторон. Это было невозможно. Она тряхнула головой: ладно, разберемся! В следующем сундуке не обнаружилось ничего нового. И в следующем. Бьярн переворачивал их, и они вдвоем раскидывали вещи, перетряхивали их, боясь упустить что-то важное. И если бы не воистину медвежья сила Бьярна, несомненно, не успели бы докопаться до содержимого последнего сундука. Сверху тоже лежали вещи, а вот под ними обнаружились книги и ворох исписанных от руки листов со странными знаками и рисунками. — Посвети! — Мара подняла ближайшие к ней листы, разгладила, поднося к «русалочьему огню», который Бьярн поднял повыше, и тут же, не сдержавшись, выругалась: — Проклятье! Проклятье! На пожелтевших листах были изображены тщедушные тельца с непомерно большими головами, с тонкими конечностями и зажмуренными глазами. — Это кто? Дети? — даже в голосе Бьярна сквозили ужас и отвращение. — Мертвые дети? — Нет… — Мара качнула головой, хотя, признаться, это было первое, что ей самой пришло в голову, но секундой позже она поняла. — Это гомункулы. Кто-то выращивал в доме гомункулов. Понятно кто — бабка. Она умерла, и твари вышли из-под контроля. В нависшей тишине вновь послышался шум легких шагов. Бьярн обвел светильником пространство, пытаясь увидеть хоть одно из этих созданий. Нет, чердак пока был пуст. — Зачем кому-то делать такое? — глухо сказал он. Мара с гомункулами еще дела не имела. Ведь эти создания — творение человеческих рук, и, к счастью, немногие люди готовы были совершить такую глупость. Но однажды она читала про них в книге, которую часто держала в руках в детстве… Нет, сейчас не время для воспоминаний! Мара мотнула головой, выбрасывая из головы все лишнее и сосредоточившись на главном. — Жизненная сила! Вся нечисть охотится за ней. Но, в отличие от гомункулов, потребляет ее в свое удовольствие, а гомункул приносит ее хозяину, оставляя себе лишь малую часть. — Бабка питалась жизненной силой? Чтобы продлить себе жизнь? Бьярн схватывал все на лету. Мара быстро кивнула, соглашаясь. — Да! Возможно, сначала это был только один гомункул. Но беда в том, что они бесконтрольно и быстро размножаются сами по себе. И все это время запертые здесь, высосав всю силу даже из стен — ты ведь заметил, что дерево в руках Горга превратилось в труху, — они теперь голодны и очень опасны. — Что-то не больно бабке помогла ее хитрость. Померла старушка-то! — Кто знает, сколько она прожила на самом деле. Может, лет сто пятьдесят вместо положенных восьмидесяти! Это неважно уже… Но я не понимаю — где же они? У Бьярна черты лица вдруг застыли. — Не знаю, где они сейчас… Но знаю, где они были! Мы их видели! Мара смотрела, не понимая, чувствуя себя ужасно глупо. Чего она не заметила? — Подвал, Мара! Не думаю, что бабка огурцы солила. Мара ойкнула, как девчонка, и, не осознавая, что делает, вцепилась Бьярну в предплечье. Все эти кочаны капусты, помидоры… — Бежим! — крикнула она. Как она не поняла сразу! Ведь должна была догадаться! Во всех этих банках со специальным раствором находятся гомункулы. Дремлют, пока на дворе день, а когда наступает ночь, выходят и бродят по дому. Выискивают, озверевшие от голода, чем бы поживиться. А они, как Мара сейчас вспомнила, не только энергией питаются, но и живой плотью. И вполне вероятно, что в старом особняке не осталось уже ни крыс, ни пауков. Зато такая отличная вкусная добыча сама пришла в гости! Здесь нельзя больше оставаться! Даже ее силы не хватит на то, чтобы уничтожить всех расплодившихся тварей. Уйти, а утром вернуться и сжечь дом. Больше ничего сделать нельзя. Бьярн все понял. Мара любила с ним работать еще и потому, что напарнику не надо было повторять дважды. Они рванули к выходу. Но слишком поздно. Только теперь Мара разгадала, где твари прятались все это время и почему звук шел словно отовсюду. Деревянные стены, ставшие трухлявыми и ненадежными, вдруг пошли трещинами. Они крошились, выпуская наружу тех самых существ, которых напарники только что видели на рисунке. Гомункулы все это время прятались в перекрытиях дома и между стенами. Пока Мара и Бьярн искали их на чердаке, твари поднялись наверх, окружили, а теперь медленно и верно двигались навстречу своей добыче. Они были точно такими, как на изображении. Уродливые большеголовые создания с узенькими щелями вместо глаз и непомерно широкими ноздрями. Некоторые величиной с кочан капусты, другие — не больше ладони взрослого человека. Они неуверенно двигались вперед, переступая кривыми тонкими ножками, принюхиваясь. — Бьярн… Они слепые… — прошептала Мара. — Молчи, застынь на месте. Один из гомункулов повернул голову на звук и зашипел, разинув пасть, обнажив ряд длинных, острых, как иглы, зубов. Бьярн стоял ближе к выходу, Мара у стены. Между ними три шага взрослого человека. А вокруг каждого постепенно сжималось кольцо, состоящее из желтоватых, влажно блестевших при свете «русалочьего огня» тел. Даже если напарники не издадут больше ни звука, их все равно обнаружат на ощупь довольно скоро. Бьярн подал Маре знак руками: «Прыгай ко мне. Я тебя поймаю. Успеем убежать». Мара отрицательно покачала головой. Они услышат и кинутся на Бьярна. Судя по острым зубам тварей, далеко уйти с Марой на руках ему вряд ли удастся.