– Я не обижу тебя, малышка… Полы её халата разошлись, и я потянулся к белоснежной груди, ловя ртом её вершинку. Одновременно безошибочно толкнулся между разведенных бедер и проник внутрь одним острым толчком, выбившим воздух из легких у обоих. – Да…пожалуйста, еще… – пальцы зарылись в мои волосы, и Ника притянула меня выше, чтобы коснуться губами моих губ. Жадно, глубоко, сексуально. Так, как она умела, и как хотелось мне. Тело превратилось в оголенный нерв: каждый её стон, каждый доверчивый поцелуй – все это рвало планку, заставляя утопать в ощущениях, в осознании, насколько сильно она дорога мне, и насколько сильно я хочу обладать ею полностью, без остатка. Она просила быть нежным, но я просто не мог остановиться, когда член проникал глубоко внутрь и бедра касались её бедер. Когда давил так сильно, что она выгибалась подо мной, прося продолжать. Умоляя продолжать. Член туго проникал в её узкую киску, то и дело грозя разрядиться раньше времени, и я с трудом сдерживался, продолжая трахать Нику как одержимый зверь. Хотя я и был им. Зверем, одержимым ею. Ей одной. Моей. Только моей. Ника задрожала подо мной, спина выгнулась, пухлые губы разомкнулись и с них сорвался стон, вынувший мою душу из тела и так же безжалостно растоптавший мышцу, которая долбила в груди, ускоряя свой пульс. – Да, Никита, да… Глава 10 Напрасно Ника просила меня натянуть презерватив, потому что я все равно не смог бы кончить после ледяного душа ее слов. Она даже не заметила, почему я прекратил двигаться в ней и замер, глядя на расплывающееся в улыбке лицо. Ника кончила, я чувствовал это – слишком сильной была пульсация внизу, её руки опустились на постель и глаза закрылись. А я как последний дебил полулежал, нависая над ней, и не знал, что хуже: кончить вот так или напротив, сдержаться и балансировать на грани. – Ника? Она открыла глаза, и мне стало еще хреновее, потому что понял: она произнесла чужое имя безотчетно. – М? – потянулась к моему лицу, но я машинально отпрянул и аккуратно вынул, выпрямляясь на постели. – Что-то не так? Приподнялась на локтях и взгляд скользнул на презерватив, который я стягивал. – Ты не кончил, – нахмурилась она, запахивая полы халата, а я привел одежду в порядок и, натянув свитер, поднялся с дивана, просто теряясь. Не знал, что ей сказать. Наорать? А что толку, она все равно ничего не поняла. Промолчать и уйти? Да, так лучше, иначе просто сорвусь. – Стас, подожди… Она выглядела искренне обеспокоенной, а я чудом сдерживал клокочущую внутри ярость. На себя. На неё. На Никиту. Просто пиздец как непросто сдерживать это внутри. Надо уезжать. – Подожди… – она преградила путь в коридор, и я без труда мог бы ее подвинуть, только притрагиваться не хотел. – Что… – Это он? Тот парень, что бортанул тебя после траха? – каждое слово как острая игла в сердце, но ничего не мог поделать. Они уже проникли в кровь. – Никита. Красивые глаза округлились, и Ника прикрыла рот рукой, замерев на вдохе. Очень натурально. Да ты просто оскароносная актриса. Обошел ее и, сдернув с вешалки кожану, рывком надел, боясь обернуться. – Стас, я… – Молчи, – ты уже все сказала. Не оборачиваясь, вышел в подъезд и хлопнул дверью, не заботясь о соседях. Не помнил, как добрался до тачки. Не помнил, как выезжал из двора и ехал в клуб. Телефон разрывался от звонков, и я, устав сбрасывать, просто выключил его. Охранник в Готэме был мне знаком, и я, кивнув ему, прошел внутрь, минуя длинную очередь у дверей. В голове маячила назойливая мысль, но мне нужно было удостовериться. Никита сидел в своем кабинете, и при виде меня поднялся из-за стола, напряженно разглядывая хмурое лицо. – В чем дело? Прошел мимо брата к бару и налил полный до краев стакан Джека. Поморщился, когда горло и внутренности обожгло, но это помогло переключиться со сжирающей сердце боли. – Сестра