– Да… нет… не знаю! Со мной попросили сфоткаться, и… Меня внезапно осеняет догадкой. – Игорь был занят, делал кофе, там собралась целая толпа. Меня попросили сделать селфи. Наверное, отвлекли. А я, как дура, поверила, что маркет всем понравился. – Ох, Алька, беда с вами, – вздыхает бабушка. – Ну что теперь плакать? Бог с ними, с деньгами. Много там хоть пропало? – Четверть от выручки. – Ну и наплюй. Урок тебе. Когда ты за кассой – не отвлекайся! Никаких селфи, автографов, надуманных предлогов. Убедилась, что сменщик принял кассу, – отходишь. Поняла? Я киваю, пытаясь отдышаться, но от слез нос наглухо забит. – А что теперь делать с Андреем? – Да выпороть! – в сердцах фыркает бабушка. – За дурацкие споры и детские игры. Ему бы о поступлении думать, а не о том, кто лучше в бизнес играет. – Он меня уволит, и будет прав. Спор – не оправдание, чтобы обвинять невиновных в воровстве. А если бы я подумала на кого-то другого? На Игоря? На Риту? На Кира?! – Полагаю, если бы так случилось, то тебе удалось бы сдержаться. Я поднимаю голову и удивленно смотрю на бабушку. – Что ты имеешь в виду? Но она явно не настроена давать пояснения. – Вот что, Аля, ты уже взрослая. Если чувствуешь, что виновата, – пойди и извинись. Неприятно, самолюбие страдает. Может и не простить, обвинение обидное и серьезное. Но навык признавать ошибки и просить прощения тебе пригодится. Впрочем, настаивать не буду. Можешь сидеть и рыдать, оправдывать себя тем, что Андрей и без воровства не подарок… – Неправда! – возмущенно восклицаю я. – То есть… он, конечно, идиот, хам, выскочка и мажор, настоящая Луковая Башка… Что ты улыбаешься? Что смешного, ба?! – Беги, – бабушка поднимается, – извиняйся. Вон, захвати печенья, я тебе испекла. На сытый желудок, знаешь ли, мужчины становятся добрее. Она тут же серьезнеет: – Но чтобы к девяти была дома! Никаких докладов по биологии! А теперь я знаю и ощущение, как камень падает с души. Меня не надо уговаривать, я подскакиваю собираться. Наспех заплетаю волосы, натягиваю джинсы с толстовкой и выбегаю из подъезда в распахнутой настежь шубе, прижимая к груди контейнер с печеньем. – Оденься, дурная! – вслед мне кричит бабушка, прежде чем захлопнуть дверь. От моего дома до дома Лукина всего несколько остановок, и, на мое счастье, почти сразу, как я подхожу к остановке, подъезжает троллейбус. Наверное, мне никогда еще не было так страшно в сознательном возрасте. Я, конечно, волновалась перед контрольными, иногда нервничала на работе, волновалась за бабушку, когда она болела. Но ни разу еще я не чувствовала такого глупого страха маленькой девочки, которая боится, что ее не простят. Бабушка всегда прощала. Всегда учила, что даже самые обидные слова, сказанные в пылу ссоры близкому, можно взять назад. И тебя простят, обнимут, не перестанут любить. Но семья – это одно, да даже на прощение друзей еще можно надеяться. А как извиниться перед тем, кого ненавидишь ты и кто не менее сильно ненавидит в ответ? Стоя у порога его квартиры, я долго не решаюсь позвонить. Хочется развернуться и бежать, сделать вид, что ничего не было. Обиделся? Да плевать! У меня есть десятки поводов обидеться сильнее за все время издевательств в детстве. Но я упрямо стою, пока, наконец, дрожащей рукой не касаюсь звонка. Дверь открывает Мария Январовна. При виде меня она удивленно поднимает брови. – Альбина? Ты что здесь делаешь? Что случилось? – Здравствуйте, Мария Январовна, а Андрей дома? Я на минуту. – Андрей болеет. – Можно мне к нему на пару слов? Пожалуйста! – Альбин, у него температура. Давай ты побережешься. Вдруг