— Рассказал таки змеёныш, — она покачала головой. — Я считаю, что если вдруг его обвинят, то вы должны сознаться. — Вот ещё. Мне, между прочим, тридцать четыре, и я ещё планирую нормальную семью и нормальных детей. — Но если бы не вы, то ему не пришло бы в голову ссориться с теми ребятами. — Не понимаю, на что ты рассчитываешь? Костик со мной всегда, он всегда был за меня и будет. А ты так… Дурь и блажь. Мне что, семнадцать не было? Всё это такое… Пустое и несерьёзное. Бешенство гормонов. Чисто потискаться и разойтись, а вот эти все: "люблю не могу" — шизофренический бред. Насчёт этого Костенька у меня мастер. «Если ты уйдешь я умру» или «Не бросай меня!». Трогательно, правда? Он ещё не резался при тебе? Нет? Ну, это следующий этап. А может, и не будет никакого следующего. Я вообще не понимаю, зачем это тебе? Думаешь, ты его пригрела и осчастливила? — она презрительно фыркнула. — Да, у него с двенадцати лет есть с кем… Я закрыла уши ладонями. Мила вышла на середину комнаты: — Значит, ты отказываешься от мирного договора? В таком случае пеняй на себя. Тебе не стоило связываться со мной. — Я бы на вашем месте мне не угрожала. Я знаю, что Гришу столкнули вы и могу пойти в полицию. Это будет честно и справедливо. Так что это вам не стоит со мной связываться. В соседней комнате послышались шаги. Амелин вошёл и подозрительно оглядел нас обеих. — Тоня не может есть, — сразу выдала ему Мила. — У неё голова болит. — Да, да, голова, — подтвердила я. — Аж мозг взрывается. И ещё вот-вот вырвет. — Может, ты перегрелась? — он присел на корточки передо мной. — Давай, анальгин принесу? Но Мила тут же подняла его. — Она точно перегрелась. Остыть нужно. Пусть лежит и не выходит. И чем меньше ты будешь тут маячить, тем лучше. Амелин задернул шторы и стало темно. Разумеется, он понимал, что происходит. — Хорошо. Поправляйся. После их ухода я ещё полежала немного, а затем взяла рюкзак и, решив, что ни с кем прощаться не буду, направилась к выходу, но Лёха снова остановил меня. — Я тебя понимаю, но пойми и ты — если мамаша говнится, то кранты. Я со своей тоже не связываюсь. Девчонку поменять не проблема, а с матерью ещё всю жизнь жить. У меня кореш есть — Тиф. Ну, ты знаешь. Кого угодно на раз порвет. Но если мамаша ему скажет «фу», сядет на задние лапы и будет вилять хвостом. — Чего тебе надо? — Давай завтра вместе поедем? Мне Алёнка обещала сегодня вечером какой-то сюрприз. Я очень хочу узнать, что это. Пожалуйста. Как друга тебя прошу. Я провалялась в кровати до вечера и, возможно, действительно перегрелась, потому что чувствовала себя отвратительно. Но когда Лёха собрался к Пинапу, решила пойти с ним. Всё лучше, чем сидеть и жалеть себя. У Пинапа было точно также, как и накануне, они словно не расходились. Только вместо купат жарили рыбу, а кальян стоял посреди стола и, громко булькая, Ника потягивала его. Запах яблочного ароматизатора заглушил даже кокосовый шампунь Алёны. Я сама взяла себе бокал и попросила налить вина. Тут же выпила его и попросила ещё. Лёха неодобрительно посмотрел, но мне стало значительно лучше. Алёна подсела, как только я закончила своё антигламурное, но довольно пафосное выступление на тему Инстаграма. Началось всё с Лёхи, который жить без него и своих подписчиков не мог, а я сказала, что больше всего озабочены своим видом и одобрением со стороны люди с комплексами и нарциссическими отклонениями, и мы стали спорить. Лёха утверждал, что Инстаграм открывает жизнь человека миру, а я, что с его помощью человек придумывает себе эту жизнь. Остальные с любопытством слушали. Алёна просто подошла и попросила отойти с ней на два слова. И, хотя она по-прежнему раздражала меня своими замашками, после истории с заявлениями я прониклась к ней определенной симпатией. Мы спустились с веранды в сад. — Можешь дать мне контакты Саши? — смущенно