– Плакали денежки? – Ага. Если мы не раскроем это дело, то на следующий год нам не выделят достаточно средств из бюджета – так говорит Мэдиган. Понимаешь, он душой болеет за наше управление и бьется в администрации за каждый доллар. Однажды наши криминалисты запороли анализ следов в грязи на месте преступления, просто потому что не хватило денег на нужное оборудование. А похищенную девушку вскоре нашли убитой. Так вот, случай этот у шефа из головы не идет, и он каждый год отчаянно пытается раздобыть побольше средств на нужды нашего управления – на какую-нибудь очередную машину для анализа грязи. – Понимаю. – И он раздобудет эти деньги во что бы то ни стало, – таков уж наш Мэдиган, – подытожила Кристал. И, не сказав больше ни слова, Стэннинг села за руль и уехала. Дэнс подошла к «ниссану». «Что же делать? – подумала Кэтрин. – Можно попробовать, конечно, расследовать это преступление вместе с несговорчивыми местными умельцами, но пойдет ли на это наш босс в Сакраменто? Вряд ли. Что бы там ни нафантазировал себе Мэдиган, КБР – не то место, где гоняются за громкими делами». В КБР вообще не занимались преследователями – не их профиль: даже если бы речь вдруг зашла о звезде мирового масштаба. Но у Кэтрин было целых три причины остаться. Во-первых, Кейли Таун – ее подруга. Во-вторых, в опасности не одна только Кейли, и Бобби тому подтверждение. А в-третьих, Эдвин Шарп играючи оставил старшего детектива Мэдигана в дураках. «Эта странная улыбочка, ледяное спокойствие и невероятная осведомленность – Эдвин вооружен до зубов, и голыми руками его не возьмешь!.. Что же скрывается за этой фальшивой улыбкой? Что у него на уме? Что на сердце?» В общем, Эдвин Шарп казался агенту Дэнс субъектом прелюбопытнейшим. В отличие от других преступников, раскусить его с ходу она не смогла. Это был настоящий вызов ее профессионализму. Кэтрин села за руль «ниссана». И тут же, ошпарившись, выпрыгнула. «Господи, да там градусов пятьдесят, не меньше!» – ужаснулась она, после чего наклонилась в салон, завела двигатель и включила кондиционер на полную мощность. Дожидаясь, пока салон автомобиля охладится, Кэтрин подошла к оцепленному сигнальной лентой трейлеру Бобби. Мысли ее снова вернулись к невероятной коллекции музыкальных артефактов. Ветер колыхал чахлую траву и кусты, поднимал с земли клубы пыли, похожие на призраков, и от этого пейзажа ощущение полной заброшенности лишь усиливалось. Кругом ни души, внимание привлекал только совсем еще молоденький, едва оперившийся патрульный азиатской внешности за рулем полицейской машины. Автомобиль он припарковал таким образом, чтобы одновременно наблюдать за трейлерами как Бобби, так и Табаты. «Если Мэдиган все-таки арестовал не того, – подумала Кэтрин, и по спине, несмотря на жару, пробежал холодок, – то страшно представить, что натворит за это время, руководствуясь принципом „один куплет – одна жертва“, настоящий убийца, пока полиция будет бездействовать». Вскоре салон «ниссана» достаточно охладился, Дэнс села за руль, включила передачу и поехала прочь. Вслед ей, словно бы махая на прощание, трепыхалась на ветру желтая сигнальная лента. «Звонить или не звонить?» – колебалась Кэтрин, уже предвкушая всю прелесть препирательств с боссом. Через каких-то десять секунд все-таки решившись набрать офис КБР, она попала на автоответчик. – Чарльз, это Кэтрин. Мне нужно возглавить расследование во Фресно. Перезвони, я все объясню, – произнесла Дэнс. Она хотела было добавить, что понимает, какой эффект – эффект разорвавшейся бомбы – произведет эта ее инициатива взять дело на себя, но в последний момент передумала. «Обсудим, когда Чарли перезвонит», – заключила Кэтрин и отсоединилась. Глава 17 Жилище Кейли Таун, двухэтажный особняк в викторианском стиле, располагалось к северу от Фресно. Прилегающие к нему угодья занимали ни много ни мало двадцать акров. Сам особняк, площадью всего в две с половиной тысячи квадратных футов, огромным назвать было нельзя. Но строили его для Кейли настоящие профессионалы. Певица предоставила им полную свободу действий, выдвинув только одно условие: «Мне нужен уютный дом». Семь месяцев в году Кейли находилась в разъездах, а потому она отчаянно нуждалась в уютном гнездышке, где в перерывах между гастролями могла бы отдохнуть и полностью расслабиться. Детство Кейли и ее старшей сестры Сью прошло в доме, находившемся на отшибе, в горах к северу от Фресно. Когда Кейли исполнилось двенадцать, Бишоп Таун этот дом продал. «Туда трудно добираться зимой» – так он объяснил свое решение расстроенным дочерям. Но в действительности отец продал родовое гнездо, потому что хотел выйти из тени предков. А еще потому, что этот простенький, грубо сработанный дом по статусу совсем не подходил звезде кантри-музыки. Из неприглядного, но уютного жилища Тауны переехали на ранчо, раскинувшееся в Калифорнийской долине на пятьдесят акров. Ранчо обошлось Бишопу в десять миллионов долларов. Тут были и овцы, и крупный рогатый скот – все, как полагается! Да