— А разве вы не духовной пищей питаетесь? Возле клетки с попугаями: — Ты часы для красоты носишь? — Для себя. — Но ты на них не смотришь. — Мне достаточно, что другие на них смотрят. В кафе, пока нам несли салаты: — Этот твой мифический друг — одноклассник? — Сосед. Ему двадцать. — И что он? Учится? Работает? — Вообще-то он музыкант. — В переходах играет? — Сейчас нигде. — Всё ясно. Саркастичность Ярослава меня не смущала, Артём иногда и похуже мог высказаться. Злило только, что, не зная Артёма, Ярослав постоянно отпускал о нём небрежные, высокомерные комментарии. Поэтому я старалась лишнего не рассказывать и новых поводов не давать. — Куда завтра пойдем? — спросил он возле подъезда. — Это мама тебе сказала меня развлекать? — Нет. Но ты ей понравилась, и она думает, что у нас всё серьёзно. — Тогда зачем ты меня зовёшь? — Просто. Ты мне подходишь. — Для чего? — Для того, чтобы проводить время. С тобой интересно. — Но мы почти не разговариваем. — И это прекрасно. За всё время ты ничего не сказала ни про маникюр, ни про подруг, ни про Инсту. Зато знаешь слова: детерминация, плюрализм и семантика. Ты не ноешь и ничего не просишь. Я же вижу, что тебе одиноко, и мы можем помочь друг другу. Короче, думай. Я позвоню. А когда я вошла в свою комнату и стянула влажное платье, внезапно накатило такое странное чувство, словно меня всю изнутри переворошили и оставили в беспорядке. Легла прямо в трусах и лифчике на пол. Внизу было прохладнее. Минут двадцать так лежала. Потом взяла телефон и написала: «Любое наказание должно быть равноценно совершенному поступку, иначе оно становится ещё худшим злом. Из-за того, что ты не отвечаешь, мне хочется сделать что-нибудь плохое. Что-то, что заставит тебя понять, как ты несправедлив. Пожалуйста, давай просто поговорим». Отправила и решила, что если Артём не ответит, то приму приглашение Ярослава и буду искать способ убить не время, а разрушительные мысли. Раз в одном блоге я прочла, что любовь — самое большое заблуждение человечества. Иллюзия, обман, вирус, который завладевает тобой, и ты делаешь такие вещи, которые в трезвом уме никогда бы не сделал. Тогда я возмутилась и даже собиралась поспорить, теперь же не знала, что и думать. Мне приснился Артём. Очень ярко и отчётливо, как если бы всё происходило наяву. Мы сидели в плетеных креслах на широком балконе Полины высоко над городом. Артём в баскетбольной майке, трусах и своих высоких шнурованных ботинках, закинув ноги на стеклянный столик. На животе у него лежал белый пушистый крольчонок. Я в лифчике и трусах держала сложенный зонт. Мы подставляли лица солнцу и нежились в его лучах. — Мне приснилось, — сказала я. — Что ты обиделся на меня и уехал. — Насовсем? — Просто кинул меня в черный список и пропал. — Что же ты такое ужасное сделала? — Не помню. — И что потом? — Потом — ничего. Мне стало грустно и очень страшно, поэтому я проснулась. — Это значит, что ты от меня что-то скрываешь и боишься, что я узнаю. — Вовсе нет. Он протянул руку и накрыл ей мою. Кролик затряс ушами. — Это значит, что я боюсь, что ты исчезнешь. — Я сам этого иногда боюсь. — Хорошо, что это только сон. — Просто будь рядом, и я никогда не исчезну. — Просто если собёрешься исчезнуть, забери меня с собой. Мы переплетаем пальцы, кролик соскакивает на пол, солнечные лучи просвечивают нас насквозь. Спала я минут десять, но проснулась с чувством облегчения и бодрости. Поднялась с пола, после чего взяла телефон и удалила своё последнее сообщение. — Представляешь, — мама снова была взбудоражена новостями из Интернета. — Двое подростков в Мытищах провалились в неработающую шахту лифта и погибли. — И чего? — А то, — она многозначительно выдержала паузу, — что с подростками постоянно что-то случается, а ты взяла моду шастать повсюду с утра до ночи. — Я не подросток. — А кто же? — Вот сама подумай, что может заставить меня полезть в шахту лифта? — Всё равно, — мама тяжело вздохнула. — Ты почему-то считаешь, что ты взрослая, а ты не взрослая. И от этого происходит много неприятностей. Вот эти ребята тоже, наверное, не думали, что сорвутся. Просто вы всегда сначала делаете, а потом и думать бывает поздно. — Мам, ну почему ты всё время выискиваешь какие-то неприятные вещи и потом весь день переживаешь из-за них? Из-за того, к чему ты не имеешь отношения и чего изменить не можешь? — А тут и выискивать не нужно. На каждой странице: война, упадок, болезни и нищета. Мир превратился в полный хаос. Поэтому я хочу, чтобы хоть дома у меня было спокойно. — Всё спокойно, мам, — я обняла её за плечи. — Со мной ничего не случится. Правда. Глава 13 Тоня Есть люди, которые радуются всему подряд. Такой Петров. Стоит ему увидеть как-то по-особому сверкнувшую каплю дождя, причудливо изогнутого червяка на асфальте или обычную изморозь на оконном стекле, он так счастлив, словно это самое прекрасное, что могло случиться с ним в жизни. Но я считаю, глупо радоваться всему подряд. Когда у тебя постоянно «всё прекрасно», к этому привыкаешь. Если питаться с утра до вечера только конфетами, сладости не почувствуешь. Что-то по-настоящему хорошее и приятное не может быть всегда и везде. Его нужно принимать скромными порциями, совсем по чуть-чуть, чтобы в полной мере понять, что же ты чувствуешь и насладиться этим ощущением. Хорошего должно быть ровно столько, чтобы хотелось жить, а плохого… Плохого и так достаточно. Куда ни глянь. В окно яростно долбилась муха. Она так отчаянно и призывно жужжала, что мне пришлось встать. Рассохшиеся деревянные рамы с облупившейся белой краской и паутиной сто лет никто не открывал. Кое-как вытянула тугую верхнюю защёлку, с силой дёрнула на себя внутренние створки. Стёкла опасно задрожали. Однако наружу окно распахнулось легко, и счастливая муха исчезла среди густой зелени яблонь. В комнате всё ожило. Взметнулись с потолка остатки пыли, затрепетали на ветру тонкие паутинки, по стенам забегали отражающиеся от стёкол солнечные зайчики. От мысли о том, что Амелин преспокойно спит себе за стенкой, и мне больше не нужно волноваться и искать его, я, на миг почувствовав себя Петровым, улыбнулась. Всё же здорово, что мы вчера остались. Солнце заливало дорожку и повсюду порхали бабочки.