Встретила меня горничная. Как, впрочем, всегда. Захотелось развернуться и сбежать, глядя на искусственную улыбку вымуштрованной до состояния робота-пылесоса прислуги. – Карина Альбертовна не приказывала накрывать к ужину. Сказала вас ждать. Она снова на диете, не ест после шести. – Я поужинал, – морщусь. Сидеть за столом в одиночестве мне от чего-то именно сегодня противно. – Подай в кабинет вот это, – протягиваю девке измятый одноразовый контейнер. – И боже тебя упаси переложить вкусняшку на фарфор. Приборы тоже не нужно. – Но, как же? – смотрит на меня чертова баба расширившимися от ужаса глазами. Тоже, наверное думает, что я умом тронулся. – Я буду закусывать виски тортом, – ухмыляюсь я. Интересно, как скоро прибежит «любимая» женушка полюбоваться моим безумием. – И есть буду руками. – А если… – А если ты будешь спорить, то вылетишь с работы, без выходного пособия, – рычу я. Не понимаю, от чего злюсь, и почему сорвался на бабу, которая просто делает свою работу. И делает ее хорошо. И виновата в этом чертова девка с глазами как у оленихи и ушастый картавый «колсал», который сам того не подозревая, попал в мою болевую точку. Обозвав меня тррррусом. Виски пьется как вода. Мой любимый кабинет, интерьер которого я подбирал тщательно и нудно кажется сейчас слишком мрачным и тяжелым. Даже воздух, пахнущий сандалом, раздражает. Бесит все, кроме мятого пластикового контейнера, одуряюще воняющего свежим бисквитом. – Прекрасно. Демьянов, скажи мне, ты ходил на день рождения к Таранку, или в столовку для бездомных? И чем так от тебя несет, господи? Каринка словно призрак выплывает из полумрака прихожей. Дверь я закрыть не удосужился, а зря. Она красива ледяной красотой. Сквозь прозрачный шифон пеньюара просвечивает идеальное тело. Паутина ткани делает ее кожу похожей на фарфор. Моя жена – совершенство. Как каменная статуя в музее – любоваться нравится, а дотронуться желания нет. Не то что… Твою мать, что я зациклился на проклятой ведьме которую я видел три раза в жизни, и надеюсь, что больше никогда не увижу. – Это торт, детка. Попробуй, – хриплю, зачерпывая пальцем кремовое безумие. Каркины губки кривятся, но спорить она не решается. Обхватывает мой палец своим ртом. В паху появляется тяжесть. – Знаешь, тебе почаще нужно расслабляться, – хихикает жена, усаживаясь мне на колени. Да, так и нужно. Просто вытрахать из мозга сегодняшний день, вышибить клин клином. Мальчишка был прав. Я трус. В голове гудят колокола. Даже торт уже не спасает. – Мне тоже налей, – голос Карки, как сквозь вату. – Ну, и как там личинос Таранка? Ты подарил ему спорткар? В противном случае, тебя бы с позором изгнали с действа, и ты бы вернулся домой существенно раньше. – Я подарил мальчику телескоп, – кривлюсь я. Беру стакан, плещу в него на полпальца односолодового, разбавляю лимонным соком. Каринка пьет виски только так. Я ее знаю. Столько лет она портит мне жизнь, что я ее изучил до костей. Ее знаю, а чертову бабу с глазами цвета меда – нет. Тогда почему мне до безумия кажется, что я был с ней близок и счастлив? И этот мальчишка ушастый… – И тебя не пристрелил любящий папуля? Демьянов, может отдохнуть съездим? Вместе. Как помнишь, когда-то… – Может, – отвечаю я, делая глоток. – Кар, ты почему не ушла от меня тогда? Ну… – Когда меня подстрелили твои подельнички? – ухмыляется жена. – Я тогда поняла, что ты станешь богом. Вот именно в тот момент, когда ты меня отшвырнул на землю. Демьянов, тогда я еще поняла одну вещь. – Какую? – Что никто не сможет встать на моем пути и отнять у меня тебя. Ни одна баба, ни один сопляк незаконнорожденный, – скалится Каринка. – Странные у тебя фантазии, Карина, – в голове снова колотит кузнечный молот, в ушах шумит. Запихиваю в рот последний кусок торта. Рву последнюю ниточку связывающую меня со слюнявым идиотизмом, который я подхватил словно вирус, когда чуть не сбил ребенка. – Да, фантазии. Может нам все же родить наследника? Ты знаешь, я подумала, часы мои биологические тикают. А семья должна все таки быть полной. Ты прав, Демьянов, я что-то заигралась в стерву. – Ничего себе, – ухмыляюсь, не зная, как