Кондиционер работал на полную, но горячие солнечные лучи настойчиво проникали в щели опущенных жалюзи. — Ты прав, — она помахала перед ним бутылкой. — Открывай, будем веселиться. За обедом мы разговаривали о книгах, о кино, и об искусстве в целом, потому что Ангелина Васильевна им интересовалась. Ещё она расспрашивала о порядках в нашей школе и сравнивала со школой Ярослава. Затем вспоминала, как они ездили кататься на лыжах в Альпы. Мы ели утку и пирог с мясом. Ярослав же всё больше молчал, но чуть позже, когда играли в Имаджинариум, развеселился и даже смеялся. Он очень старался развлекать её, хотя было видно, что даётся ему это непросто. И я вдруг совершенно отчётливо поняла, почему на самом деле он позвал меня. Ведь, если бы с ними никого не было, они бы снова и снова говорили на свои тяжелые темы с болезненным прошлым и пугающим будущим. Но потом у Ангелины Васильевны зазвонил телефон, она посмотрела на экран, несколько секунд колебалась, после чего взяла трубку и, извинившись, ушла в комнату. — Всё нормально? — спросил Ярослав. — Всё отлично. У тебя замечательная мама. — Я знаю, — он едва заметно улыбнулся. — Почему на свете живёт столько людей, недостойных жизни, а хороший, добрый человек, который всю жизнь старался только для других, должен умереть? Я бы хотел верить в Бога или ещё кого-нибудь всесильного, но, увы, не получается. Ангелина Васильевна вернулась с каменным лицом, расслабленная лёгкость исчезла. Она снова выглядела несчастной и больной. — Пойду полежу, — сказала она. — Устала. — Этот звонил? — зло спросил Ярослав. — Вы тут справитесь без меня? — Ангелина Васильевна нарочно проигнорировала его вопрос. Я встала, поблагодарила её и быстро попрощалась. После свежести их квартиры уличный воздух обдал жаром. Ярослав отправился провожать меня до метро. — Она не хочет ни с кем общаться. С друзьями и знакомыми. Ни с кем. Стесняется того, как выглядит, и того, что у нас произошло. Раньше все только и твердили ей, что мы идеальная семья и что это её заслуга. И это правда, потому что отец всегда из неё веревки вил, а она принимала, как должное. — Ты его не любишь? — Ненавижу. Ему всегда было на нас плевать. Просто она этого не замечала. Не хотела. Для него только работа и друзья что-то значили. Чужие люди и то важнее. Ради них мог в ночи куда угодно сорваться. Поэтому все вокруг считают его «чудесным человеком». Он им всем помогает. А мы с мамой так, типа общественной нагрузки. Главное, чтобы не хуже, чем у других. Ладно, тебе это не интересно. Последнюю фразу Ярослав сказал твёрдо обозначая, что разговор окончен. Удивительно, что он вообще со мной об этом говорил. Такие люди обычно не отличаются откровенностью. В этом он напоминал Макса, но, если Макс до сих пор оставался для меня загадкой, Ярослав был частью привычного и понятного мне мира. Мира успеваемости, оценок, родительского одобрения, домашних стен, самодисциплины, амбиций, перспектив и внутреннего одиночества. Мы словно принадлежали к одной касте и многое понимали без слов. — Придёшь ещё? — с надеждой спросил он. — Нет, извини. Было здорово, но всё равно получается какой-то обман. И мне стыдно. Он тяжело вздохнул. — Ты такая странная. — Дело не только в твоей маме. — Ах, да… У тебя же какой-то там друг, — он криво ухмыльнулся. — А хочешь, я сам с ним договорюсь и возьму тебя на некоторое время в аренду? — Он не согласится. — Это только вопрос цены. — Для него деньги не имеют значения. — Теперь я ещё больше сомневаюсь, что твой друг на самом деле существует, — язвительно сказал он, после чего взял за руку и потянул за собой. — Сейчас я тебя кое с кем познакомлю. Мы перебежали