Марины. Ника, – со стуком поставил стакан на тумбу и тот едва не разбился. – Фотка есть? Никиту не пришлось просить дважды. Брат пошарился в телефоне и положил мобилу передо мной. Не смотрел. Просто не мог перевести утонувший в пространстве взгляд и сфокусировать его на фото. Боялся. Хотя чего тянуть, это же как пластырь. Выдохнул и опустил глаза на экран. И тут же отвел, чувствуя, как вены наполняются свинцовой тяжестью. Твою ж мать. – Я говорил, она симпатичная… Осекся под тяжестью моего взгляда и, поняв, что творится у меня в душе, достал второй стакан и поставил рядом с моим пустым. Налил. Поднял и протянул. Почему-то на Никиту тоже смотреть не мог. Поднял пустые глаза, и в голове тут же всплыл знакомый голос: Да, Никита, да… Еще тогда догадался, но теперь фраза заиграла новыми красками. А ведь мы с ним похожи. Какой же я идиот! – Твою мать, Стас, задолбал. Рассказывай. А потом стакан выпал из его рук и фейерверк осколков рассыпался по полу, потому что я с размаху двинул своему брату по роже. Надо отдать ему должное, в долгу он не остался. Сначала губу прострелила боль, потом воздух выбили из легких, ударив под дых. И мне стало легче. Реально легче, потому что я мог бить, не жалея силы. Никита отразит удар. Сжал кулак, одновременно ставя блок, и долбанул под ребра, заставив брата согнуться пополам. Еще один удар я пропустил и не заметил подсечку, но через секунду мы оба валялись на полу. Ярость слепила, адреналин в крови ревел, я продолжал как одержимый наносить удары, получая взамен не менее сильные вспышки боли в теле. Никита не бил по лицу. Как и я, с детства был приучен, что лучше бить в грудак – не так палевно. Поэтому хлеще боксерской груши месил мое тело, а я в ответ дубасил его, и постепенно почувствовал, что становится легче. Крывшие эмоции начали сходить на нет, оставляя лишь ломоту в теле и пустоту внутри. Последний слабый удар, который Никита не потрудился блокировать – и я спекся. Откинулся на пол, тяжело дыша, и закрыл глаза, которые безжалостно резал свет люминесцентных ламп. – Зашибись. Теперь можно не бухать, – Никита сел на пол, аккуратно касаясь подбитой скулы, а я слизнул кровь с пульсирующей губы. – Налей еще, – выпрямился, садясь на пол, и облокотился на колени, сгибая и разгибая сбитые костяшки. Брат поднялся и, налив бухла в уцелевший стакан, отпил, а потом протянул мне. – Спасибо. Залпом опрокинул остатки и отставил стакан прямо на пол посреди вороха осколков. Принял у Никиты подкуренную сигарету и, схватившись за протянутую руку, рывком поднялся, жадно затягиваясь обжигающим дымом. Стекло хрустело под ногами, и я прошел к админскому столу и сел на него, пока Никита по телефону вызывал уборщицу в кабинет. Дожидались мы ее в абсолютном молчании. Так же в молчании ждали, пока она уберет осколки и вытрет разлитый алкоголь. И только после того, как за ней закрылась дверь, брат щелкнул замком и повернулся ко мне, давя прямым немигающим взглядом. – Что, с бабой своей поссорился? Поморщился, физически ощущая отвращение, когда в мыслях всплыло растерянное лицо Вероники. – Давай не будем. Ты обещал, что мы нажремся. Спаивай, – ткнул недокуренной сигой в стол, ломая ее, и проигнорировал предостерегающий взгляд брата. Поднялся. – И приват. Пойдем закажем. Темные стены подсвечивались неоновым фиолетом. Дым от кальяна делал воздух плотным и мутным, он резал глаза и стягивал горло как проволока. Но мне было похрен на раздражающую атмосферу, я был даже рад, что могу скрывать за ней пустоту своего взгляда. Рыжая стрипушка вертела жопой уже пятнадцать минут, и вся ее одежда валялась на невысоком подиуме у противоположной стены. На ней остались лишь тонкие черные стринги и свет неона. Но я ее не хотел. Стук донышка бутылки привлек внимание: Никита поставил водку на стол, предварительно разлив по стопкам.