реагировать на такие повороты в странной жизни, которая давно перестала быть семейной. – Что на тебя так повлияло? – Внебрачный сын Таранка, дорогой, – показывает белые зубки Карка, скользит рукой по моему животу, дразнит. – Я испугалась. – Ты? Карина, не старайся. У тебя орган чувств отвечающий за страх отмер много лет назад, – хриплю я, чувствуя не возбуждение, которое было бы сейчас уместно, а тягучее отвращение. – Я стану хорошей мамой, как думаешь? – спрашивает Карка, опускаясь на колени. Дергает зиппер на брюках. Меня начинает тошнить. Сахар падает до опасной отметки. Черт. Конечно нет. Она не станет матерью, в ней нет ни грамма теплоты и жертвенности. Нет капли любви. Я вспоминаю взгляд Бемби, как она не выпускала из поля зрения мелкого корсара. И ее губу чертову надутую. И проклятый мед в глазах. И… – Уйди. Мне нехорошо, – отталкиваю от себя жену. В ее глазах обида и… злость? – Карин, нам с тобой не нужны дети. Извини. Я просто устал. Иди спать. – Демьянов, ты скот. – привычно говорит Каринка. Снова превращаясь в ледяную суку. – Я тебя тоже люблю, дорогая, – правила игры не меняются. Глава 9 Лилия – Соня, ну пожалуйста. Ну не с кем мне оставить Петюшу. Садик на карантине, все соседи разошлись кто на работу, кто уехал, тетя Люба слегла с люмбаго. – А мы на анализы ходили с мамой. Мне крррровь брали. Я не плакал, я же корррррсарррр, а коррррсаррры не прррракают, – рычит Петюша. Теперь он эту букву «Р» сует во все слова и в дело и не в дело. Но он так гордится тем, что наконец-то научился ее выговаривать. Улыбаюсь, глядя на возбужденного сына, вертящегося возле моей подруги. С дня рождения прошла почти неделя, и больше приступы головокружений не возвращались. Но исследования я все равно решила сделать. Любин «прохфэссор» сказал, что они нужны, даже просто для самоуспокоения. – Лиль, ресторан не место для маленького мальчика, – вздыхает Соня. – Абрамыч меня раком поставит, если узнает. Ой, прости… – косится она на Петьку, который словно крошечный охотничий сеттер обследует новую для него территорию. Сует нос в каждый угол комнаты для персоналаЮ со всем любопытством, своейственным его возрасту. – И будет у меня как говорит ваша тетя Люба «Блэдный вид и бэлые ногы». Что за люмбаго, кстати ее свалило. Что это за олезнь вообще? Не заразная, надеюсь. Не хватало еще, чтобы вы персоналу притащили какую нибудь инфекцию. – Не, у нее просто жопа отваливается, прямо до любимых мозолэй, – радостно оповещает Петюша, отвлекшись от своего увлекательного занятия. Не уши у него а локаторы, все слышит, особенно то, что ему не предназначено. – Петя, ты что, так нельзя говорить, – хмурюсь я, пытаясь казаться строгой. – А чивой. Она сама так сказала тете Нине. Я слышал. Говорит, прям отстежная задница у ней. А я еще посмотрел, на месте вроде. Наверное пристегнулть успела. А еще я стишок выучил, мне его… – Все не могу, – Сонька смеется беззвучно, колышется всем телом, глядя довольного Петьку. – Только проконтролиоруйц, чтобы ребенок не путался под ногами у персонала и не выходил в зал. И с Абрамычем сама будешь объясняться, если запалит. – А стишок…? – нетерпеливо приплясывает мой сын, явно собираясь весь репертуар презентовать прямо сейчас… – Потом, брат петро. Сейчас твоей маме и глупой тетке, не умеющей отказывать, надо идти на каторгу. А ты сиди тихо, пожалуйста. У меня в столе есть бумага и карандаши, мультики я тебе включу, и в планшет можешь играть сколько влезет. Только не выходи из этой комнаты. – Пачиму? – делает охотничью стойку мой сын. – Потому что злобные орки сегодня будут устраивать в зале людоедские пиршества, – делает страшные глаза глупая Соня. Если она решила так удержать в резервации мальчика, у которого в голове одни приключения и шалости, то она горько ошибается. – Петюш, пожалуйста. Посиди тихо, совсем немножко. Пожалуйста. Тетя Соня пошутила. Там просто люди придут покушать. Я их покормлю и мы с тобой пойдем Бармику подарки покупать. Обещаешь? – А ты не обманываешь? А то вдруг орки тебя съедят, а сами потом превратятся в тебя, и… – Петька, я никогда тебе не вру, – треплю по непослушным вихрам