— Сейчас ты пойдешь домой и успокоишься, — огрызнулся Лёха. — Я из-за вас своих друзей продинамил. Так что нефиг. — Всё. Уходим, — Саша потянул меня за рюкзак. Не знаю, стал бы Лёха нас останавливать, и что бы он вообще сделал, послушай я Якушина, но мне показалось неправильным так поступить с ним. — Ладно, — сказала я. — Поехали вместе. Саша осуждающе покосился на меня, а Лёха согласно кивнул. — Вот это другой разговор. Я тоже ненавижу напряги, — он похлопал Якушина по плечу. — Расслабься, чувак. Всё будет зашибись. Глава 6 Вита Мама с папой ссорились редко. Их ссоры напоминали интеллектуальную дуэль, в которой побеждал тот, кто выдавал наиболее сложную фразу, означающую степень заблуждения оппонента. А через час или два они мирились. Обычно папа подходил к маме с заявлением: «Всё равно ты не права», после чего тут же, пока она не успела опомниться, озадачивал чем-нибудь совершенно бытовым: «Ты не видела мои очки?» или «Скоро будем есть?». Однако помню период, когда они ссорились так, что не разговаривали по три дня. Мне тогда было восемь, и я очень переживала. Думала, а вдруг, они больше никогда не заговорят друг с другом и не помирятся? Я же знала, что такое бывает. Сначала люди не разговаривают, а потом становятся чужими и разводятся. — Ты больше не любишь папу? — пришла я как-то к маме с прямым вопросом. — Люблю, конечно. — Но вы же поссорились. — Ссорятся, Виточка, и когда любят. Когда человек для тебя важен, важно его мнение и поступки. А с теми, кого не любят, не ссорятся. Только ругаются. — Но если ты любишь папу, а он тебя, то зачем вам тогда ссориться? — Это же не специально получается. Просто так бывает, что для одного хорошо, для другого плохо и наоборот. Примерно, как с рисовой кашей, которую ты не хочешь есть. — Но я же не перестаю с тобой разговаривать. — Мы не разговариваем из-за того, что пока ссорились успели наговорить друг другу много неприятных вещей. — Но если ты знаешь, что говорила неприятное и папа про себя это знает, то почему вам просто не извиниться друг перед другом и всё? — Потому что каждый из нас считает, что он прав. — Но помириться же важнее, чем быть правым. — Когда как. Иногда человек так сильно заблуждается, что ты перестаешь понимать его, а потом и любить. Утром я проснулась внезапно. Будто почувствовала. Окно было приоткрыто и в комнату проникали оживленные звуки летней улицы: воркование голубей, шуршание подошв об асфальт, хлопанье дверей, тихий гул заведенной возле подъезда машины, негромкие голоса. Услышав которые, я резко вскочила и бросилась к окну. Макс закидывал в багажник рюкзаки. Артём сидел за рулём. На часах было девять. Я вспомнила, что Макс договаривался с ребятами отправиться на какую-то стройку. Но Артём никуда не собирался. Он планировал остаться здесь. Со мной. Торопливо натянула джинсы и, оставшись в спальной майке, кинулась на улицу. Макс уже запрыгнул в машину, а Артём, увидев меня, нарочно дал подойти ближе, и затем тронулся. Я крикнула «Подожди», но он ускорился. Макс опустил стекло, высунулся по плечи и развел руками, мол, ничего не может поделать. Я пробежала ещё несколько шагов и остановилась, недоуменно глядя им вслед. Вчерашняя ссора была глупая и какая-то ненастоящая, потому что чтобы поссориться по-настоящему нужна обида или злость, но я не чувствовала ничего похожего. Вернувшись домой, я принялась названивать ему. Раз семь набрала. Наконец, ответил. — Ты хотела, чтобы я занялся делом? Я занялся. Обычно я так не поступаю. Обычно сразу посылаю. Так что ты, Витя, первая девушка, которую я послушал. Радуйся. — Но Артём, я же говорила не о том. Останься, пожалуйста. Я тут умру одна. — От этого ещё никто не умирал. — Хочешь, я расскажу, с кем разговаривала? — Расскажешь, когда вернусь. — А когда ты вернешься? — Недели через три, а может через месяц. Всё. Пока. Стоило перезвонить, но я вряд ли смогла бы произнести хоть слово. Вместо этого