- Нет. Не обидиви. Следующий час я просто не могла отлипнуть от сына. Постоянно его обнимала, целовала, поглаживала спинку. Не могла отпустить от себя. Не хотела. Было огромное желание - чувствовать его, и вдыхать запах. Я должна знать, что с моим ребенком все хорошо. Пусть лучше меня на куски режут, а его чтобы даже пальцем не тронули. Не позволю. Через время услышала, как начало урчать у него в животе, и от этого душу пронзала дикая режущая боль. Я каждый раз зажмуривалась, и кусала губу, чтобы не расплакаться. Понимала ничем не могу помочь. Сама готова была упасть в обморок от голода, но сын… Нет, я не могла сидеть сложа руки. - Милый, посиди здесь. Поцеловала его в лоб, и поднявшись прошла к двери. - Откройте! – закричала я, стуча по железному покрытию. – Откройте немедленно! Откройте! За дверью послышался шорох, скрип, и она открылась. - Ты че шумишь, коза? - Виктор, не будь сволочью, покорми ребенка! Он резко схватил меня за подбородок, и прижав спиной к стене, угрожающе навис надо мной. - Закрой рот, шмара, иначе я его тебе сам заткну, и не посмотрю на запрет Градова. Пошла села к своему сосунку и жди приговора. - Ты же не совсем конченый, покорми малыша. Он голоден. - Вам все равно не долго осталось, зачем тратить еду? – хмыкнул он, поглаживая мое лицо своей клешней. - Будь ты проклят, ублюдок! – прошипела я, за что получила очередную звонкую пощечину. Гринич оторвал меня от стены и швырнул на пол, следом за собой закрывая двери. - Мамочка, - прошептал малыш, подбегая ко мне. Я сморщилась от боли, хватаясь за плечо и локоть. - Мамочка. - Все хорошо, сынок. Все хорошо, милый. - Люблю маму. - И я тебя люблю, милый. Очень-очень люблю. Ты дороже всех на свете. Совсем скоро к нам в комнату пришел Градов с ублюдком Витей и еще одним мужиком. Дмитрий осмотрел нас с превосходством в глазах, и кивнув, вышел. Я снова схватила Гордея на руки, но Виктор вырвал его из моих объятий, а сын расплакался. - Мамочка. - Я здесь, я рядом, сыночек. - Пошла вперед! Нас как под конвоем вывели на улицу. Я то и дело смотрела на Гордея переживая, чтобы ему не навредили. Он всхлипывал, а Гринич постоянно нервно тряс ребенка. В эти моменты я готова была разорвать тварь на мелкие кусочки. Он гадкое чмо, посмевшее трогать моего сына. Ненавижу, презираю это ничтожество. - Если ты еще раз его потрясешь так, я клянусь, подействует не только мое проклятие. Но я с того света приду и уничтожу тебя. - Заткнись уже… - У меня бабка была ведьмой, я кое-что умею. Могу даже твое будущее предсказать. Хочешь? - Повесели, - хмыкнул он, останавливаясь у машины. Я огляделась, но слова сказать не успела, когда услышала его голос: - даже не думай о побеге. Сразу пристрелю, обоих. - Мой приговор тебе – ты сгниешь в овраге. - Хорошо. Теперь шевели булками, запрыгивай в машину. Я таки отобрала у него сына и вместе с ним забралась на заднее сидение черного внедорожника. Не знаю, куда мы ехали. Боялась я только за Гордея. Он был важен для меня как никто другой. В эту минуту, в эти длинные полчаса пока мы ехали в неизвестном направлении у меня перед глазами пролетело все детство малыша. Я продолжала носом утыкаться в его макушку, и прикрыв глаза тихо рыдала. Мое сокровище, мое маленькое тельце, мое самое большое счастье. Если есть Бог, я прошу его уберечь моего ребенка. На себя плевать, пусть только малыш живет. Пусть ему ничто, и никто не навредит. Он же только жить начал, он ни в чем не виноват. Оставшийся путь я молила Бога за сына. А когда авто остановилось по прибытию в пункт назначения, мое сердце пустилось в пляс, и стало дурно настолько, что казалось меня вот-вот вырвет. Нас