сына. – Будь умницей, умоляю. А то меня уволят и нам не на что будет наряжать твоего Бармалея. – Я могу помочь тебе зарабатывать денежки. Буду выступать, как артист. Нам надают много тысяч и ты сможешь не ходить сюда каждый день. Тем более, что я… – Петь, слушай, артисты много репетируют, прежде чем выступать. Давай в другой раз. Мы с тобой позанимаемся. И я договорюсь с начальником и тогда… – Мы с дяде Борей репетировали уже… Он знаешь как петь умеет. Ооооо. Про «диким стебямзабокалья». Ма, а что это «забокалье», как зазеркалье, да? Я Синявкина спросил, он ответил, что каждый день в забокалье ходит и ему очень нравится. Говорит, что это скорее страна чудес. Он наверное и со шляпником знаком. Как думаешь, если я его попрошу. Он меня с собой возьмет? – Все, Петюш, мне некогда. Ты мне поможешь, если просто тихо тут посидишь немножко. А потом мы с тобой пойдем в магазин. И я куплю тебе суперприз, как самому послушному на свете мальчику. Уговор? – я улыбаюсь, гоня дурные предчувствия, которые накатывают душными волнами. Зря я затеяла это. Надо было просто отпроситься. Но мне очень нужны деньги. А Синявкина я растерзаю, а еще лучше расскажу тете Любе про его путешествия в «забокалию». Она ему покажет кроличьи норы и волшебные «липсиры». – Уговор, – супится мой малыш. Мне страшно оставлять его одного. Но деваться некуда. Ресторан у нас дорогой. Не просто дорогой. Он шикарный, пафосный и как по мне абсолютно безвкусный. Это касается и еды и интерьера. Все вычурное, но ледяное. Высокая кухня пресная и безумно дорогая. Бизнесс-ланчей у нас нет, и слава богу. Простым смертным вход в заведение не по карману. Но странным образом все столики на обед сегодня у нас забббррронированы. Я металась по залу с подносом, ни на минуту не забывая о ждущем меня малыше. Периодически поглядывала на часы отсчитывая минуты. – Десятый, через пять минут придут гости. Проверь пожалуйста, – шепнула мне Сонька, кивнув на самый дорого столик, стоящий углублении зала. – Абрамыч вчера чуть не свихнулся от радости. Квохтал, что если этот гость станет тут постоянным, то можно считать, что жизнь удалась. – Кто хоть придет? – А я знаю. но судя по восторгам нашего генерала, сама королева англицкая поди пожалует. Давай, детка ты лучшая. И чаевые там, наверняка, будут царские. Купишь тете Любе новую жопу, – хмыкнула подруга и молнией унеслась в кухню. Я проверила приборы, осмотрела скатерть, поправила салфетки и… – Зачем ты притащила нас снова в эту жральню, – знакомый голос за моей спиной прозвучал как залп баллистической ракеты. Мне показалось, что я приросла к полу. – Демьянов, нужно давать правильные вводные. Ты сказал, что нужен столик в самом шикарном ресторане, для встречи с деловым партнером и его второй половиной. Я, как порядочная супруга очень богатого дяденьки взяла под козырек и выполнила пожелания моего господина. Так чем ты недоволен, милый? – насмешливый женский дискант звучит восхитительно. Я боюсь обернуться. Боюсь снова встретиться со взглядом темных вишен, который до сих пор преследует меня в каждом сне. И я все время убегаю в этом сне и просыпаюсь от страха, что теряю самую важную часть своей жизни. – Да, извини, дорогая. Я поворачиваюсь, словно в замедленной съемке. Это мои гости, я знаю. Это я должна проводить их сейчас к чертову столику и подать меню, склонив холуйски голову. – Добрый день. Я буду вашей официанткой во время сегодняшнего обеда, – механически выдавливаю из себя заученнцю фразу, вместе с фальшивой улыбкой. Карие вишни кажется просверлят сейчас дыру в моей переносице. Женщина, стоящая рядом с Демьяновым прекрасна. Я машинально дергаю чертов передник. Смешно и глупо. – Ну, так проводите нас к столу, – приподнимает бровь мой мучитель. – И, девушка, я бы хотел увидеть администратора. – Вам что-то не понравилось? – боже, я жалкая. Блею, как коза, и рюша на переднике уже размахрилась от того, что я ее почти разорвала. – Нет, нам нравится все. – Тогда может я могу помочь? – Это вряд ли. Я хотел попросить, чтобы нас обслуживала другая официантка. И еще, уберите от моей жены винные бокалы. Ты ведь не будешь пить, дорогая.