вот только Бишопа Тауна ни те ни другие не интересовали. И переезд, и продажа дома дались Кейли непросто. Но самое ужасное поджидало впереди: Бишоп продал землю местной горнодобывающей компании, и ее владельцы, желая расшириться, сровняли их родовое гнездо с землей. Вскоре компания обанкротилась, а душа у девушки опустела: получается, родовое гнездо принесли в жертву напрасно. В память о любимом доме Кейли написала песню, мгновенно взлетевшую на верхние строчки хит-парадов. Жила я в Эл-Эй, и в Нью-Йорке, и в Мэне, И в прериях Запада, там обалденно, Но домом назвать я могу только место, Где вихрем промчалось счастливое детство, И жизнь мне казалась прекрасным сном В большом старом доме рядом с рудником. Серебряный рудник… Там день мелькал как миг, И жизнь мне казалась прекрасным сном В большом старом доме рядом с рудником… В просторную гостиную уютного особняка вошел Бишоп Таун, тот самый человек, который своим решением продать старый дом когда-то так сильно травмировал душу дочери. Отец наклонился и обнял Кейли. Следом зашла Шери, жена Бишопа. Четвертая, если Кейли, конечно, не сбилась со счету. Недавно у мачехи и падчерицы случился дурацкий спор из-за мебели, но Шери все же подошла и тоже обняла девушку – ни один пепельно-белый локон при этом не выбился из ее идеально уложенной прически. Маленького роста, но с пышными формами, Шери была на десять лет старше Кейли. Чего не скажешь о предыдущей супруге Бишопа! Его жена номер три запросто могла сойти за ровесницу падчерицы, а то и за ее младшую сестру! Про вторую жену ни Кейли, ни тем паче сам мистер Таун ничего толком припомнить не могли. После приветственных объятий неповоротливый Бишоп медленно и осторожно, точно дряхлый старик – хотя по виду и не скажешь, – разогнулся и опустился на диван подле дочери. – Вот же проклятые суставы! – Бишоп все чаще и чаще жаловался на здоровье. Кейли сначала списывала недомогания отца на возраст, ведь время не щадило даже кантри-звезд первой величины. Но затем сообразила: последствия бурной молодости дают о себе знать. Годы кутежа, беспробудного пьянства и бесчисленных потасовок не прошли даром: у бедняги болело буквально все. Бишоп Таун признавал только дешевые джинсы и черные рубашки. Живот у него был таким огромным, что пряжка – к слову сказать, не маленьких размеров – едва лишь из-под него проблескивала. – Он все еще там? На обочине? – спросила Кейли и выглянула в окно, но никого, кроме Дартура Моргена за рулем джипа, не приметила. Телохранитель напряженно всматривался в даль, готовый в любой момент исполнить свой служебный долг. – Да про кого ты говоришь? – проворчал Бишоп. – Про Эдвина! Про кого же еще! – Мы никого не видели, – просипел он в ответ, а Шери, подтверждая слова мужа, покачала головой. Первым, кого Кейли увидела сегодняшним утром, был Эдвин. Чертов Эдвин! А точнее, она заметила его яркую машину. «Чертов Эдвин и его чертова тачка, красная и большущая!» – выглянув из окна спальни на втором этаже, в сердцах выругалась девушка. Видеть что Эдвина, что его красный автомобиль было для нее одинаково невыносимо. Особняк Кейли располагался по дороге к горам национальных парков Йосемити и Сьерра – в том месте, где природа долины особенно радовала глаз. За двухполосным шоссе, пробегавшим мимо дома, раскинулся дендропарк с туристической зоной, куда местные приезжали отдохнуть и позаниматься спортом, благо рощи деревьев, садовые террасы, крутые холмы и бесчисленные тропки к тому располагали. Парковка на автостоянке у дендропарка была не ограниченной по времени – чем Эдвин, самый преданный поклонник, и злоупотреблял. – Значит, уже уехал. Он тут сидел и пялился на окна, – произнесла Кейли, зажмурилась и поежилась. – Господи боже мой! – выдохнула Шери. – Только этого еще не хватало! – Ну, хватит себя накручивать! Теперь-то никого не видать! – прохрипел Бишоп и заметил на журнальном столике рядом со стаканом чая со льдом смятые бумажные платочки и телефон: Кейли обзванивала родных и друзей Бобби и выражала соболезнования. – Эй, Кей-Ти, мне жаль, что все так вышло с Бобби, – сказал Бишоп. – Очень жаль… – Ужасная смерть! – подхватила Шери. – Представляю, каково тебе сейчас! А родным Бобби? Кошмар! Кейли сходила на кухню и принесла отцу молока, а себе и Шери – чая со льдом. – Спасибо, милая, – вежливо поблагодарила мачеха, а Бишоп в знак признательности молча поднял стакан. – Пап, – быстро произнесла Кейли, избегая его взгляда. – Я хотела бы отменить концерт. Кажется, в это мгновение Кейли проще было бы взглянуть в глаза убийцы Бобби, чем в глаза отца. – Ты собираешься отменить концерт? – пророкотал Бишоп откуда-то из глубин огромного живота. Сложно было представить, что этот низкий утробный рык, сейчас не передававший даже толику человеческих эмоций, когда-то переливался тончайшими оттенками тембра. Ведя разгульный образ жизни, Таун не только посадил себе печень и расшатал суставы: пришлось пожертвовать и самым главным – голосом. – Да, всерьез подумываю об этом.