— Ей дали обезболивающие. Есения, скорей всего, проспит до завтра. Поехали домой. Тебе тоже нужен покой, не забывай. О девушке позаботятся... "Позаботятся" — то, за что Игорь всегда щедро платит. Позаботятся, не сомневаюсь. Но когда она проснется, то увидит не меня. А захочет ли увидеть? Перед тем, как потерять сознание, просила не уходить. Значит был нужен. Твою мать! Не думай! Выкинь из головы на хрен! Ничего не было! У девушки просто в голове помутилось. А я идиот поддался, отчего хреновей во сто крат. Домой. Спать. Утро вечера мудренее. Забыть те минуты самое правильное, что могу сделать. Чтобы уснуть, впервые выпил снотворного. Я не могу и не хочу думать о ней. Мне просто, как воздух необходимо уснуть, провалиться в темноту. И Боже, молю, ни единого сновидения. Сработало. Отсекло все мысли на корню, но под утро на грудь надавила чудовищная истома. Не пролежав на простынях и секунды, решительно поднялся. Альберт доставил до больницы, и велико было моё негодование, когда водитель напросился пойти к Есении вместе. Черная птица начала клевать легкие, пробираясь к сердцу. Ноги шли непослушно, и краем глаза оценивал нетерпение парня. Неужели, беспокоится за Есю? Как друг? Или более того? На таких, как он, девушки клюют. Он ей подходит. Как сказать "благословляю", если хочется кричать "не отдам"? В палате оказалось светло. В вазах цветы, Еся в больничном одеянии на белых простынях. Да, папа и правда позаботился. — Еська, — добродушно пропел Альберт и, не стесняясь подлетел к ней. Я же молча стоял на пороге, спрятав руки в карманах. Девушка одинаково приветливо улыбнулась нам, изучающе осмотрела меня, отчего волосы на голове пришли в движение. — Как Вы? — в присутствии шофера необходимую дистанцию счел нужным показать. — На спине словно плита, не повернуться, — поделилась ощущениями. — С лошади падать — не веселое занятие. — Эх ты, наездница, — Алик ласково смотрел на неё. — А вы как, Марк Игоревич? — робкий и вежливый интерес, а я пытаюсь уловить в её вопросе подтекст. Помнит ли она что между нами произошло в котельной? Не могу прочесть по взгляду. — В норме, — двинул плечами с деланным безразличием. Смотрю, как воробей поджала губы. Ей неловко. Жалеет? Или так же считает шофера здесь лишним? — Алик, ты не мог бы сходить до буфета? Я проголодалась, а до обеда еще далеко. — Конечно, — шофер тут же оперился. — Что тебе взять? — Салат и какую-нибудь булочку. Альберт кивнул и, погладив девушку по плечу, вышел из палаты. — Похоже, ты ему нравишься, — кольнул сам себя в сердце, злясь. — Славная бы из вас получилась пара. Шофер и горничная — судьбоносный союз. Воробей исподлобья взглянула на меня, анализируя. — Не спешу себя с кем-то связывать. Нет, от этих слов стало еще тошнотворней. То, что было вчера, для нее лишь пустые события? Онемение потекло по конечностям. — Что с Бароном? — В норме. Василий Петрович его у ворот конюшни нашел. — Как ты меня до больницы доставил? За ноги тащил по земле?! — озорная улыбка. Осекся. Что она такое говорит? — Активировал пожарную сигнализацию... — В поле? — её брови наравне с моими поползли вверх. — Еся, ты помнишь, что было после падения? Девушка перестала улыбаться и задумалась. — Честно сказать, не могу разобрать сон это был или реальность. Помню дождь, холод и какое-то тёмное помещение. — Да... Мы скрылись от дождя в котельной. Оттуда я и вызвал охрану, когда ты потеряла сознание... Больше ничего не помнишь? Еся задумалась, но после мотнула головой. — Может и к лучшему, — выдохнул я, введя девушку в недоумение. — Выздоравливай, и прости за коня. Зря, я тебя на него посадил... Ком досады рвался из глотки, и мне скорей хотелось уйти, чтобы девушка не видела всё моё разочарование. — Марк? — Увидимся дома, когда тебя выпишут. Передай Альберту, что жду его в машине... Вылетел из палаты и устремился вон из здания больницы, словно