Действие героина закончилось, и Элиот увидел, что она пришла в сознание. И поняла – она приговорена… Хирург взял табурет и молча сел около девушки, которую совсем не знал и для которой больше ничего не мог сделать. Найти ее родственников не удалось, и Элиот знал, что никто не придет проводить ее в последний путь. Он предпочел бы сейчас быть где-нибудь далеко отсюда, но не пытался избежать отчаянного взгляда Эмили. Он читал в этом взгляде ужас и вопросы, на которые у него не было ответа… В какой-то момент она попыталась ему что-то сказать. Он наклонился, приподнял кислородную маску, и ему показалось, что он услышал: «Мне плохо». Чтобы уменьшить боль, врач решил увеличить дозу морфина. И вдруг понял, что Эмили сказала не «мне плохо», а «мне страшно…» Что он мог ответить? Что ему тоже страшно, и он жалеет, что не может ее спасти, что в такой день, как сегодня, жизнь кажется ему бессмысленной? Ему хотелось и обнять девушку, и накричать на нее. Что за безумный поступок! Какое стечение обстоятельств заставило ее прийти в разрушенный дом и накачаться наркотиками? Какая должна случиться беда, чтобы в двадцать лет облиться бензином и поджечь себя? Элиоту хотелось выкрикнуть ей все это. Но не этого ждут от врачей в больницах… Поэтому он просто сел у ее кровати. Был канун Рождества, и в больнице почти никого не осталось, да и самой системой это не было предусмотрено: здесь лечили, но не провожали в последний путь. Эмили все труднее становилось дышать, ее била дрожь. Элиот понимал, что даже большая доза морфина не снимет ее ужасную боль. А еще он знал, что никогда не забудет взгляда, прикованного к нему все эти часы и умоляющего не оставлять ее одну. Элиот всякое перевидал в своей работе, но так и не смог привыкнуть к страданиям и смерти своих пациентов. Ему казалось, что он уже пережил худшее, но оно всегда ждало впереди. И всегда оказывалось еще страшнее. * * * Так прошел час, потом второй. В три часа дня, когда дежурство Элиота официально закончилось, он тихо встал. – Я вернусь, – пообещал он Эмили. Врач вышел в коридор и вызвал лифт. Надо было предупредить Илену, что не сможет встретить ее в аэропорту и вернется домой не раньше чем к середине ночи. В холле он зашел в телефонную кабину и набрал номер «Морского мира», надеясь, что любимая еще не уехала. Его соединили с ветеринарным управлением. – Алло? – раздался голос Илены. – Привет, – начал он и вдруг почувствовал, что говорит в пустоту. Элиот обернулся: кто-то опустил руку на рычаг и прервал разговор. Его двойник. – Это произойдет сегодня… – предупредил он. – Сегодня? – Сегодня Илена должна умереть. * * * По взаимному согласию оба врача поднялись на террасу на крыше больницы. Двое мужчин – молодой и старый – пришли сюда выкурить по сигарете без риска увидеть осуждающие взгляды коллег. Они знали, что здесь никто их не потревожит. Элиот засыпал двойника мучившими его вопросами, спеша узнать как можно больше, но тот положил твердую руку ему на плечо. – Не надо ей звонить. – Почему? – Потому что Илена этого не поймет. – Не поймет что? – Что ты ее бросил ради пациентки, хотя твое дежурство закончилось. Ты не видел ее три недели: она ждет, что ты приедешь встречать ее в аэропорт и вы проведете вечер вместе. Элиот попытался оправдаться: – То, что случилось с этой девушкой… чудовищно. У нее никого нет и… – Я знаю, – с сочувствием сказал старый врач. – Тридцать лет назад я всю ночь просидел у ее постели и никогда ее не забуду. – Дрожащим от волнения голосом он продолжал: – Но рано утром, когда я вышел из больницы, меня ждало страшное известие: женщина, которую я любил, умерла. Элиот в недоумении развел руками: – Какая связь между твоей пациенткой и смертью Илены? – Я все объясню, – пообещал двойник. – Я только хочу удостовериться, что наше соглашение остается в силе. – Можете не сомневаться, – уверил Элиот. – Если ты сейчас позвонишь Илене, вот что произойдет… Старый врач начал рассказ. Он говорил долго, возбужденно, и в его голосе звучало раскаяние. Чтобы слушать и ни на что не отвлекаться, Элиот закрыл глаза. Перед его мысленным взором проходили одна за другой картины, словно разматывалась кинолента… Илена: Алло? Элиот: Привет, это я. Илена: Даже не спрашивай, что я тебе подарю, увидишь сегодня вечером! Элиот: Дорогая, послушай, у меня возникла проблема… Илена: Что случилось? Элиот: Я не смогу встретить тебя в аэропорту… Илена: Я думала, ты освободишься в три часа. Элиот: Да, мое дежурство закончилось… Илена: В чем же дело? Элиот: Я должен остаться с пациенткой. Сегодня утром она пыталась покончить с собой и чуть не сгорела заживо… Илена: Наркоманка? Элиот: Какое это имеет значение? Илена: Я правильно поняла, что ты собираешься провести рождественскую ночь в больнице с наркоманкой, которую впервые увидел несколько часов назад? Элиот: Я просто выполняю свою работу. Илена: «Свою работу»! Думаешь, ты единственный, кто работает? Элиот: Послушай… Илена: Я устала тебя ждать, Элиот. Элиот: Почему ты так отвечаешь? Илена: Потому что я уже десять лет тебя жду, а ты этого даже не замечаешь! Элиот: Поговорим об этом завтра утром… Илена: Нет, Элиот. Я не лечу в Сан-Франциско. И звони мне, только когда будешь уверен, что хочешь прожить жизнь со мной. Элиот несколько минут неподвижно стоял перед телефоном. Три раза он снимал трубку, чтобы позвонить Илене и извиниться, попытаться исправить ситуацию. Однако он этого не сделал, потому что не мог бросить молодую женщину, которая в это время умирала двумя этажами ниже.