ковид? Опять всем классом пойдете на карантин. А у вас экзамены. И в кофейне Игорь один не справится. – Ну пожалуйста-а-а! Мария Январовна! Мне очень-очень надо! Я болела ковидом, честно, у меня иммунитет! Два раза болела, совсем недавно, вы же помните! Она с сомнением качает головой, но я почти победила. Когда надо, я могу быть убедительной. – Мария Январовна, мне очень надо извиниться. Правда. – Извиниться? Так Андрей сегодня такой мрачный, потому что вы снова поскандалили? Я уж думала, ему совсем плохо. Ладно. Пять минут, не больше! И если заболеешь – пеняй на себя. – Спасибо! Я несусь в комнату Лукина, едва не роняя по дороге печенье и даже не сняв шубу. А когда захожу в небольшую, но со вкусом обставленную спальню, обнаруживаю, что Андрей спит. Когда он не язвит и не делает гадости, он даже красивый. Светлые волосы падают на лицо, ресницы чуть подрагивают. Одной рукой он мило обнимает подушку. Я стараюсь не смотреть на его обнаженную грудь, но это довольно сложно – посмотреть есть на что. Лукин – один из немногих отлично сложенных старшеклассников. В нем нет присущей нашему возрасту нескладности. Наверняка ходил в какую-нибудь дорогущую частную секцию. Я вздрагиваю, когда он открывает глаза и смотрит прямо в упор. – Тыква? Чего тебе? – У меня есть имя вообще-то. – Рад за тебя. Стоп, Альбина, ты пришла извиниться, а не поругаться еще раз. – Как ты себя чувствуешь? – Пока ты не пришла, было ничего. – Слушай… Я пришла попросить прощения. Я знаю, что это не ты взял деньги. Я вспылила и несправедливо обвинила тебя. – И как же ты до этого дошла, Шерлок? Сняла отпечатки пальцев? – Просто поняла. Догадалась. Одна из посетительниц специально меня отвлекла. Ее подружка забалтывала Игоря, а третья, наверное, взяла деньги. Прости, что подумала на тебя. Иногда мои эмоции берут верх над разумом, и я обижаю хороших людей. – А, я уже хороший, – мрачно усмехается Лукин. – Где-то в глубине души… – Значит, мне повезло, что ты вспомнила девиц. Хорошо хоть, не вызвала полицию. Думаю, сидеть в отделении было бы грустнее, чем лежать в теплой постельке. А уж какая это честь – иметь судимость… Я виновато опускаю голову, чувствуя, как слезы подкатывают к горлу. А ведь он прав. Я могла вызвать полицию, изложить им свои подозрения – и сломать ему жизнь. Вряд ли я бы так поступила, все-таки это и его кофейня. А может, по закону Андрей даже имеет право брать деньги из кассы в любой момент. Но сейчас логические доводы вылетели из головы. – Прости, – выдыхаю я, чувствуя, как слезы все-таки проливаются на щеки. – Я не права. Я доработаю смены, пока вы не найдете нового бариста. – Тыква, ты какого фига ревешь?! Ты… ты ненормальная! Хватит рыдать! Одним движением он поднимается с постели и направляется ко мне. Я не знаю, что собирается сделать Андрей, зачем он тянет руки. Стараюсь не думать об объятиях, хотя какая-то часть меня была бы совсем не против. Но в тот момент, когда он касается моих плеч, открывается дверь. – Куда?! – возмущенно интересуется Мария Январовна. – Я тебе дам! Андрей! Не маленький же, врач что сказал? Ни с кем не контактировать! Альбина допущена к тебе на пару минут. Альбина, ты зачем пришла? – Извиниться… – Извинилась? – Да… Мария Январовна смотрит на племянника. – Простил? Андрей тяжело вздыхает и морщится. Наверное, он действительно сильно болеет. – Простил. – Тогда нечего цеплять заразу. Шуруй домой, пока бабушка не разволновалась, темень такая! – Да, я пойду. Я… выздоравливай. Я разворачиваюсь к двери, потом спохватываюсь и сую в руки Андрею контейнер. – Это тебе. Пока!