оно переполнено отравленным воздухом. Я ожидал многого. Был готов к тому, что произошедшее в котельной мы либо отвергнем, либо рискнём и пойдём дальше, но даже не подозревал, что блаженный след от ласк и поцелуев останется лишь в моей памяти. Глава 15. Кофе на ночь ЕСЕНИЯ "Судьбоносный союз"?! Серьёзно?! Такое разве можно говорить девушке, которую страстно целовал накануне? Или ему стало стыдно, и он жалеет о случившемся? Конечно же жалеет. Отлетел тогда, как ошпаренный. Целое утро надеялась, что ошиблась в выводах, но сводничество с шофёром вынудило всё переиграть. Сделать вид, что забыла, по‐моему, самый безболезненный вариант. Марк не будет мучиться, и мне не так стыдно и стрёмно. В больнице пролежала ещё три дня. Врачи всё чего-то ждали. Ушиб постепенно спадал и боли заметно стали меньше. Забирал из больницы Алик и буквально лил масло обожания из глаз — и цветы, и поглаживания по руке, и щенячий взор. Охмурила, похоже, не того, кого хотелось бы. А с чего вдруг глаз на хозяйского сынка положила? С чего, балда, целоваться к нему полезла? Спасибо хоть, что Марк не проявил себя так, как многие говорят о нём. Мысли снова и снова кружились в голове, словно рой пчёл — бешеных, злых и толстенных… Почему вообще тянусь к нему? Как мотылёк на свет, от которого могу запросто погибнуть. И погибну. Этот мужчина не просто пользуется женщинами, но и не способен к проявлению высоких чувств. В нем ненависть, обозначенная врачами. Моя вера в иное — лишь куриная слепота и пустые надежды его отца. Вновь и вновь мысли возвращались к тем поцелуям и ласкам. Мне было не просто хорошо, я горела страстью, чем-то непонятным и безрассудным. В моей жизни ранее были не мужчины, а мальчики, которые не понимали моего тела — предельная осторожность и механичность, словно сдавали на мне экзамен. Ни с одним я так сильно не теряла голову, просто акт в постели. «Тебе спасибо, и я тоже ничего. Было классно, пока.» Я помнила их пару дней, а после забывала, если сами о себе не напомнят. Но с Марком упала в бездну, погрузилась в его мир, вмиг стала марионеткой в руках, пластилином податливым и пластичным. Да, я хотела ощущать его на себе и в себе. Хотела следовать за каждым движением и вздохом. Быть его, пока душа от насыщения и счастья не покинет тело. С четким осознанием приходила к выводу, что этот мужчина — моё. И отпустит этот морок меня нескоро. В особняке Волковых снова холодно и чуждо. Вчера ударили первые заморозки, поэтому благодарно приняла на плечи пальто Алика. Встретила нас Вера Александровна. Обняла и, расцеловав, начала без умолку тараторить. Новости, сплетни, смешные моменты среди прислуги, но ни слова о Марке. А с чего ей о нем болтать? Лишь для меня он — гвоздь программы. Алик чмокнул в щёку у дверей моей комнаты и, пожелав быстрого выздоровления, скрылся. Тетя Вера толкнула дверь внутрь, затащив мою авоську и Альбертовский букетик. — Я тут прибрала немного и проветрила. Жаль окон нет здесь. Нашли хозяева куда тебя сунуть. Неправда здесь лучше всего. Здесь есть мой собственный выход в сад. Огляделась. Все те же серые и унылые стены, скучная мебель и... Орхидея в цветочном горшке. Сердце взволнованно забилось. — Я зашла вчера сюда, а он стоит, — проронила кухарка, и по голосу поняла, что ей известно от какого подарок. Подошла к цветку и ласково тронула нежные и чуть прохладные лепестки. — Фаленопсис, — проронила я, ощущая, как кровь в венах теплеет и начинает течь быстрей. — Хозяйский сынок, похоже, чувствует себя виноватым, — качнула плечами кухарка. Да, мы обе думаем об одном и том же человеке. Только это не вина. Это больше. Хочу верить, что больше. Пальцы свело, понимая, что вместо этих лепестков хочу чувствовать его. Темнота досады скрутила желудок. Подожди. Надо подумать. Нам обоим нужно протрезветь и обдумать случившееся. Но ты-то знаешь правду, а он — нет...