Часть 18 из 40 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ваши пятьсот.
Открываю кассу и замираю.
Она совершенно пуста.
Ничего! Никаких денег! Ни единой купюры!
Да, в наш век гораздо чаще платят картой, по QR-коду или переводом, но и наличные никто не отменял! Я точно помню, что лично клала в кассу деньги. Несколько компаний расплатились тысячными, одна девушка дала кучу сотенных бумажек, да что там – я сама, когда почувствовала, что от голода сводит желудок, перекинула несколько сотен из банки для чаевых в кассу, чтобы съесть маффин.
А теперь касса совершенно пуста.
– Игорь! – Я зову сменщика.
Потом спохватываюсь: клиентка ждет.
– Прошу прощения, у меня не будет сдачи. Можете оплатить по QR-коду? Или я могу перевести вам сдачу по номеру телефона. Устроит?
– Я разменяю, – отмахивается девушка и несется к одной из мастериц. – Все равно хотела взять пряников.
– Что такое? Ты чего такая бледная? – спрашивает сменщик.
– Где деньги?
– Какие деньги?
– Из кассы! Я лично клала сюда деньги! Ты же видел?
– Видел…
Он озадаченно чешет затылок, глядя на пустые лотки.
– А, собственно, и правда где?
Логика здесь простейшая. В последний раз я открывала кассу за пятнадцать минут до просьбы о селфи, и эти пятнадцать минут не отходила от стойки. Значит, когда я ушла фотографироваться, деньги были внутри.
Игорь был занят заказами и в сторону кассы даже не смотрел. Посторонний человек не откроет ее без ключа, а ключ я храню не в замочной скважине, а на куске скотча под столешницей – просто на всякий случай. Вытащить ключ и убрать – доведенное до автоматизма действие.
Кроме меня и Игоря за стойкой побывал только один человек. И ему крайне выгодно, чтобы сегодня «Магия кофе» осталась без значительной части выручки.
– Я его убью!
– Кого?
Игорь осекается.
– Ты же не думаешь, что это… нет, Аль! Ну не совсем же он…
– Побудь пару минут один.
Я стаскиваю фартук и, кипя от гнева, направляюсь к подсобке.
Лукин валяется на составленных в ряд стульях, сложив ноги на коробку. В ушах наушники, взгляд прикован к айфону. Он не видит, как я вхожу, и едва не падает от неожиданности, когда я со всей силы шлепаю его по ноге.
– Тыква, ты сдурела?!
– Это ты потерял берега! Ты вообще в зеркало на себя смотреть можешь?!
– Что с тобой опять случилось? Обнаружила, что вселенная не крутится вокруг тебя? Так я в этом не виноват, это мир так устроен.
– Лукин, ты пал ниже плинтуса. Я, конечно, не была о тебе высокого мнения. Но того, что ты опустишься до воровства, не ожидала!
– И что же я украл? – издевательски фыркает Андрей. – Только не говори, что твое сердечко, меня стошнит розовыми соплями.
– А то ты не знаешь! Красть – это ужас, Андрей. Если ты таким способом собираешься выиграть спор, то гордись! Опускаться до твоего уровня я точно не стану.
– У нас что-то украли?
Он довольно убедительно хмурится. Или это актерский талант, или…
– Я вообще-то все время был здесь, если ты не забыла.
– Только вот деньги из кассы пропали именно в тот момент, когда ты полез заряжать телефон. Кстати, что-то я не вижу его на зарядке. Нанотехнологии? Или просто повод зайти за стойку.
Андрей мрачнеет. Я осекаюсь на полуслове, вдруг поймав его взгляд, и чувствую, как по коже проходится мороз.
Это не он.
Я вижу по глазам. По горькому разочарованию и обиде, лишь на секунду сменившей холодную усмешку.
Несколько секунд Андрей просто смотрит. Так, словно видит впервые, словно, несмотря на обжигающую обоюдную ненависть, между нами только что рухнул последний мост.
Прежде чем я успеваю что-то сказать, Лукин подхватывает куртку и уходит, задевая меня плечом. Удар слабый, но я все равно ощущаю себя так, словно только что попала под каток. Во всяком случае, с сердцем происходит именно это. Его как будто сжимают тиски, и я отчетливо начинаю понимать смысл выражения «камень на сердце».
Вот сейчас ты действительно натворила дел, Альбина. Возможно, непоправимых.
– Аль? Ты дома? Как там твоя ярмарка?
Когда я не отзываюсь, ба заглядывает в комнату и озадаченно замирает на пороге.
– Что случилось? Что ты плачешь? Не пугай меня!
– Все нормально, ба, – вытираю я слезы. – Просто устала.
– Болит что-то? Температура? Кто обидел?
– Никто меня не обидел.
Я и сама лучше всех прочих умею себя обижать. И других. Если в итоге останусь одна, без друзей и родных, сама буду виновата. Чудом помирилась с Риткой, обвинила в воровстве Андрея. Что дальше? Начну писать гадости в соцсетях? Выкладывать в пабликах анонимные сплетни?
Бабушка не была бы собой, если бы просто сдалась. На несколько минут она исчезает – вешает шубу в шкаф, а потом проходит в комнату и садится напротив.
– Ну что стряслось? Кто тебя обидел? Опять Лукин постарался?
– На этот раз в роли Лукина я, – всхлипнув, отвечаю я. – Тяжело испытывать к себе отвращение.
– Даже так. – Бабушка качает головой. – Что натворила?
Мне стыдно. Впервые в жизни мне так стыдно, что тяжело говорить. Я и раньше стыдилась: плохих оценок, резких слов, глупых поступков. Но впервые мне противно самой от себя.
Но ба не отстанет. Пока не выпытает все подробности и не убедится, что мои беды – всего лишь преувеличенные проблемы подростка, она не оставит меня наедине с совестью. Слишком много бабушка повидала за время работы в школе. И уяснила: детские проблемы ничуть не уступают по серьезности взрослым. А иногда и превосходят, ведь мы уже научились чувствовать всем сердцем, а справляться с этим только предстоит.
– Обвинила Андрея в воровстве, – тихо признаюсь я.
Даже звучит отвратительно.
– Без оснований?
– Ну… да. Из кассы пропали деньги. Именно в тот момент, когда Андрей подошел туда под выдуманным предлогом. Я решила, что он это сделал, чтобы выиграть спор. Пошла скандалить и…
– И?
– Поняла, что он этого не делал. Просто почувствовала. Он так посмотрел… ужасно! Я никогда никого ни в чем не обвиняла. Не знаю, что на меня нашло. Вспомнила, как он сломал кофемашину, разозлилась…
– Он сломал кофемашину?
– Угу. Прямо перед буккроссингом.
– Ну и паршивец.
– Сегодня я его переплюнула. Он еще и заболел! Из-за меня, понимаешь? Из-за того, что дал мне куртку. Лежал в подсобке с температурой, а я…
Нервы окончательно сдают, я роняю голову на руки и реву с новой силой, хотя еще пару минут назад казалось, что слез не осталось.
– Ну что ж ты рыдаешь-то так, горе. Сглупила. Нельзя так. Хорошо, что сама поняла. Без доказательств – никаких обвинений. Там у кассы только Андрей был?