написала эсэмэс: «Пожалуйста, прости. Я всё поняла и больше никогда не заговорю ни о чем подобном». Ответ пришел совершенно в стиле Артёма. Простой и до отчаяния лаконичный. «Не грусти». Три недели — это двадцать один день. Ровно столько нужно человеку, чтобы он приобрел ту или иную привычку или же отказался от неё. Через три недели наступит август, и ночи станут длинными и холодными. А что если за двадцать один день мы отвыкнем и разлюбим друг от друга? — Здравствуйте, это Вита. Артём уехал. Я всё испортила. Он очень разозлился из-за того, что я не захотела рассказывать ему о нашей с вами встрече. Что же мне теперь делать? — вывалила я на одном дыхании, потому что больше не могла сдерживаться. — Так, ну-ка успокойся, — строгим голосом сказала Полина. — Что за трагедия? Тёма вечно психует не по делу. Через час я приеду к вам за собакой. Поблизости есть какое-нибудь приличное кафе? То, что они оставили Лану Полине стало ещё одной неприятной неожиданностью. Я любила Лану, а она меня. И я бы с лёгкостью ходила с ней гулять, кормила, играла тоже. Вместе нам обеим было бы не так грустно ждать. Однако приглашение Полины само по себе стало утешением. Мне пришлось взять себя в руки, одеться и выползти из дома. «Приличное» кафе Полина выбрала сама в мобильном приложении. Пафосное и очень дорогое. Наподобие тех, куда ходил Артём, но мне такие места не нравились. В них я чувствовала себя лохушкой. — Насчет денег не волнуйся, — сразу предупредила она. — Я заплачу. И это тоже прозвучало не очень приятно. Полина была для меня совсем чужим человеком, и я никак не могла позволить ей платить за себя, поэтому заказала только чашку зеленого чая. Всё то время пока я рассказывала о том, что случилось, она сидела с таким выражением лица, с каким наша историчка слушала ответы на уроках. Выражением лёгкого недоумения, недоверия и насмешки. — Теперь я понимаю, почему он выбрал именно тебя. Его всегда бесит, когда у человека есть своё мнение. Хочет, чтобы всё было только по его. А ты наверняка во всём слушаешься и соглашаешься? — Я не люблю ссорится и обычно мы легко договариваемся. Если бы я рассказала про вас, Артём бы не обиделся. А так получилось, что я скрываю что-то. — О, да. Влезть в чужую жизнь и прогнуть под себя — это его любимая забава. — Но я тоже думаю, что между близкими людьми не должно быть секретов. — А ты уверена, что у него от тебя их нет? — Не знаю. — Тогда слушай меня. Я знаю, о чём говорю. Ты наверняка смотришь на него как на взрослого. Мне тоже казалось раньше, что двадцать — серьёзный возраст. Но ты не представляешь сколько у Тёмы заморочек. — Вы знали, что он разозлится? Полина неопределенно пожала плечами. — Можно было предположить. — И специально хотели нас поссорить? — Ну что за детский сад? Конечно нет. Я тоже огорчена тем, что произошло. Надеялась, что хоть с тобой он считается. Полина принялась рассказывать про Артёма. Про его характер, поступки, про то, как он вел себя со своими родителями, с её отцом, как поступал с девушками. При чем каждая её фраза отчего-то звучала обидно, и я почти перестала слушать. Будь Артём хоть Мефистофелем, для меня всё это не имело никакого значения. В то же время, за соседний столик пришла интересная пара: молодой темноволосый парень с женщиной в солнечных очках и с густым, похожим на парик, чёрным каре. И я невольно отвлеклась на них. По всей вероятности, это были мать с сыном. Женщина стройная, утонченная, немного манерная. Он темноглазый и решительный. Ей могло быть как сорок, так и шестьдесят, а парень выглядел чуть старше меня. Сделав заказ, они какое-то время негромко переговаривались, затем женщина, словно вспомнив о чём-то, полезла в сумочку, достала оттуда пузырек с таблетками, но открыть его не успела. Пузырек выскользнул из её пальцев и упал. Пластиковая крышечка приоткрылась и таблетки раскатились по полу. Женщина ахнула, а её сын поспешно кинулся собирать их.