попросила она. — Просто он так неожиданно уехал… А Лёша давать не хочет. Говорит, что это не в его интересах. Она глупо рассмеялась. — Нет. Извини, — ответила я. — Если бы он хотел — сам бы тебе дал. Будешь писать ему любовные признания, и он меня проклянёт. — Честное слово, не буду. Я бы просто хотела встретиться с ним один раз в Москве. — Даже не проси. У тебя же папа в военкомате работает, а Саня мне друг, и я не собираюсь подставлять его. — Причём тут папа? Я тебя очень прошу, Тоня, неужели у тебя не было такого, что ты потеряла связь с человеком, но между вами остались невыясненные вопросы. Я немного подумала. — Ладно, но мне придётся сначала спросить его разрешения. — А хочешь, я расскажу тебе один секрет? Про Костика? Очень важный. Тебе точно будет интересно. Алёна наклонила голову на бок и хитро посмотрела. Несколько секунд мы смотрели друг на друга. — Только вначале секрет, — согласилась я. — И Саше потом не говори, что это я сдала его. Алёна победно кивнула. — В общем, это не он столкнул Гришу. Я точно знаю. Сама видела. Сидела на другом берегу, когда всё это случилось. — Офигеть! — у меня не было слов, чтобы выразить своё возмущение. — Ты всё это время знала и молчала? — Даже не хочешь спросить, кто это был? — Не хочу. Костика тут травят, психом считают, заявления на него пишут, а ты такая: «Ой, ничего не знаю, кругом маньяки». — Значит ты знаешь? Удивительно. Он не собирался никому говорить. И мне запретил. — А своей головой подумать? Его тут все местные убить готовы. — Чего ты так разнервничалась? — она погладила меня по руке. — Заявления же забрали — всё нормально. — Ничего не нормально. Кроме заявлений существует ещё следствие. Ему просто повезло, что оно здесь такое медленное. Но для них Костик настоящий подарок. Вообще доказывать ничего не нужно, прямиком в психушку и пожизненно. Ты, кстати, знаешь, что она хочет этого. У неё будет и квартира, и дом, и пособие какое-то. Мила только и мечтает, чтобы его туда упечь. А ты вот этим своим молчанием помогаешь ей. — Я не знала, что всё так серьёзно, — Алёна растерялась. — Всё очень серьёзно, — сказала я. — Короче, я дам тебе Сашин адрес, если ты расскажешь в полиции всё, что видела. — Но… Я не знаю… Я обещала. — Ну, как хочешь. Лично я за справедливость и считаю, что зло должно быть наказано. Я ушла оттуда, не сказав Лёхе, и, вздрагивая от молний и пригибаясь под оглушающими ударами грома, отправилась к себе. Если быстрее заснуть, быстрее наступит утро. И завтра мы уедем, как будто ничего и не было. Стоило, конечно, предупредить Амелина, но в свете последних событий, объясняться не хотелось. Ливнем накрыло возле самого дома, и вслед за этим, молния шибанула с такой силой, что мне показалось будто электрические разряды пробежали сквозь меня. Фонари на столбах одновременно погасли. Я забежала в дом, нашарила рукой включатель, но свет отрубился везде. В озаряемой вспышками темной глубине комнат что-то громко хлопало. Оказалось, распахнутая створка моего окна. Я плотно прикрыла её и схватилась за простыню, чтобы вытереть залитый водой подоконник и пол. Внезапно, что-то зашевелилось в углу, я увидела огромную белую голову и, ещё не успев сообразить, что это, от неожиданности завизжала. Кролик в мгновение ока зажал мне рот ладонью. — С ума сошла? Разбудишь её. Я врезала со всей силы кулаком ему в живот, и он притворно согнувшись, протянул мне тот самый бандаж. — На, вот, держи. Знал, что ты злишься. С трудом удержавшись от соблазна снова отхлестать его этими ремнями, выхватила и кинула их на пол. — Завтра я уезжаю. — Опять уезжаешь? Как интересно. Ты этому у Якушина научилась? — Завтра точно. Он резко перестал кривляться и тут же выпрямился: — Значит, собираешься сбежать, даже не поборовшись за меня? — Что? — я на мгновение оторопела. — Ты серьёзно? Я должна бороться с твоей матерью?