дорогу в неположенном месте и нырнули под бело-зелёную вывеску химчистки. В просторном зале с двумя прилавками сильно пахло химикатами и пластиком. Посетителей не было. За одним прилавком торчала низенькая, как грибок, женщина, перед ней лежал сканворд, она глянула на нас из-под сползших на кончик носа очков и вернулась к своему занятию. За другим спиной к нам стояла фигуристая девушка в белом халате с высоко забранной копной рыжих вьющихся волос. Увидев её, Ярослав немного замешкался и притормозил, как если бы неожиданно передумал. Но потом всё же подошёл. — Привет. Девушка обернулась. Удивлённо округлила глаза и обрадованно заулыбалась. Потом словно догадавшись о чём-то, кивнула: — Что? Сюрприз? — Вообще-то да, — ответил он. — Мы с ней поменялись, теперь она на две недели поехала на дачу маме помогать. — Понятно. — Значит, мне ты не рад. — Тебе я всегда рад. Это Вита, — представил он меня. — А это — Зоя. Моя одноклассница. — Бывшая, — поправила она. — Очень приятно, — сказала я. — Мне тоже, — девушка широко улыбнулась, и в её взгляде я уловила любопытство. — Зой, — Ярослав опёрся обеими руками о прилавок. — Скажи Вите, что я люблю твою сестру. — Что? — Зоя нахмурилась, пытаясь вникнуть в смысл его слов. — Лучше бы ты сам это Нине сказал. — Обойдётся. Пока на коленях не приползёт прощение просить, не скажу. — Она не приползёт, — засмеялась Зоя. — Она такая же упрямая, как и ты. — Прекрасно, — он резко выпрямился. — Тогда пусть страдает. На следующий день, не взирая на мой отказ, Ярослав зашёл снова, что для Москвы и человека, не имеющего далеко идущих планов, было вдвойне странно. Однако на этот раз цветов он не принес и в гости тоже звать не стал. Сказал, что хочет просто погулять и я, выбирая между иступленной маятой в духоте квартиры и возможностью «убить» пару часов, выбрала последнее. Мы поехали в зоопарк. Днём в будний летний день людей там оказалось немного. Солнце нестерпимо жарило, и животные в изнеможении прятались в кустах, под корягами, а у кого были домики или норы и вовсе не вылезали оттуда. Один только жираф, выпрашивая у посетителей еду, чувствовал себя прекрасно. Ещё удалось увидеть слона со слоненком и семейку горилл. А дольше всего проторчали возле весело суетящихся возле большого водоёма енотов, но когда один из этих симпатяг на наших глазах поймал и съел воробья, всё очарование дикой природы исчезло. Ни о чем особенном мы не разговаривали, только о том, что видели. Каждый ходил в своих мыслях. Но неловкости не было. Ярослав оказался отличным компаньоном в «убивании времени» для того, кто не может отключить мозг. Мы не веселились, не чувствовали себя беззаботно, но, если бы были деловыми партнёрами, наверное, хорошо бы сработались. Невольно я сравнивала его с Артёмом. Наверное, потому что он тоже хорошо выглядел и вёл себя, как человек, знающий себе цену. Но на этом их сходство заканчивалось. Ярослав был очень спокоен и как будто равнодушен ко всему, тогда как из Артёма энергия била ключом. Он не мог просто идти рядом и молчать, всегда что-то рассказывал и шутил, дурачась и привлекая внимание прохожих. А если вдруг кто-то долго засматривался на нас, мог запросто бросить что-то вроде: «Привет! Как дела?». О личном мы с Ярославом говорили немного, урывками, и лишь когда нужно было заполнить паузы скучного ожидания. В вагоне метро: — Почему вы поссорились с Ниной? — Потому что она дура. — Но почему тогда ты её любишь? — Потому что идиот. В кассе за билетами: — Зачем тебе быть филологом? — Это моё призвание. — Филологи зарабатывают копейки. — Мои родители нормально зарабатывают. — Нормально для чего? — На еду хватает.