повели в какое-то помещение, что-то вроде заброшки. Теперь рядом шел Градов и еще один мужик. Виктора рядом не наблюдалось. Сына снова отняли, и тащили его едва не на буксире. Душа в пятки уходила от его криков, а когда малыш споткнулся и упал, Градов дернул его за руку причиняя очередную боль. И тут я не выдержала. У меня словно спустили какие-то механизмы, опустили рычаги, давая волю действиям. Я резко развернулась, и размахнувшись, почувствовала адскую боль где-то слева в области груди и громкий крик моего мужчины. От шока я не сразу поняла, что произошло, и лишь опустив голову, тут же рухнула на землю. Темнота, и теплая жидкость, растекающаяся по груди. - Мамочка… моя мамочка. Глава 40 Марианна. - Суд постановил – признать виновным Сарбаева Захара Денисовича в убийстве Сарбаевой Юлии Алексеевны и Градова Дмитрия Валерьевича, и назначить подсудимому наказание в виде лишения свободы сроком десять лет… Дальше я не слушала что говорит судья. Перед глазами пелена, а в душе дикий страх того, что какой-то мерзавец решил судьбу моего брата. Тело сковало тисками, и я сквозь слезы посмотрела на Захара. Он едва заметно качал головой, но смотрел на меня пустым, ничего не отражающим взглядом. Десять лет… Пальцы сжались в кулаки, больно впиваясь ногтями в нежную кожу. Так не должно быть, не с моим братом, не с самым добрым и справедливым человеком в мире. За что? По щекам покатились слезы градом. Душу выворачивало наизнанку. Ужасно хотелось кричать, драться, что-то бить. И я не сдержалась. Заплакала горько, закричала навзрыд, чтобы хоть как-то уменьшить свою боль. Даже живот сковало спазмом, и я согнулась пополам, не в силах стоять ровно. И только брат, Гриша, поддержал меня, не позволив упасть. Захар и Гриша – два самых родных на этом свете человека. Два моих брата. И одного решили отнять, как когда-то отняли родителей… - Отпустите его! Отпустите! – кричала сквозь слезы, но знала, что меня никто не услышит. Только братская рука не давала мне упасть на пол и быть затоптанной толпой бездушных тварей. - Марианна, послушай. - Пустите его. Слышите! Бессердечные! Пустите! - Марианна, успокойся. Успокойся, говорю тебе. Сестра! – продолжал призывать меня к разуму Гриша, но я словно не слышала его слов. Продолжала кричать, крепко сжимая руки в кулаки. - Отпустите! Не виноват Захар, не виноват. Я знала, Гришу самого рвет от несправедливости, но ради меня он сдерживается, боится если сорвется, тогда быть еще одной беде. Подхватил меня на руки и вынес из зала в коридор. Усадил на подоконник и осторожно ударил по щекам приводя меня в чувства. - Мари, нельзя так, ты пойми. Мы находимся в суде и все твои слова… - А то, что посадили невиновного человека, а то, что у него отняли десять лет жизни, так можно? - Нельзя, Мари, нельзя. - Пусть будут прокляты и Виктор, и судья продажный! Ненавижу их. И я отомщу за брата, и за Юльку. И ты вместе со мной, - прорычала я, дрожащими пальцами схватив Гришу за рубашку. - Вместе отомстим, Марианна, вместе. Я застыла, боясь пошевелиться, боясь снова скатиться в истерику, и мысленно уже продумывала план мести. Я не собиралась сидеть сложа руки. Это было не в духе Сарбаевых. Мы всегда горой стояли друг за друга, и этот раз не станет исключением. Дверь из судового зала открылась и под конвоем вывели Захара. Он смотрел на меня тяжелым взглядом, а я знала, что он ненавидел всех тех, кто затеял эту страшную игру. Игру в судьбу. В их с Юлькой судьбу. Я мгновенно соскочила с подоконника и всеми силами пыталась пробраться к брату. Я хотела хотя бы прикоснуться к нему, но никто не позволял, всеми силами пытаясь оградить мне путь к нему.